Так кем бы я в идеале хотел стать? Коммерсантом? Нет. Коммер, продавая банку «Колы» на несколько центов дороже — такой же вор. Завуалированный, узаконенный и потому гадкий. Чиновник — еще хуже. К тому же больно долго унижаться надо. Быдлом там, работягой не хотелось стать тем более. Как выходит, в демократии стать хоть кем-то — невыносимый напряг.
Что ж, открываю газету вакансий. Раз решил — все равно что-нибудь найду для доказательства Латину. Как оказалось, множество уважаемых компаний очень хотели заполучить меня к себе на службу. За это мне обещали полный короб успеха и небо в алмазах. Лишь начав звонить, я понял: везде скрыт какой-то подвох и обман.
И здесь «чужим» верить не стоило. Если они к тебе неожиданно стали добрее, это значит, что они притворяются, чтоб подпустить тебя ближе и сделать гадость. Либо сразу прикончить.
Иногда попадались и заманчивые предложения. Например, «Молодежная организация «Юный христианин» набирает себе паству. Оплата — процент от прибыли». И рекомендации нашего митрополита. Ну, типа работка из простаков монеты вышибать на память о том парне, который пару тысяч лет назад особей на духовный промоушен поставил. В качестве коммерчески удачного образца приводились самые первые двенадцать духовных менеджеров.
Я не спасать всех, ни грустить о разном непонятном не собирался.
А вот и устраивающее меня объявление! Наконец-то и повезло. Я даже глаза протер. Красивая витиеватая рамка и в ней текст: «Требуется конченая мразь. Зарплата высокая. От трех тысяч долларов и выше». Ну, телефоны там, которые я шементом бросился набирать.
— Добрый день! — спросил я вежливо. — Это вы предлагаете работу?
— Прием на работу окончен, — устало ответил голос.
— Не кладите трубку! — закричал я. — Поверьте! Вы обязательно должны меня взять! Выслушайте!
— Эх, молодой человек… Я объясняю уже в тысячный раз. Когда мы давали это объявление, то надеялись набрать некоторое количество сотрудников без морального облика и каких-либо нравственных устоев. Однако ж, кто мог предположить, что полгорода нам названивать будет. Мэйлы шлют, факсы, в офис лично приходят. И вроде внешне приличные лица. Но вы наверняка знаете, раз звоните, что в душе каждый мечтает официально закрепить свой статус. Человек не является человеком. Так что…
— Возьмите меня! Я буду лучшим! Я стану самой наиконченой мразью. Я даже готов работать забесплатно, причем выполнять любые поручения. Я уже готов на любую подлость, гнусность, предательство, на самую поганую мерзость. Поверьте, я достоин! Я мечтал о такой работе. Знаете, я даже сам готов приплачивать. Несмотря на мою молодость, у меня уже есть некоторый опыт, — окончательно я вошел в раж, распережевавшись.
— И все-таки глубоко сожалею, молодой человек. То, что вы говорите, весьма устраивает нашу компанию. Не огорчайтесь, вы найдете свой путь в жизни. Развивайтесь пока самостоятельно. И звоните в следующем году. Не огорчайтесь и до свидания…
Вот так. Пошли короткие гудки. Чувствуется, что это весьма чуткие и грамотные люди. Что ж я раньше эту объяву не замониторил? Опять не повезло.
Но решил не сдаваться. Все-таки я себе пообещал доказать Латину, что в мире есть шанс пусть по-быдляцки, но устроиться. Выхода нет. Тыкаю с зажмуренными глазами в раздел, подходящий мне по возрасту. Снова играю в своеобразную рулетку. Хоть пару дней как дурак поработаю, принесу монеты Латину, которые я как честная порядочная сволочь заработаю. И буду как Буратино.
Словом, тыкаю ручкой в список. Авось припрет.
Попадаю в объяву казино. Там работничков типа как набирают. Нормально, я более-менее в курсах, какая добрая и торжественная атмосфера царит в казино. Какие там работнички ловкие и как приятно кидать простофиль на монеты.
Еду на саммит. А там желающих поработать немерено. Я-то сегодня приперся сюда исключительно из-за случайного выбора моей рабочей рулеточки. А эти-то что сюда прискотинились?
После тестов меня отобрали одного из группы в двадцать пять претендентов. Оказывается, благодаря пожиранию «желтых» во мне открылись небывалые математические способности. Я мог молниеносно делить и умножать в уме трех- и четырехзначные числа. Прям как Корейко. Если б мне еще его миллионы…
Быстрехонько меня перевели в диверсионную группу облапошивания клиентов. Главное, одеваться в черный низ, белый верх, хорошо пахнуть, ловко складывать «чипы» во «флоты» и не разучиться считать.
