Уиллоу останавливается на лестнице как вкопанная на полпути вниз в подвал.
Как она могла забыть о том, что здесь было? Она опускается на ступеньку и смотрит на полуразобранные книжные шкафы. Отвертка, её первый сообщник, лежит в стороне.
— Что такое? — Гай садится рядом с ней.
Уиллоу качает головой. И снова она чувствует, что ей плохо, что эта сцена, как и место несчастного случая, должна стать для нее губительной. Она задается вопросом, почему ей так отчаянно не требуется бритва, почему все оставляет ее равнодушной. Она поворачивается, чтобы посмотреть на Гая, и ее потрясет то, как сильно увиденное затрагивает его. Глядя на отвертку, он бледен, почти похож на призрака. Это с ним придется все улаживать.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает она. — Гай, все в порядке?
— Не знаю. — Он отрывает взгляд от отвертки и смотрит на неё. — Просто я знаю, что это, должно быть, самая ужасная вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни.
— Прости меня. Я не знаю, зачем потащила тебя сюда. — Уиллоу убирает с его глаз волосы. — То есть, зачем я заставила тебя притащить меня сюда. Я думала.… Не знаю, что я думала. — Она качает головой. — Думаю, теперь я уловила связь между Дэвидом и тем, каким он был, когда мы пришли сюда, и тем, что он плачет... Но я не знаю, и в любом случае, это не имеет смысла. А даже если бы имело, то я столько времени не плакала, ничего не чувствовала, пытаясь убедить себя, что я не могу плакать, что… зачем бы мне начать это делать сейчас? — Она прячет лицо в ладонях.
Гай обхватывает руками её за плечи, но ничего не говорит.
— Может, я должна была столкнуться с Марки, — говорит Уиллоу. Она поднимает голову и смотрит на него. — Может, поэтому мы приехали сюда. — Она пожимает плечами. — Дело не в том, что я знала, что должно было произойти, но… Неважно.… Послушай, я сейчас запущу стирку, потом достану Булфинча, а потом не знаю, что еще. Хочешь подождать здесь, пока дождь не закончится, а потом мы поедем обратно?
— Хорошо, я согласен, по крайней мере, пока не закончится стирка. Но ты уверена, что здесь все закончила?
— Я даже не знаю, зачем сюда пришла, — говорит Уиллоу, поднимаясь со ступенек и загружая одежду в стиральную машину. — Это займет какое-то время. — Она засыпает стиральный порошок и нажимает на кнопку. — Так, давай вернемся наверх, и, ну не знаю, я возьму книгу…
Она уныло поднимается по ступенькам. — Хочешь подождать здесь? — Она указывает в направлении гостиной. — Я собираюсь пойти взять Булфинча… — Уиллоу не хочется, чтобы Гай шел с нею, потому что она собирается что-то ему подарить из рабочего кабинета ее родителей, там, где Булфинч, и ей хочется, чтобы это был сюрприз.
— Ты уверена, что хочешь сейчас побыть одна?
— Я в порядке… Просто… послушай. — Уиллоу ведет его в гостиную. — Раньше это место было моим самым любимым для чтения во всем мире. — Она залезает на подоконник. — Иди сюда. — Она немного улыбается, когда Гай садится рядом с ней. — Я буквально на секунду, ладно?
— Не торопись.
Уиллоу идет по коридору в кабинет, задаваясь вопросом, вызовет ли у нее комната, где ее родители провели большую часть своего времени, где они сделали всю свою работу, такое же оцепенение, как и все остальное. Но когда она открывает дверь и осматривает от пола до потолка книжные шкафы и огромный родительский стол с бордовой кожаной записной книгой, то понимает, что опять ничего не чувствует.
Она направляется к книжному шкафу и вытаскивает Булфинча. Потом она смотрит еще несколько секунд, пока не находит "Унылые тропики". Она знает: если Дэвид когда-нибудь узнает, что она кому-то отдала экземпляр их отца, первое издание в отличном состоянии, то убьёт её. Но она не может себе представить, что это произойдет в ближайшее время, и в любом случае, уверена, что это будет иметь значение для Гая. Она отчаянно хочет подарить ему что-то особенное.
Некоторое время Уиллоу бесцельно прогуливается по кабинету, вытаскивая случайные книги. Все предметы, словно песок, покрывает тонкий слой пыли. Ей кажется, есть что-то подходящее в том, что дом сейчас похож на место археологических раскопок. Она садится за письменный стол и просматривает страницы книги записей, болезненно интересуясь, чем были заняты ее родители в последние дни своей жизни.
