Но Анэмонэ упорно отказывалась отвечать. Когда адвокат спросил ее о причине молчания, она ответила, что ненавидит судебные процессы. Она вспомнила, что до того, как увидела Кику в зале суда, он провел несколько дней в лечебнице для душевнобольных. Теперь она подумала, что дело не ограничилось простым обследованием, ему сделали еще и лоботомию. Кику был совершенно подавленный, располневший, сгорбленный… Его опустошенные глаза отчаянно шныряли по комнате. Анэмонэ выглядела скромно, без косметики, чтобы не привлекать к себе внимания, и робко сидела в зале. Прокурор зачитывал обвинение: незаконное владение огнестрельным оружием, угрозы, преднамеренное повреждение личной собственности, нанесение увечий, преднамеренное убийство. Кику пытался что-то сказать судебному чиновнику, но судья велел ему молчать и слушать обвинение, и Кику снова сжался.
По окончании процесса Кику стал знаменитостью. Прежде его имя и фотографии не появлялись даже в прессе, теперь же его можно было видеть по общенациональному телевидению с искрометными комментариями: «Перед вами Куваяма Кикуюки, легкоатлет, выросший вместе с поп-звездой Хаси, его сводный брат». Кику представляли как юношу, первым совершившим убийство в прямом телеэфире. Кику мгновенно прославился, а продажа пластинок Хаси тут же пошла в гору.
Судебный процесс начался после того, как ажиотаж немного стих. Услышав выдвинутые против Кику обвинения, зал зашумел. К Кику подлетел адвокат и принялся уговаривать его отказаться от обвинения в преднамеренном убийстве. Тот некоторое время качал головой, потом решительно поднялся и заявил, что убийство не было преднамеренным, после чего все присутствующие, адвокат, судья и даже прокурор облегченно вздохнули.
Защите потребовалось три дня для допроса свидетелей. Адвокат не стал отводить остальные обвинения, но настаивал на том, что убийство не было преднамеренным: его подзащитному невыносима была сама мысль, что его ближайший друг, а в сущности — брат, вынужден кривляться на телевидении, и в состоянии глубокой депрессии он решился на нападение и насилие. Адвокат пытался убедить многочисленных свидетелей, которые, как и репортеры, сочувственно относились к Кику, в необходимости более мягкого приговора. Приехавший с острова Куваяма вместе с обливающимися слезами монахинями из сиротского приюта рассказывал присутствующим, какими неразлучными были эти два мальчика, отчего у всех наворачивались слезы. В довершение всего перед судом предстал господин Д. и заявил, что больше всех в случившемся виноват он, что это он побудил Кику совершить преступление, поскольку именно ему пришла в голову мысль использовать историю происхождения Хаси, чтобы лучше продавать диски с его записями. Он соглашался, что поступил бесчеловечно, но дело в том, что, как уроженец Кансая, он помешан на наживе и поэтому, попутанный бесами, воспользовался страданиями другого ради получения прибыли. «Не вижу ничего удивительного в том, что Кику пришел на помощь брату, — говорил господин Д. — Он хотел спасти его репутацию».
Кику не скрывал, у кого приобрел пистолеты — у филиппинца по имени Тацуо де ла Крус. Послед-
ним свидетелем выступил судебный врач, проводивший обследование черепа Нумада Кимико. По его мнению, в момент выстрела ствол пистолета находился под углом в 15-30 градусов к линии горизонта. Иными словами, Кику, утратив, вероятно, самообладание, стрелял в воздух, а высокая Нумада оказалась перед ним, когда он нажал на курок. Нажал на курок, не намереваясь никого убивать. Поскольку ствол был направлен вверх, никто из телеоператоров не пострадал. Убийство было чистейшей случайностью, заключил адвокат. Когда судебный врач показал рентгеновские снимки черепа убитой, Кику задрожал. Он заткнул уши, чтобы ничего не слышать, зажмурился и разрыдался. По знаку судьи выступление судебного врача прервали и объявили получасовой перерыв. Адвокат вывел из зала суда согнувшегося, словно дряхлый старичок, и закрывшего лицо руками Кику.
На протяжении процесса прокурор и не пытался доказать, что Кику совершил преднамеренное убийство. Он не стремился опровергать свидетелей защиты, ограничившись тем, что после их длившегося полдня допроса убедился, что оружие принадлежало Кику. Все присутствующие, включая Кику, успокоились и остались довольны вынесенным приговором. Все, кроме Анэмонэ.
Адвокат произнес заключительную речь: — Я согласен с тем, что нас не должна подкупать «литературность» случившегося. Суд не обязан принимать во внимание прошлое преступника или его душевное состояние, ему следует учитывать только законы, изначально предназначенные для защиты прав человеческой личности. Однако я не могу не признать, что преступлению этого молодого человека способствовало то общество, которое мы с вами создали. Я не хочу таким образом оправдывать обвиняемого, но призываю всех подумать о том, что он сам был жертвой, когда семнадцать лет назад его, абсолютно беспомощного, оставили в камере хранения! За его действиями, какими бы ужасными они ни были, стояло желание защитить брата, который перенес точно такие же, как он сам, унижение и стыд. В данном случае речь идет вовсе не о неуважении обвиняемого к человеческой жизни, а о прямо противоположном.
