Соперник был безупречен во всех отношениях. Его просто невозможно было заподозрить в стремлении к выгоде. На какую выгоду может рассчитывать сын техасского миллионера, беря в жены продавщицу отечественного цветочного магазина? Он приезжал за Анечкой на гоночном автомобиле и покупал все цветы, которые она продавала, — от кактусов до орхидей. Он носил ковбойские сапоги с бриллиантами и подавал нищим сотенные купюры.
Дело близилось к трагической для Пистолетова развязке. Было понятно, что такому жениху Анечка отказать не сможет. Даже бабушка и мама не нашлись, что сказать против такого брака: ясно, что ни в прописке, ни в Анечкиной зарплате подобный претендент не нуждался.
Но Анечка не была бы Анечкой, если бы не нашла достойный ответ этим проискам акулы капитализма. Однажды, задумчиво теребя золотистую прядь, девушка воскликнула: «Эврика!» Она вспомнила, что техасец как-то подозрительно бродил по их дачному участку и каблуком роскошного сапога рыл ямку. «Он подозревает, что у нас на даче есть нефть!» — приговорила претендента Аня.
И техасец убыл восвояси, так и не поняв, почему ему отказала эта красивая, но немного сумасшедшая девушка. А Пистолетов понял, что пора включать мозги, а не полагаться на силу чувств.
Два дня мозгового штурма явили миру блестящий план. И уже утром нового дня Пистолетов приступил к его исполнению. Он пришел к Анечке без всяких цветов, собранный и решительный, как на задание.
— У меня к тебе дело, — коротко сообщил он.
Через полчаса в пустом кафе, поглядывая на папку с какими-то документами, он сказал:
— Ты мне нужна. Для выполнения важного задания на территории чужого государства. Мне необходимо внедриться в среду особо опасных международных преступников. Для этого требуется помощница, красивая, знающая языки, владеющая компьютером и разбирающаяся в искусстве. Речь идет о торговцах картинами и предметами антиквариата. Но, чтобы выехать из страны, нам придется пожениться. Нас ждет немало опасностей и невзгод, и я должен быть уверен в своей напарнице. Поэтому мне нужна именно ты. Решайся!
Анечка слушала его завороженно, глаза сияли, прекрасные губы приоткрылись.
— Пистолетов! Ты единственный в моей жизни мужчина, который сказал мне правду. Остальные всегда делали вид, будто любят меня, и только ты не стал врать. Я согласна, Пистолетов! Используй меня для своего важного дела.
Они скрепили свой договор деловым, но очень горячим поцелуем. А уже через месяц стали мужем и женой.
Отгремела музыка веселой свадьбы, пролетел медовый месяц в Испании. Итальянский ангел лежал в объятиях Пистолетова, и он нежно касался чудной золотой пряди. Казалось, эти недели омыли счастьем душу недоверчивой его подруги, и она безмятежно и радостно принимала любовь славного сыщика.
Но вдруг легкая тень набежала на Анечкины небесные черты.
— Слушай, Пистолетов, кажется, ты что-то говорил мне до свадьбы… О том, что я тебе нужна… для чего-то важного. А для чего — я забыла. Так зачем я тебе нужна?…
Пистолетов посмотрел в потолок, покрепче прижал к себе Анечку и ответил:
— Конечно, нужна. Просто так нужна. Низачем. Нужна — и все.
Анечка удовлетворенно вздохнула, и тень беспокойства покинула ее лицо. А весь ночной мир любви пел вокруг: «Просто так, низачем, нипочему, просто нужна…»
Женщины кружились вокруг моего избранника, словно осы возле ложки, измазанной вареньем. Он их не отгонял. Напротив, благосклонно принимал дамское поклонение, выражавшееся в дурацком хихиканье, беспардонной лести и бытовой, якобы дружеской, помощи. Иногда мне хотелось взять в руки гигантскую мухобойку и быстро и точно всех их перехлопать по штуке в секунду. Но я понимала, что, выбирая такого красавца и супермена, не только наживаю себе комплексы и проблемы, но и приобретаю множество соперниц. Впрочем, Стасик даже не подозревал, что я его выбрала. Мне кажется, он и не замечал меня за этим частоколом стильных женских фигур. Их было так много и они стояли вокруг него так плотно, что мне просто некуда было втиснуться. Гостеприимный холостяцкий дом Стасика давал трещины, когда в него набивались все желающие полюбоваться хозяином. Я тоже присутствовала на этих посиделках и разглядывала своих конкуренток.
Царила на этих вечерах интеллектуалка. «Экзистенциализм», «ментальность» и «пассионарность» — эти слова так и слетали с ее ненакрашенных губ вместе с крошками торта. Иногда в порыве страсти к прекрасному Стасику она произносила зажигательные лекции, достойные увековечивания в виде докторской диссертации. Впрочем, весьма часто ее перебивала другая любительница поговорить — ярая феминистка.
Феминистка рассказывала душераздирающие истории из своей жизни о проклятых тиранах-мужчинах и смотрела на Стасика, как голодная тигрица на мирно пасущегося самца зебры. В упоении борьбы с агрессивным мужским началом она то и дело прижимала Стаса к своей обширной груди, и остальные дамы начинали недовольно гудеть, опасаясь за жизнь любимого человека.
