– Номер первый. Если Джуна нарисует прямоугольник, а затем уменьшит его ширину на десять процентов и увеличит длину на пять процентов, на сколько процентов изменится общая площадь прямоугольника?
Он поднял глаза на Дилана. Тот сидел, откинувшись на изголовье кровати и немного наклонив голову. Он почесал под повязкой и окинул Ноя холодным взглядом.
– Ну что, с чего начнешь? – спросил Ной.
– Какого хрена ты это делаешь? – спросил Дилан. Он испугался за Зигги. В глазах его появился страх: он боялся, что поступил неправильно. – Расслабься.
– Попробуй нарисовать прямоугольник. Представь, что ты Джуна.
– Не собираюсь я представлять, что я какой-то идиотский Джуна. Брось. – И Ной услышал, как он прибавил – почти что выдохнул: – Вот придурок.
– Что ты сказал? – спросил Ной, отчетливо выговаривая каждое слово, хоть слова и были бессильны в мире, где жил Дилан. Крутые детки на пафос плевать хотели. Ной не сводил глаз со своего кулака.
– Ничего, – пробормотал Дилан. – Знаешь, что-то я сегодня не в настроении.
– А мне плевать, – сказал Ной, – сейчас ты подумаешь и решишь эту задачу.
– Ни хрена я не буду делать, – сказал Дилан. Голос его звучал холодно и вяло, в нем не было злости.
– Ты хочешь поступить в Нью-Йоркский университет?
– Не знаю. Мне плевать.
– Да оставь себе хоть один хренов шанс! – закричал Ной. – Тебе придется работать как следует, если ты хочешь произвести хорошее впечатление на комиссию. У нас есть три недели. Ты можешь упростить себе задачу, а можешь ее усложнить.
– «Хренов». Тоже мне словцо. Ты звучишь, как долбаный лагерный вожатый.
– Я и есть долбаный лагерный вожатый, – сказал Ной. Гневные слова сорвались с языка и нелепо повисли в воздухе. Он посмотрел в холодные глаза Дилана, и тут вдруг Дилан расхохотался. За ним засмеялся и Ной.
– Эй, парень, – сказал Дилан, – почему ты на меня не забьешь? Шел бы ты домой, а?
– Давай рисуй этот хренов прямоугольник. У нас две недели. – Ной сунул Дилану лист бумаги.
И медленно, неохотно, небрежно Дилан принялся за чертеж.
В тот день они с Диланом продвинулись ненамного. Они разбирали проблему, Дилан, казалось, начинал что-то понимать, но когда Ной просил его описать, что они только что сделали, он отказывался и снова брался за мячик. Виной всему было его глубоко укоренившееся неверие в собственные силы. Он помнил, что когда в последний раз пробовал что-то сделать сам (вероятно, это было несколько лет назад), то потерпел неудачу; он просто не станет пытаться. Заставлять его думать было все равно что тащить в воду упирающееся животное: затащить можно, но ничто не заставит его сделать это по своей воле.
К тому времени как их с Диланом занятие закончилось, Ной уже раздраженно зевал. Он был рад, что сейчас уйдет из квартиры Тейеров, роскошного и сумрачного, словно грот, дворца, и отправится на Первый пирс в Вест-Сайде, в более уютные апартаменты Кэмерон Лейнцлер. В лифте он постарался взбодриться. Далеко не все его ученики такие, как Дилан, напомнил он себе. Они уважают его и рады заниматься с ним.
Но визит к Кэмерон не улучшил его настроение: она казалась такой же раздраженной, как и Ной, и встретила его жалобами на то, как много им задают. А когда спустя какое-то время он поправил ее в определении глагола «претворяться», она пробормотала то, что боится услышать каждый репетитор: «А вы точно знаете? » Сама идея репетиторства основывается на «точно». СЭТ – это странное, непонятное чудище, которого как огня боятся старшеклассники. Если они не будут на сто процентов доверять своему наставнику, игру можно считать проигранной.
– Ну конечно, точно, – засмеялся Ной.
– А мне кажется, это значит «прикидываться», – сказала Кэмерон, толкнув словарный лист карандашом.
– Напрасно, – желчно сказал Ной. Кэмерон посмотрела на него удивленно. Свет в столовой был приглушен, и глаза Кэмерон казались черными. – Это значит «становиться сущим».
Кэмерон опустила глаза и несколько мгновений разглядывала листочек со словами.
– Вы употребили архаизм. А я разговаривала со своим парнем – я сегодня разговаривала с Рафферти.
– Да? – живо поинтересовался Ной. – И как у него дела?
– Он страшно боится. Все время твердит: «Никаких результатов, никаких результатов».
– Результат будет. Не стоит ему так волноваться.
Глаза Кэмерон сузились.
– Но вы ведь не знаете этого точно, так? Значит, вы не можете быть в этом уверены.