Там нет ничего особенного: несколько записей, выполненных едва разборчивым почерком отца, счета и письмо домоправительнице, исписанное уверенным маминым почерком.
Ханна,
Большое спасибо, что осталась и помогла с вечеринкой, я бы не справилась без тебя. Сегодня не нужно пылесосить, но не могла бы ты купить обогащенного кальцием апельсинового сока, когда пойдешь в магазин?
Кальций для Уиллоу!
Уиллоу забирает записку — она решает положить ее на свой стол дома у Дэвида. Ей больше нечего взять на память. Она не может взять картину, Дэвид обязательно такое заметит. Вряд ли здесь найдется еще один исписанный от руки лист бумаги, который был бы более интересен для нее. В любом случае, что-то подобное может быть только на компьютере. Это небольшая вещица, на самом деле, довольно бессмысленная, но ей хотелось бы иметь небольшой клочок бумаги с маминым почерком на нем.
Она берет книги и лист бумаги и покидает кабинет, останавливаясь по дороге в гостиную, чтобы спрятать "Унылые тропики" в сумку.
— Эй, что читаешь? — Спрашивает она у Гая, который листает книгу, сидя на подоконнике.
— Ты не шутила, когда сказала, что у твоих родителей тысячи и тысячи книг, — говорит он, указывая на полки в гостиной.
— Оскар Уайльд. — Уиллоу садится рядом с ним и смотрит на название книги, которую он держит. — Он довольно забавный. Держу пари, что твой преподаватель сказал тебе много чего почитать у него.
— Что ты там держишь, помимо Булфинча? — спрашивает Гай, глядя на листок бумаги у нее в руке.
— Ох, это просто записка, которую написала моя мама… Ничего особенного. — Уиллоу пожимает плечами. — Прости, что заставила тебя привезти меня сюда. В смысле, я попросила многого, и ты, наверно, не хотел пропускать колледж, и.… И это ничего мне не дало. Но все же спасибо тебе.
— Тебе не нужно благодарить меня. — Гай берет у нее из руки лист.
— Кальций для Уиллоу, — читает он.
Уиллоу не осознаёт, что плачет, пока Гай не поднимает руку и не тянется к ней, чтобы вытереть её слёзы. И тогда она понимает, что была права насчет брата, что требуется невероятная сила, чтобы чувствовать такое горе. И она не знает, сможет ли справиться с ним, потому что это действительно больно, больнее, чем бритва. И теперь, после посещения места гибели родителей, после того, как она увидела место, где заключила ужасный союз с отверткой, она не понимает, как что-то настолько простое, настолько обыденное могло, в конце концов, так сильно повлиять на нее.
Может, это произошло из-за того, что она поняла, когда слушала, как Гай читал записку, что она больше не будет ничьей дочерью, как поняла это, когда увидела Дэвида с Изабеллой. Никто не будет беспокоиться о ней так, как её родители, или заботиться о ней так, как это делали они. Она снова сможет почувствовать подобную связь, только когда сама станет матерью. И даже тогда она все ещё будет нуждаться в своей матери, а ее не будет там, не будет, потому что она мертва. Мертва. Раньше срока на десятилетия.
Она поражена, на самом деле поражена, что бритве удалось сделать ее настолько бесчувственной на такой долгий срок, потому что то, что она испытывает сейчас, настолько ошеломляюще, настолько всепоглощающе, что понадобится нечто большее, чем несколько порезов бритвой, чтобы подавить боль.
Она хватается за живот, боясь, что иначе боль возьмет над ней верх. Гай ничего не говорит. Он просто убирает волосы с ее лица и время от времени вытирает ладонью слезы.
— Я… Я… не… — Она давится словами. — Я больше ничья дочь! — Уиллоу говорит это так, будто только что это осознала. — И я знаю... Знаю, что должна извиниться перед братом за то, что... что… — Она на секунду замолкает. Она хватает ртом воздух так сильно, что ей кажется, будто тяжело дышит.
— Ты можешь дышать? — спрашивает Гай.
— Да, то есть, нет. Дай мне секунду. — Уиллоу вытирает нос тыльной стороной руки. — Это было невежливо, извини. — Она немного истерически смеется. — Я не могу дышать, когда очень сильно плачу... И я не могу вспомнить… когда последний раз вот так плакала…
Она на секунду перестает говорить и пытается вытереть глаза. Но это бесполезно, сродни попытке остановить приливную волну. Ее руки переплетаются с его, она хватает его за запястья и поворачивается к нему лицом, поскольку они сидят бок о бок на подоконнике.