К этим двум присоединялась и вечнозеленая от вдохновения и сигарет поэтесса. Она носила балахонистые платья в античном стиле, курила, отставляя в сторону мундштук, и читала басом стихи, посвященные нашему общему объекту поклонения. Стихи мне нравились, особенно те, где она заклинала объект: «Не бросай на меня свой волнительный взор, я могу загореться, как спичка…» На спичку она совсем не походила, но общее направление ее поэтической мысли меня устраивало. А те строчки, где поэтесса сообщала Стасику: «Я ухожу в туманные холмы, я покидаю вас, земных людишек!», просто вселяли в меня надежды. Правда, она так и не поднималась из плотно оккупированного ею кресла…
Надо заметить, что эти мэтры разговорного жанра казались мне не самыми опасными. Куда сильнее меня волновали молчаливые красавицы и невразумительно щебечущие милашки. Скажем, накачанная дама, которая всегда подпирала притолоку подобно мощной, но пропорциональной кариатиде. Или девушка-обезьянка, так и норовившая вспрыгнуть к Стасу на колени с простодушием австралийской аборигенки. А пара манекенщиц, которым я доставала макушкой до того места, откуда росли их ноги и заканчивались юбки! А как хороши, как свежи были две стрекочущие выпускницы лицея, удачно скрывающие за макияжем свою свежесть… Но главными соперницами были, конечно, дамы предбальзаковского возраста. Бизнес-вумен, чья мобилка играла, словно симфонический оркестр. Домохозяйка с опытом семейной жизни, приносившая пироги, грибочки и успевающая пропылесосить квартиру и помыть посуду, пока мы, расходясь, успевали лишь накрасить губы…
В этом цветнике мои скромные достоинства были незаметны, и шансы на получение Стасикова сердца просто равнялись нулю. По ночам, вместо того чтобы думать о работе, где мои дела шли не слишком хорошо, я думала о соперницах. Я представляла себя Сусаниным, который уводит их далеко-далеко. Дэвидом Копперфильдом, который сделает их невидимыми. И даже Владимиром Ильичом, который отправит их к станкам и пашням. Увы, это были лишь наивные дамские грезы… Соперницы не испарялись и не исчезали… Но жизнь всегда подскажет решение тому, кто его ищет.
Прогуливаясь весенним днем по бульвару, я увидела рослого молодца, прислонившегося к стене. Что-то знакомое почудилось мне в его облике, и уже через минуту я вела его за собой в Стасикову квартиру. Примитивная уловка: «Срочно нужен мужчина на пару часов» подействовала — парень оказался доброжелательным и согласился сыграть роль моего поклонника. В помещении он подпер своим мускулистым телом косяк двери рядом с загадочной «кариатидой». А через некоторое время они исчезли, и я увидела свою соперницу лишь на свадьбе, куда она пригласила меня в знак благодарности. Эта первая удача подсказала мне путь, по которому я могла бы увести своих противниц прочь от Стаса. Путь, усыпанный не проклятиями, но белыми розами. Я решила всех их распихать по мужьям.
Быстрее всего, как ни странно, удалось спихнуть феминистку. Нет, ее принципы остались при ней. Просто я нашла среди своих приятелей закоренелого домостроевца. Они схлестнулись в такой решительной и страстной борьбе, что восторжествовал принцип единства противоположностей, и, громко споря, мужчина и женщина отправились в загс. Следом укатили на одинаковых «мерседесах» сосны-манекенщицы. Жениха я им сыскала одного на двоих, но машины он подарил каждой в отдельности. А к жизни в гареме они уже морально подготовились в нашей компании. Домашняя хозяйка была мною отправлена к немецкому предпринимателю. Когда я ему объяснила, сколько марок он на ней сэкономит, немец просто обалдел от такой выгодной сделки. И даже выплатил мне комиссионные. Конечно, в процессе борьбы за свое нелегкое женское счастье работу пришлось бросить. Но зато я пристроила девушку-мартышку доктору философии. У него аллергия на всех животных, но нужен кто-то рядом, чтобы молча слушать и преданно глядеть. Труднее всех оказалось пристроить интеллектуалку Несмотря на полную ненакрашенность, она проявила редкую переборчивость. Ею был отвергнут молодой политик — за то, что не выговаривал ее любимое словечко «экзистенциальный», — затем она отказала американскому профессору, сказав мне по секрету, что он полный идиот, потому что все время говорит на какой-то тарабарщине. Надо понимать, что «тарабарщиной» она нарекла великий английский язык. Но наконец и она успокоилась, когда я познакомила ее с великим гуру, по совместительству работающим сторожем в бане. Гуру с таким многозначительным видом произносил «отож» и «чистый дзен», что наша интеллектуалка притихла, а потом выдала три тома расшифровки этих новых философских понятий. Поэтессу я сосватала удачнее всех. Конечно, такой специфический товар требовал специфического потребителя. И я нашла его. Это оказался «новый русский», изнывающий от желания помеценатствовать. Потенциальный меценат не хотел участвовать в коммерческих проектах. Все, что сулило хоть малейшую выгоду, с отвращением им отбрасывалось. Я в два счета доказала ему, что стихи моей поэтессы не принесут ему ни копейки. Он обрадовался, словно ребенок, нашедший цветное стеклышко. Сейчас у них выходит собрание ее сочинений. Очередной том с золотым тиснением раздают возле метро, доплачивая при этом читателям по одной гривне. Иногда там собирается очередь.