Прокурор же настаивал на том, что главная задача суда — выявление характера преступления, а не обнаружение давних обстоятельств, оказавшихся его причиной.
В день вынесения приговора Кику по-прежнему бросал вокруг себя тревожные взгляды. По обвинению в незаконном владении оружием, угрозах, повреждении имущества и непреднамеренном убийстве его приговорили к пяти годам тюрьмы. Присутствовавшие остались довольны. Господин Д. пожал руку адвокату. Прокурор застенчиво улыбался, показывая тем самым, какая сложная задача стояла перед ним. Хаси обнял Нива и, поглаживая ее по волосам, прошептал:
— Уверен, что года через три его выпустят. Тогда мы сможем жить все вместе.
Охранник взял Кику за руку и повел из зала. При виде происходящего у Анэмонэ перехватило дыхание. Сначала она подумала, что причиной всему духота. Она попыталась было откашляться, чтобы избавиться от неприятного ощущения в горле, открыла рот, но вместо этого вдруг, брызгая слюной, завопила:
— Кику! — Перегнувшись через ограждение она размахивала своим белым беретом. — Ты забыл про датуру! Вспомни датуру! Не допускай, чтобы с тобой такое сделали!
Выходившие из зала оборачивались, чтобы посмотреть на Анэмонэ, похожую на куклу в белоснежном костюме и высоких сапогах, с розой на груди; короткие завитые волосы прилипли к ее голове и только их напомаженные кончики поблескивали. Кику медленно обернулся. Услышав слово «датура», он вздрогнул.
— Кику, еще ничего не кончено!
Он улыбнулся Анэмонэ и впервые за время суда распрямил спину. Охранник подтолкнул его, и Кику, похожий на побитого кота, скрылся в дверном проеме. На нем был все тот же черный костюм, что и в рождественскую ночь, но пуговицы оборваны, локти и колени лоснятся, рукава в дырах, там и сям свисали нитки. Как только Кику исчез, Анэмонэ направилась к выходу, не обращая внимания на удивленные взгляды толпы. У нее за спиной послышался голос Хаси:
— Бедный Кику, ну и досталось ему!
При выходе из зала Анэмонэ обернулась и, по очереди осмотрев присутствующих, остановила взгляд на впалых щеках Нива.
— Придет время — и я всех вас отдам на съедение крокодилу! — прокричала она.
Вечером Анэмонэ достала рождественский подарок от Кику — книгу «Все про омлеты». Рецепт омлета с рисом на сто восемьдесят второй странице Кику обвел красным карандашом. Анэмонэ купила за один раз двадцать десятков яиц и принялась готовить омлеты. Она покидала дом только для того, чтобы купить отсутствующие ингредиенты, а все остальное время с утра до поздней ночи занималась приготовлением. Вся комната была заполнена омлетами. Не считая кровати, все было заставлено жареными яйцами, кетчупом и отварным рисом. Окинув взглядом это странное зрелище, Анэмонэ хихикнула, а потом, сотрясаясь всем телом, разрыдалась.
Перестав плакать, Анэмонэ схватила ближайшую тарелку с омлетом и швырнула ее в прикрепленную к стене карту островов Караги. Осколки тарелки с грохотом разлетелись, в ее памяти всплыло вдруг обнаженное тело Кику. Казалось, его мышцы покрыты тонкой бумагой. Неужели она никогда больше не коснется его? Анэмонэ задрожала от ярости, готовая вот-вот снова разрыдаться. Она подумала, что сойдет с ума, ведь у нее не осталось больше ни слезинки. Она сняла трусики и засунула палец во влагалище, как это делал с ней Кику. Палец был ледяным, и ее ягодицы покрылись гусиной кожей. Анэмонэ так глубоко погрузила палец с острым ногтем, что дрожь наконец-то прекратилась. Она почувствовала, что внутри нее становится влажно. Тогда, стащив с ноги нейлоновый гольф, она запихнула его во влагалище и принялась осторожно им двигать, пытаясь представить себе член Кику. Прислушиваясь к хлюпанью внутри себя, она думала о возбужденном члене Кику, напоминавшем стебель вареной спаржи. Но это не помогало. В голове всплывали либо настоящие стебли спаржи, либо член отца, который тот как-то показал ей, когда они вместе принимали ванну. Она попыталась представить раздевающегося Кику, густые волосы на его груди, глубокие складки вокруг пупка, широкий шрам на боку, мозоли от спортивной обуви на подошвах… Снова поглаживая себя между бедер, она вдруг поняла, что совершенно забыла его лицо, и с криком вскочила с кровати. С гольфом во влагалище, она пробежала через комнату по залитому кетчупом рису, схватила с полки фотографию Кику в рамке, полминуты вглядывалась в нее, а потом приняла решение отправиться туда, где он сейчас находится.
