Заявить, что тебе кто-то омерзителен, равносильно признанию своего поражения. Ненависть — чрезвычайно сильное чувство. Угодив в ее тиски, потом часто задаешься вопросом: а стоило ли до такой степени гнобить того человека? Из-за отца меня выгнали из «Фридом Мьючуал», я считала его преступником и предателем и все же не могла заставить себя возненавидеть его. Ведь это было бы почти то же самое, что возненавидеть самое себя.
Совсем иное дело Адриенна Клегг. Она не была членом семьи, да и к тому же вероломно разрушила ту жизнь, которую я усердно для себя выстраивала. Так что я всерьез ее ненавидела — и одновременно презирала себя за то, что с самого начала дала слабину и не сумела отразить атаку этой захватчицы, посягнувшей на нашу маленькую семью.
Наверное, с этим мне до сих пор труднее всего смириться. Ведь с первого взгляда на нее я поняла — это наша беда. Так почему было не дать бой сразу же? Что помешало мне, почему я позволила ей все растоптать?
Впрочем, я забегаю вперед.
Адриенна Клегг. Немного за сорок. Высокая. Худющая, как жердь. Огненно-рыжие волнистые волосы, плотным шлемом облегающие голову. Смуглая, будто всегда загорелая кожа. («Я на четверть индианка, во мне течет кровь инков», — сообщила она мне однажды.) Эта женщина одевалась исключительно в кожу, носила гигантские претенциозные серьги и массивные кольца на шести из десяти пальцев. Словом, какой-то гибрид между цыпочкой байкера и одной из амбициозных манхэттенских дамочек, неутомимых искательниц любовных приключений.
На самом деле на Манхэттене Адриенна Клегг потерпела полный крах. Она была с позором изгнана оттуда, и точно так же с позором вылетела из Лос-Анджелеса и Лондона. Но после этого удачно приземлилась в Бостоне. Надо же было такому случиться, чтобы судьба свела ее с Тео как раз в тот момент, когда он познакомился с местным кинорежиссером Стюартом Томкинсом. А Стюарт как раз снял малобюджетный, примерно за 10 тысяч баксов, комедийный боевик, черную пародию на «Бонни и Клайда», героями которой были студенты колледжа. Назвал он свою ленту «Гангстер из Дельта-Каппа»[82] — отвратное название. Стюарт был самым настоящим кинопсихом, помешанным на фильмах. Они с Тео были примерно одних лет, по тридцать с небольшим. Как и Тео, жил Стюарт в малюсенькой квартирке и так же перебивался фастфудом и полуфабрикатами. Но на этом сходство заканчивалось. Стюарт был длинным и тощим. Очень длинным и очень тощим — сто тридцать фунтов при росте шесть футов пять дюймов.[83] Он был сильно прыщав. («Лицо у него, как чашка Петри с культурой бактерий», — пошутил Тео.) А еще от него неприятно пахло. К счастью, так получилось, что у нас дома он не бывал — я не приглашала. Тео, будучи его лучшим другом, как-то заглянул к нему скоротать вечерок, но потом объявил мне, что никогда более не совершит этой ошибки. В квартире у Стюарта обнаружились залежи посуды, немытой полгода, горы грязного нижнего белья на полу, туалет, явно немытый со времен одиннадцатого сентября,[84] и над всем этим витал стойкий запах человека, откровенно пренебрегавшего гигиеническими нормами.
Тео был помешан на чистоте и порядке, и неудивительно, что после первого — и единственного — визита к Стюарту он вернулся домой с таким видом, словно перенес тяжелый токсический шок.
— Больше это не повторится, я не выдержу, — решительно заявил он, откупорил флакон моей туалетной воды (единственный мой флакон туалетной воды!), поднес его к носу и жадно втянул свежий цветочный аромат. — Это было все равно что шагнуть в выгребную яму. Но этот малый снял классное кино, которое принесет мне целую кучу денег.
«Принесет мне целую кучу денег». Вспоминая эти слова много позже, я вдруг поняла, что уже тогда, в самом начале нашей совместной жизни, Тео рассматривал этот потенциальный куш как свою, и только свою, выгоду.
В полной мере отдаю Тео должное — я бы никогда не поверила, что «Гангстер из Дельта-Каппа» способен заинтересовать хоть десяток зрителей. А он мгновенно разглядел и мощный потенциал ленты, и незаурядный талант Стюарта, «если, конечно, заставить его вымыться».
