– Это не входило в мои цели, сэр, – ответил Гарри, глянув на карту. – Вряд ли я сообщил о чем-то, вам еще неизвестном, включая тот факт, что союзники овладели аэродромом в Вильгельмсберге. – Это подтверждалось маленьким американским флажком, пришпиленным к аналогу аэропорта на карте. – Но вы можете не знать, сэр, что приказа уничтожить ваши танки ждет эскадрилья бомбардировщиков «Ланкастер», а батальоны Эйзенхауэра наступают в боевом порядке.
Гарри было известно, что на том аэродроме не было ничего, кроме пары самолетов-разведчиков «на приколе», застрявших там из-за нехватки топлива.
– Ближе к делу, лейтенант, – сказал Кертель. – Зачем генерал Эйзенхауэр послал вас ко мне?
– Попробую вспомнить дословно, сэр. – Гарри притворился, будто роется в памяти. – Не должно остаться никаких сомнений в том, что эта страшная война стремительно катится к финалу, и верить в возможность победы способен только недоумок с ограниченным боевым опытом.
Намек на Гитлера не ускользнул от офицеров, окружавших своего фельдмаршала. Именно в этот момент до Гарри дошло, чего здесь не хватало. В фельдмаршальской палатке отсутствовали нацистский флаг и портрет фюрера.
– Генерал Эйзенхауэр высочайшего мнения о вас и вашем девятнадцатом корпусе, – продолжил Гарри. – Он не сомневается, что ваши люди положат жизни за вас, что бы ни случилось. Но ради всего святого, спрашивает он, во имя чего? Это сражение закончится полным уничтожением ваших войск, и мы тоже понесем тяжелые потери. Всем ясно, что конец войны – вопрос всего нескольких недель, так зачем эта бессмысленная резня? Генерал Эйзенхауэр читал вашу книгу «Кадровый военный», когда учился в Вест-Пойнте, сэр, и одно высказывание запечатлелось в его памяти на весь период службы.
Гарри прочел мемуары Кертеля две недели назад и понял, что их можно использовать против фельдмаршала. Сейчас он был готов цитировать почти наизусть.
– «Посылать молодых ребят на бессмысленную смерть – признак не лидерства, но тщеславия, и это недостойно кадрового военного». В этом, сэр, вы единодушны с генералом Эйзенхауэром, а потому он гарантирует, что если вы сложите оружие, то к вашим людям отнесутся с высшим почетом и уважением, согласно положениям Третьей Женевской конвенции.
Гарри ожидал ответа в духе: «Неплохая попытка, молодой человек, но можете передать командованию вашей жалкой дружины, засевшей по ту сторону холма, что я сотру ее с лица земли». Однако Кертель сказал другое:
– Я обсужу предложение генерала с моими офицерами. Будьте добры подождать снаружи.
– Конечно, сэр. – Гарри козырнул, покинул палатку и зашагал к джипу. Куинн не проронил ни слова, пока он забирался на переднее сиденье и устраивался рядом.
Было очевидно, что мнения офицеров разделились: из палатки доносились возбужденные голоса. Гарри мог представить, какие там звучали слова – честь, здравый смысл, долг, реализм, унижение, жертвоприношение… Но больше всего он боялся двух: «Он блефует».
Прошел почти час, прежде чем майор пригласил Гарри обратно в палатку. Кертель стоял чуть поодаль своих самых доверенных советников с лицом человека, утратившего вкус к жизни. Свое решение он принял, и даже если отдельные офицеры не были согласны с фельдмаршалом, они не посмели бы ослушаться. И Кертелю было незачем сообщать Гарри, каким он был, его ответ.
– Позволите ли вы, сэр, связаться с генералом Эйзенхауэром и доложить о вашем решении?
Фельдмаршал коротко кивнул, и его офицеры быстро покинули палатку, дабы позаботиться об исполнении приказа.
Гарри вернулся в джип в сопровождении майора и наблюдал, как двадцать три тысячи человек кладут на землю оружие, покидают танки и строятся в колонны по три, готовясь к сдаче. Теперь Гарри страшился только того, что в трюк, обманувший фельдмаршала, не поверит его собственное командование. Он вызвал полковника Бенсона и несколько секунд ждал ответа, надеясь, что майор не заметит каплю пота, покатившуюся по его переносице.
– Ну и сколько их, Клифтон? – были первые слова полковника.
– Соедините меня, пожалуйста, с генералом Эйзенхауэром, полковник. Это лейтенант Клифтон, его адъютант.
– Ты в своем уме, Клифтон?
– Так точно, сэр, я подожду, пока вы его найдете.
