Она молча кивнула, мысленно шепча: «О боже! Только бы Берта ничего не заметила».
– Пожалуйста, передай ей чашку, Ганс.
– А тебе, Эрнест, черный с двумя кусками сахара?
– Ja, ja, – закудахтал отец.
– А ну-ка, Энн, передай чашку дедушке.
Осторожно взяв чашку с блюдечком, Энн медленно прошла по ковру.
– Отлично, отлично! – одобрил отец, вылив с блюдца расплеснутый кофе. – Видишь, я говорю по-английски.
Энн от восторга захлопала в ладоши. – Und ich spreche deutsch[32], – сказала она.
Часы пробили без четверти два. Джой проглотила кофе, обжигая рот. «Держи себя в руках. Бери пример с матери, Стивена, Ганса», – убеждала она себя.
Мать посмотрела на свои ручные часы.
– Без десяти два. Поднимитесь наверх, Джой, возьмите свои вещи. Если в два часа мы не выедем, позже ехать не имеет смысла.
Джой вскочила. Слишком поспешно. Слишком явно. Вслед за ней встала Берта, воскликнув:
– Позвольте, дорогая, я принесу ваши вещи.
Они столкнулись в дверях. Джой подумала: «А что, если Берта услышит, как колотится ее сердце?» Мысленно она представила, как Берта поднимает чересчур тяжелую сумку. У нее закружилась голова, и она подумала: «Я упаду в обморок».
Откуда-то издалека до нее донесся спокойный, неторопливый голос матери.
– Джой, моя дорогая, лучше знает, что ей взять с собой. А ты отведи Энн в туалетную комнату вымыть руки. После ананаса они такие липкие.
Под влиянием царившей вокруг нее предупредительности Энн сама разрешила вопрос, схватив Берту за руку своей рукой, неважно, была ли она липкой или нет.
Джой взбежала наверх по лестнице, схватила свое пальто и пальто Энн, прикрыв ими зияющее отверстие своей сумки, на дне которой лежали бриллианты.
Сбегая с лестницы, Джой увидела мать, выходившую из гостиной рядом с отцом, что-то заботливо говорившего ей.
– Нет, я не устала, – сказала мать по-немецки Берте, помогавшей ей надеть пальто, и тут же суетилась Шарлотта с ее сумкой и шляпой в руках. – Доктор советует мне побольше быть на свежем воздухе.
– Застегнись хорошенько, mein Liebchen, чтобы не простудиться, – обратилась она к Энн, когда Джой, схватив девочку за руку, сбегала вниз по лестнице.
Энн уселась на заднее сиденье машины, Джой следом за ней, сердце у нее так колотилось, что казалось, вот-вот она задохнется. Стивен и Ганс все еще стояли с матерью на террасе, и Джой закусила губу, чтобы не крикнуть им: «Поторопитесь!»
Часы пробили два.
– Ну, едемте! – весело крикнула мать. И, взяв Стивена и Ганса, сказала: – Пойдемте, я всех задерживаю.
Спокойно, неторопливо села в машину рядом с Джой, а Джой про себя молилась: «Боже, помоги мне выдержать все это». Возле машины очутилась Берта; сунув в окошко шаль, она сказала: – Возьмите с собой мою норвежскую шаль, на случай если будет прохладно.
Наскоро поблагодарили, и машина тронулась.
Машина описала круг по дорожке, они крикнули: «Auf Wiedersehen!», и помахали группе провожавших, столпившихся возле подъезда. У ворот они оглянулись и в последний раз увидели отца, стоявшего одиноко с рукой, поднятой в прощальном жесте.
– Скорее! – заторопила мать. – Берта пошла наверх, чтобы положить паспорт обратно в портфель. И она будет звонить Хорсту.
На Хеерштрассе Ганс вывел свой лимузин в бесконечный поток мчавшихся машин, встав в хвост большому черному с белым кадиллаку с номером вооруженных сил Соединенных Штатов.
– Раз этот впереди нас, будем гнать вовсю; для них не существуют правила движения, – усмехнувшись, сказал он. Затем посмотрел на спидометр. – Успеем!
– Двадцать три минуты. – Джой волновалась. Она сверила часы на приборном щитке с ручными часами. Поймав ее взгляд, мать успокаивающе кивнула головой.
Энн, прижавшись к стеклу, вдруг взбунтовалась:
– Почему мы едем не по той дороге? Не к тете Гедвиге?
В зеркальце Стивен встретил взгляд Джой и укоризненно покачал головой.
Мать, прижав Энн к себе, шепнула:
– Все в порядке. Сначала мы заедем в аэропорт, кое-кого проводить, но это секрет.
– Тетю Луэллу? – спросила Энн.
С таинственным видом мать приложила палец к губам.
– Мы опаздываем? – допытывалась Энн. – Ганс так гонит машину, просто ужасно!
– Мы боимся опоздать, поэтому Ганс и гонит машину.
Глаза Джой были прикованы к часам. Двадцать минут… Девятнадцать минут… Штульпнагельштрассе… Шарлоттенбург…
Джой окидывала беглым взглядом места, к которым она успела привыкнуть, и ожидание у светофора было для нее настоящей пыткой.