Со Стюартом Тео познакомился в архиве, где тот подрабатывал в кинотеке и, как и Тео, мечтал лишь о том, чтобы по десять часов в день смотреть фильмы. Потом выяснилось, что Стюарт получил небольшое наследство от тетки («Слышь, да она вообще, наверное, была чокнутая, что оставила мне хоть что-то»), которого как раз хватило на то, чтобы профинансировать съемки восьмидесятиминутного ужастика. Он снял его на видеокамеру в кампусе муниципального колледжа в Марблхеде. Все актеры были местные жители, каждый из которых получил по триста баксов, и все съемки Стюарт провел за десять дней. Он был дружен с парой ребят, занимавшихся спецэффектами, которые рассматривали эту сделанную «на коленке» работу как трамплин, возможность с минимальными затратами воплотить в жизнь кое-какие самые бредовые свои идеи.
Вот как раз это и поразило меня в «Гангстере из Дельта-Каппа» больше всего: его бредовость, нелепость и халтурность. Тео уговорил меня посмотреть фильм дома. Она даже притащил гигантское картонное ведро с попкорном, и мы жевали его во время просмотра этого идиотского фильма. Странно, но в этом зрелище и впрямь было что-то по-своему притягательное, какая-то изюминка. За примитивной и довольно бездарной актерской игрой, дешевыми спецэффектами явно ощущался своеобразный талант, способный привлечь зрителя и приковать его к экрану.
Сюжет фильма был примитивен, типичная дешевка: вечер выпускников колледжа, входивших в некое идиотское студенческое общество, превращается в сущий кошмар, когда один зубрилка и его подружка (представительница субкультуры готов) решают отомстить придуркам, травившим парнишку в годы учебы. Ботаник и готка, обратившись в ангелов возмездия, готовят страшные, изощренные казни для оболтусов, играющих в футбол и попивающих пивко: здесь и смерть от электрического тока, и выдавливание глаз, и выталкивание из окна на заостренные колья ограды, и вскрытие черепа электропилой, и даже вырывание языка плоскогубцами…
А потом они начинают грабить банки.
Сцены насилия в фильме, несмотря на всю жестокость и натурализм, отличал какой-то неистовый черный юмор. Стюарт и его соавторы выплескивали на экран море крови, но делали это с таким задором и залихватской удалью, что все это дикое действо невольно захватывало, причем одновременно вам было крайне неуютно от того, что вы позволили себе так увлечься этой кровавой резней.
Особенно заинтриговал меня общий подтекст фильма: его можно было рассматривать как атаку на оголтелую безынтеллектуальность, которая, к сожалению, всегда оставалась и остается характерным компонентом американской жизни. Словом, перед нами была типичная картина жанра «месть затюканного умника»: малый, которого постоянно вышучивали и дразнили, меняется ролями с наглыми, тупыми амбалами, считающими начитанность ужасным пороком, и берет над ними верх. Хотя оголтелая жестокость ленты меня шокировала, я поймала себя на том, что где-то в глубине души аплодирую психу, проучившему обидчиков.
— Что ж, все это интересно, конечно, — заговорила я, когда по экрану побежали финальные титры, — только теперь мне не обойтись без трех стаканов водки и горячего душа, чтобы смыть всю грязь.
— Это шедевр, — оценил фильм Тео.
— Ну, по-моему, это слишком сильно сказано.
— А по-моему, нет. Такой талантище не каждый день встретишь.
— Если это талант, то совсем неотшлифованный.
— Ага, потому-то он и интересен. Он примитивен, вот и воняет вдобавок.
— Да, эта удушливая деталь определенно важна.
— А еще должен тебе сказать, кино такого рода отлично продается. Если как следует его раскрутить, фильм станет хитом номер один во всех городах, где только есть учебные заведения. Члены подобных студенческих обществ будут от него в восторге. А уж когда он выйдет на DVD, я сяду за руль «порше».
— Что-то я не очень представляю тебя за рулем «порше», Тео.
— Это было образное выражение. Но обещаю тебе, эта лента станет блокбастером, будет делать сумасшедшие сборы. А чтобы начать раскрутку, мне нужно всего пятьдесят тысяч.
— И где же ты предлагаешь их взять?
— Вообще-то, я надеялся, что ты захочешь вложиться, сделать инвестиции в проект…
Я предполагала нечто подобное и все же безумно занервничала, услышав эти слова.
— У меня нет лишних пятидесяти тысяч, чтобы выбрасывать их на ветер.
— Да есть они у тебя, есть.
— Как ты можешь утверждать подобное?
— Просто я видел твою выписку из банка.
— Ты что, рылся в моих бумагах?
— Эй, оставь этот прокурорский тон. Разумеется, я не копался в твоих бумажках. Но месяц назад ты подводила баланс по своим счетам и оставила все банковские выписки у меня на столе…