Пробеги Гарри стометровку, его сердце билось бы реже, чем сейчас, и сколько же времени будет думать полковник? Гарри кивнул майору, но тот не ответил. Томясь ожиданием, Гарри наблюдал за тысячами бойцов: некоторые были откровенно потрясены, тогда как другие не скрывали облегчения, присоединяясь к шеренгам тех, кто уже покинул свои танки и сложил оружие.
– Генерал Эйзенхауэр у аппарата. Это вы, Клифтон? – наконец донесся голос полковника Бенсона.
– Так точно, сэр. Я рядом с фельдмаршалом Кертелем, и он принял ваше предложение сложить оружие на условиях Женевской конвенции ради предотвращения, если я правильно помню ваши слова, ненужного кровопролития. Если вы выдвинете один из ваших пяти батальонов, они смогут провести операцию должным образом. Я собираюсь появиться на Клемансо вместе с девятнадцатым корпусом, – он бросил взгляд на часы, – примерно к семнадцати ноль-ноль.
– Будем ждать вас, лейтенант.
– Благодарю, сэр.
Через пятьдесят минут Гарри второй раз за сутки преодолел холм, и немецкий корпус следовал за ним, как за Крысоловом, прямо в объятия техасских рейнджеров. Когда девятнадцатый корпус окружили семьсот человек и двести четырнадцать танков, Кертель понял, что его обманули англичанин с ирландцем, единственным оружием которых были джип и носовой платок.
Фельдмаршал извлек пистолет, и Гарри на миг подумал, что по его душу. Кертель встал по стойке «смирно», отдал честь, приставил ствол к груди и нажал на спуск.
Гарри не испытал никакой радости от его смерти.
Когда немцев окружили, полковник Бенсон поручил Гарри возглавить триумфальное сопровождение пленных в полевой лагерь, и даже Пэт Куинн не сдержал улыбки, едва они тронулись в путь.
Они удалились примерно на милю, когда джип наехал на немецкую мину. Гарри успел услышать громкий взрыв и вспомнить пророческие слова Пэта о девяти жизнях; одновременно джип подбросило и машину поглотило пламя.
А затем – пустота.
Как понять, что ты умер?
Происходит ли это мгновенно – раз, и тебя уже нет?
Гарри мог положиться только на мелькавшие образы, которые сменялись перед ним, как шекспировские герои. Но он не понимал, была ли это комедия, трагедия или историческая драма.
Главным действующим лицом неизменно была женщина, которая играла безупречно, а остальные персонажи как бы по ее воле выплывали на сцену и скрывались за кулисами. Затем он открыл глаза и увидел стоявшую рядом Эмму.
Гарри улыбнулся. Она просияла, склонилась и бережно поцеловала его в губы.
– Добро пожаловать домой, – проговорила она.
И в этот момент Гарри не только осознал, как сильно любит ее, но и понял, что отныне они никогда не расстанутся. Он взял ее за руку.
– Выручай, – заговорил он. – Где я? И как давно?
– В Бристольском госпитале, чуть больше месяца. Ты был на волосок от смерти, но я не собиралась терять тебя во второй раз.
Гарри нежно сжал ее руку и улыбнулся. Он утомился и провалился в глубокий сон.
* * *
Когда он очнулся вновь, было темно, и он почувствовал, что вокруг никого нет. Он попытался представить судьбу героев из его видений за минувшие пять лет – они, как в «Двенадцатой ночи», наверняка считали, что он канул в море.
Прочла ли мама его письмо? Воспользовался ли Джайлз своим дальтонизмом, чтобы уклониться от призыва? Вернулся ли Хьюго в Бристоль, когда узнал, что Гарри больше не представляет для него угрозы? Живы ли сэр Уолтер Баррингтон и лорд Харви? И еще одна неотвязная мысль: не ждет ли Эмма подходящего момента сообщить, что в ее жизни появился кто-то другой?
Внезапно дверь палаты распахнулась. Вбежал маленький мальчик с криками: «Папа, папа, папа!» – запрыгнул к нему на кровать и обвил ручонками.
Затем появилась Эмма, замершая при виде первой встречи мужчин ее жизни.
Гарри вспомнилась его собственная детская фотография, которую мать хранила на каминной полке в доме на Стилл-Хаус-лейн. Он не нуждался в доказательствах того, что этот малыш его сын, и чувствовал незнакомое прежде волнение. Мальчик скакал на кровати, а он всматривался: светлые волосы, голубые глаза и квадратный подбородок – все как у отца Гарри.
– Боже мой… – выдохнул Гарри и снова провалился в сон.
* * *
Когда он проснулся, Эмма сидела рядом. Он улыбнулся и взял ее за руку.
– Ну, с сыном я познакомился, какие еще будут сюрпризы?