Ганс свернул с широкого проспекта на боковые улицы с умеренным движением, и повел машину с предельной скоростью.
– Шестнадцать минут, – прошептала Джой.
Вой сирены пожарных машин заставил Ганса съехать в кювет. Одна за другой мимо них промчались машины.
– Четырнадцать минут.
Самолет описывает круги, идя на посадку.
Джой взглянула на Стивена. У него на лбу выступили капельки пота, когда он увидел машину, которая шла за ними. Посмотрела на Ганса: Ганс закусил губу.
Дорога в аэропорт; и впереди и позади них непрерывным потоком шли машины; контрольная вышка; радарные установки; подъезд в аэропорт.
Подогнав машину к центральному зданию аэропорта, Ганс облегченно вздохнул.
– Десять минут. Молодец, Ганс, – наконец-то успокоившись, сказал Стивен.
Кто-то окликнул их. Похолодев, они смотрели на Хорста, который через открытое переднее стекло машины спрашивал:
– А что делает здесь в этот час мое дорогое семейство?
Никто не ответил.
– Скорее открой дверцу, дядя Хорст, – зашумела Энн. – Мы приехали проводить тетю Луэллу и чуть-чуть не опоздали.
– So!
Хорст помог матери выйти из машины, на его лицо набежали тучки.
– Чем мы обязаны миссис Дейборн, чтобы всем семейством провожать ее?
– Джой хотела лично передать Луэлле какие-то вещи,– доверительно пояснила мать. – А писать ей не хочется.
Джой указала на туго набитый дорожный мешок, пытаясь принять таинственный вид.
Мать близко наклонилась к Хорсту: – По-моему, в наших интересах вести себя так, чтобы у нее осталось о нас хорошее впечатление.
– А потом мы поедем к тете Гедвиге.
Хорст снова включил свою улыбку.
– А не устроить ли мне свободный день и не поехать ли вместе с вами отпраздновать столь знаменательное событие: Берта звонила мне и сообщила великолепные новости! – И он похлопал Стивена по плечу.
– Это будет мило, дорогой. – Улыбка матери была столь же ослепительна, как и улыбка Хорста.
– Скорее же! – и Энн нетерпеливо затопала ножкой. – Ведь мы опоздаем!
– Она права. – Мать взяла Энн за руку. – А ты не пойдешь с нами? Ведь ты без ума от миссис Дейборн?
– Я? – Глаза Хорста сузились, выражение лица стало жестким. – Мне наплевать, пусть даже самолет разобьется вдребезги!
– Ну, тогда будь умницей, поставь машину Ганса, а мы постараемся вернуться как можно скорее.
Она пошла к входу с Гансом и Стивеном, Энн галопом неслась впереди. Джой не отставала от них, чувствуя, что ноги вот-вот могут подкоситься. Все происходящее было для нее страшным кошмаром. Суета, толкотня в переполненном зале ожидания. Суматоха при выполнении формальностей. Голос дежурного, объявляющий по радио номер самолета на немецком, французском и английском языках.
Поцеловав Джой, мать крепко прижала к себе Энн.
– Mein Liebhen, mein Liebhen! – прошептала она.
Только тут Энн все поняла. Она громко зарыдала:
– Хочу, чтобы бабушка ехала с нами!
– Успокойся, дорогая! – прошептала мать, и голос ее дрогнул, когда она произносила эти слова. Открыв сумочку, она вынула носовой платок и вытерла слезы Энн. – Бабушка скоро будет с тобой!
Когда сумочка раскрылась, Джой заметила бархатный футлярчик, который утром она видела в ларце с драгоценностями, и мысленно она помолилась, чтобы сердце матери выдержало столь ужасное напряжение.
Взяв Энн за руку, Джой побежала, спеша присоединиться к группе пассажиров, стоявших у входа на посадку. В тот момент как стюардесса опустила барьер, она оглянулась: Стивен и Ганс бежали к самолету, и горестное выражение их лиц точно ножом полоснуло по ее сердцу.
Самолет вырулил по взлетной полосе, и на одно мгновение они увидели в окно высокую фигуру матери в черном пальто, махавшую им платком.
Джой откинулась на сиденье. Самолет развернулся по ветру. Заревели моторы. Сдерживая слезы, она закрыла глаза. Что ее горе в сравнении с горем Стивена и Ганса? Какое право имеет она плакать? Мысленно она вернулась к одинокой фигуре на трассе аэродрома и к Хорсту, который ждал их. Сколько он будет их ждать? А когда он пойдет за матерью… Что она будет делать? Что она скажет?
Самолет набрал скорость, и мимо них пронеслись здания аэропорта в дымке туманных образов.
Они поднялись в воздух. Под ними распростерся и постепенно исчезал Берлин. Она наблюдала, как в ясном воздухе крутился пропеллер. Мысленно она все еще была с матерью, все еще видела ее лицо, обращенное к небу вслед самолету, улетавшему на Запад.