Руководитель нашей группы, молодая девка, была вполне откровенной:
— Для начала запомните: вы полные скоты! Стойку знаете? Место! Всем молчать! Здесь спартанский режим, поняли? И двери всегда открыты, дерьмо собачье. Здесь конвейер на встречу с Американской Мечтой, а вы винтики-шпунтики бесполезные. Прогул, опоздание, запах — отчисление! Разинутая пасть — отчисление. И главное запомните, что это предупреждение китайское.
Выслушав лишь начало, я хотел смело послать гадину в очевидном дирекшене, да интересно стало. Ладно уж, один денек можно потратить, узнать, как эти люди работают.
— Итак, кто-нибудь в бараках, подвалах жил? Нет? Плохо! В стойлах? Тоже нет? А деревенские присутствуют? Жаль! Здесь особо ценятся породистые обезьяны и большие королевские пингвины. Кто пингвинов видел? Кто в зоопарках бывал?
— Я пингвинов видел! Я в зоопарках бывал! — ляпнул я радостно и попытался смастерить соответствующее видоизображение своего таблоида.
Думал, что вышвырнут сразу. Ан нет. Она даже сделала пометку напротив моей фамилии.
Впрочем, диверсионными действиями против богатеичей пока не запахло. И приступили мы к учебным занятиям. А вернее, к заучиванию различных мошеннических комбинаций и процесса ловкого подсчета очков. Главное — чипование, как в пять секунд все чипы в стейк заграбастать. Девка вполне была права, сравнивая все с заводским конвейером и зоопарком.
Однако что это? Снова учебный процесс? Учеба не д ля меня. Одного псевдорабочего дня оказалось более чем достаточно.
Под конец меня, вполне зашторенного от полного осознания бесполезности действий и информации, очень даже похвалили и куда-то там назначили. А мне такое надо?
Что ж. Опять неудача. Не вышло из меня ничего. Никчемный я субъект, преникчемный. «Я» оказалось совершенно невосприимчивым к порядкам внешнего мира. Да и кто вообще я? И где? Барахтаться бесполезно. Кричать бесполезно. Весна больше не придет. В голове все крошится и постукивает. Время уж явно не ничто. Движение и саморазрушение.
Тем более плохо, что не удалось мне утереть нос Латину. Когда я возвращаюсь, Латин лежит на диване.
— Никулин ведь умер, — сообщает он.
— А кто это?
— Ну, помнишь. Они там с попугаем на пару передачу вели по ящику в морских фуражках. Так из-за кого-то из них передача и называлась «Белый попугай».
— Это клоун, что ли? У него еще цирк на Цветном вроде был? Рядом с бинго? Бинго помню. И чего? Прикольный клоун, несмешной, правда… А что это ты сейчас такой давняк вспомнил?
— Да Лимонова должны выпустить, как по ТВ ляпнули. Я вот лежу и думаю, отдадут ему цирк на Цветном или не отдадут? Тоже ведь клоунская труппа у них энбепешная, и тоже ведь несмешная…
Латину, видимо, по зашторке совсем уж бредовые мысленки приходят. Рассказываю, как я звонил «мразью» устроиться и ходил «винтиком-шпунтиком бесполезным» обозначиться. Он смотрит на меня как на полного идиота.
У него другие заморочки. У него-то теперь, оказывается, любовь. Такая, ради которой он готов переплыть реки и перейти горы. Предать всех и вся. Безумная любовь к самому себе. Еще он убежден, что чем хуже ему будет от этой любви, тем лучше.
— Понимаешь, Латин, я уже ни в чем не вижу ни малейшего смысла. В последней пушинке на полу, в последней крошке на тарелке. В любом движении, поступке, даже помысле. В мельчайшей и незначительной вещи. И даже слова, часть которых еще пытается выстраиваться у меня в законченные предложения, представляются полной глупостью. Я хочу просто замереть и наблюдать миллион лет за ними. И знать, что будет через сто, тысячу, десять тысяч лет. Замереть и хватать раскрытым ртом отсутствующий воздух. И чтоб никто никогда не залечивал мне мозги.
— Это называется очень просто.
— Как?
— Экзистенциальный Пиздец.
— Ты не первый, кто говорит мне об этом, Латин, — Ты сам написал про это в своей дурацкой статье, тебе лезет это подсознательно в голову, но ты не хочешь в этом сам себе признаваться.
Бредем на стоянку за тачкой. По пути Латин грузит свою нехитрую теорию. По его мнению, и демократию, и коммунизм, и национал-социализм, выдумывали гениальные люди. Типа как поэты, идеалисты. А потом особи подхватывали теории, искажали все, портили и извращенным ревели во всю пасть. А потом приходили коммерсанты и портили все окончательно.
Я устал слушать. Просто плюхаюсь на пассажирское сиденье. Трогаемся. Главное — движение. Сегодня Латин настроен лирически: ему по срочнякам нужны тины и точка. Мы проезжаем через Ленинский проспект, центр, весь Кутузовский, возвращаемся на Садовое кольцо. Поездка никогда не закончится. Весна никогда не притч Может, мы хоть куда-нибудь врежемся? В Театр Сатиры или в «Пекин»?