– Репетиторство – загадочная штука, – сказал Ной, – но действенная. Можешь на меня положиться.
– Но и я тоже не так уж много прибавила.
– 270 баллов. Это замечательный результат.
– Да, но это все равно каких-то две тысячи. Не 2200, например.
– У тебя было 1730. Помни об этом. 2200 – громадный скачок.
– А, – проговорила Кэмерон, открывая тетрадь, – вы уже не такой уверенный, как были. Похоже, все может пойти не так, как надо.
– Что ты хочешь этим сказать? – сдавленно, проглотив нарастающее негодование, спросил Ной.
– Ну, Элиза молчит, но у Гаррета тоже проблемы. Мы ведь ходили в очень престижную школу, Ной. Мы должны попасть в хороший колледж. А у него хромает чтение.
«Это потому, что он ничего не читает», – хотел сказать Ной. Он сделал над собой усилие, чтобы только не начать спорить. Он не должен оправдываться – так будет только хуже. Настоящий репетитор должен быть предан своим ученикам, но не должен зависеть от их мнения. Преданный, но независимый.
– Да брось, Кам. Тебя кто-нибудь когда-нибудь называл Кам? Как «спам», только «Кам»? – нервно засмеялся Ной.
Кэмерон презрительно глянула на него:
– Давайте лучше займемся делом. – Она наугад открыла учебник и уткнулась в него.
***
Ной спустился в подземку и, вместе с другими трудягами, в угрюмом молчании проделал весь путь до Гарлема. К тому времени как он ступил на тротуар замусоренной и подсвеченной неоновыми вывесками улицы, было уже одиннадцать. Он надеялся, что Олена дома и он сможет пересказать ей свой день, поделиться своими бедами. Он нуждался в ее едком юморе, в ее умении представить его огорчения серенькими и малозначительными. Но она ушла готовиться к СЭТу в кофейню возле Сити-колледжа. Гера обычно сопровождала ее – читала газету и оберегала свою дочь от каких бы то ни было посягательств со стороны представителей мужского пола. Кого Ной встретил по возвращении домой – так это Федерико.
Он только что вышел из душа; одной рукой он приглаживал волосы, а в другой держал холодную сосиску.
– Ной! – закричал он, когда тот, понурый, показался на пороге. – Что случилось? Que pasa?
Ной посмотрел на него без всякого выражения. Он устал и отупел от навалившихся забот с Таскани, Диланом, Кэмерон, Гарретом и Рафферти. Или, скорее, от стараний сохранить работу, от денежных проблем его матери и брата, от своих студенческих долгов. Он не мог вспомнить, как относится к Федерико. Может, он зол на него. Или немного завидует.
– Да ничего, – сказал он, садясь за стол.
– Нуда, – сказал Федерико, щедро поливая грудь одеколоном, – ты выглядишь так, будто тебя кирпичом по башке ударили. Что не так, приятель?
В чем Ной был уверен, так это в том, что ему не хочется обсуждать свои неприятности с Федерико.
– Да ничего. Просто работы много.
– Я же слышу, старик. Слышу, – рассеянно проговорил Федерико. Он стоял на пороге ванной и, прищурившись, убирал бритвой несколько волос-Ков возле соска.
– Куда сегодня? – спросил Ной.
– Вечеринка, как обычно.
– А кто устраивает?
– Парень такой, Зигги. Знаешь его? – Федерико подул на бритву, и волоски слетели на пол.
– Да. Мы познакомились в «Пангее». – Ной помолчал. – Значит, он, как я понимаю, жив?
Федерико разглядывал грудь в поиске еще каких-нибудь волосков.
– Жив ? А, да ты, наверное, слышал про то, как мы завалились к тому типу. Там такое было – охренеть.
– Почему ты не проверил, все ли с ним в порядке ?
– Думаешь, мне до того было? Назавтра я пересрался, а тогда только и думал, что про Диланову ногу. Он так орал и вообще. А этот Зигги выкрутился нормально. Ключ был в каком-то кувшине рядом с дверью.
– А как тот мужчина? – еле сдерживаясь, спросил Ной.
– Тот мужик? Зигги сказал, когда он уходил, у того кровь засохла и что он дышал и все такое. Гомик поганый. Да кому до него дело?
– Федерико, – медленно начал Ной. Услышав жесткие нотки в его голосе, Федерико натянул старую футболку и подошел к столу, где он сидел. – Дилан Тейер – мой ученик.
– Знаю, старик, и знал еще до того, как мы с ним познакомились, так, командир?
– Ты не имеешь права приводить его к какому-то незнакомому человеку, который дал тебе кокаин и другие наркотики – ты даже не знаешь какие, – а потом избивать этого человека и удирать по пожарной лестнице.
– Ной, старик, полегче. Ты ведь сам пил с Диланом, тогда, в клубе.
