— А ты не преминул их изучить.
— Если ты выставляешь свои бумажки на всеобщее обозрение, неудивительно, что кто-то их увидит.
— Только если этот кто-то проявит любопытство, как в твоем случае, Тео. Ты, например, постоянно бросаешь на столе свой дневник, но я ни разу, пи единого разу его не открыла.
— Да ты о чем, вообще? Это же тетрадка, она закрыта. А то бумаги, раскиданные по всему столу…
— Ну, давай начнем придираться к словам и выяснять, с чего же начинается нарушение конфиденциальности.
— Короче говоря, я знаю, что у тебя на банковском счету осталось шестьдесят восемь с чем-то тысяч.
— Это деньги, которые я копила годами, месяц за месяцем.
— Но ведь они просто валяются на счету. А если ты станешь нашим с Адриенной партнером…
Вот так он в первый раз упомянул ее имя.
— Кто такая Адриенна?
— Адриенна Клегг. Это совершенно гениальный кинопрокатчик, и я планирую с ней работать.
— Понятно, — процедила я ледяным тоном. — И когда же, интересно, ты повстречал этого «совершенно гениального кинопрокатчика»?
— Не переживай — я ее не трахаю.
— Да? Ты меня просто осчастливил.
— Я познакомился с ней через Стюарта. А он ее встретил в прошлом году на большом фестивале фильмов ужасов в Братиславе.
— Имеется в виду та Братислава, что в штате Нью-Йорк?
— Ха-ха, как смешно. Стюарт ездил в Словакию, давал материалы о фестивале в один журнальчик для фанатов, в котором подрабатывает. И попасть в Братиславу он сумел по одной-единственной причине — фестиваль согласился оплатить дорогу журналисту из этого журнала, потому что дистрибьюторы сбывают через подобные издания уйму дисков. Стюарт считается одним из наиболее знающих журналистов, специалистов по фильмам ужасов, так что…
— В общем, как Полин Койл,[85] только в своем жанре страшилок, правильно?
— Очень остроумно.
— Я не люблю, когда меня водят за нос, Тео.
— Понимаешь, Адриенна очень знающая женщина…
— С которой ты встретился за ужином в вонючем логове Стюарта?
— Э… а ты, похоже, ревнуешь…
— Просто удивляюсь, что ты до сего дня о ней ни словом не обмолвился.
— Можно подумать, я ежедневно требую от тебя детального отчета обо всех, с кем ты встречаешься по работе.
— Так ведь и я не объявляла ни с того ни с сего, что собралась заняться бизнесом и уже подыскала партнера…
— Адриенна заходила в архив на той неделе, как раз после того, как я впервые посмотрел окончательный монтаж ленты Стюарта и сказал ему, что хочу заняться ее прокатом. Он был согласен, но только при условии, что я буду работать вместе с Адриенной: он считает, что мы отлично дополняем друг друга. И он, мне кажется, прав. У нее есть деловая жилка и пробивная сила, а у меня — энтузиазм и любовь к кино. Она считает, мы заколотим минимум пятнадцать миллионов баксов, а это, при условии, что прокатное агентство берет тридцать пять процентов, будет…
— Пятьсот с чем-то…
— Пятьсот двадцать пять. Потрясающе, как быстро ты считаешь в уме.
— Ты правда думаешь, что можно будет получить такую прибыль?
— Я не думаю… я знаю, что фильм принесет даже больше. А если ты вложишь пятьдесят штук, я обещаю, что первые же пятьдесят тысяч, которые мы сделаем, будут возвращены тебе, а потом ты получишь еще двадцать процентов от наших комиссионных. Так что ты не просто отобьешь первый взнос, но и удвоишь свои деньги меньше чем за год.
— Если дело настолько верное, может, лучше взять под него ссуду в банке или в кредитной компании?
— Банки и крупные инвесторы не снисходят до малобюджетных ужастиков. Это не та область, на которую они обращают свое царственное внимание.
— Ладно, а что, если найти богатенького киномана, который захочет поучаствовать в этом?
— Понятно, почему ты виляешь — это означало бы вложить деньги в меня.
— А вот это уж полная ерунда. — Я постаралась, чтобы мой голос звучал не слишком зло или обиженно. Мне это не удалось.
— Да нет, это чистая правда. Ты в меня никогда не верила, даже мысли не допускала никогда, что у меня может что-то получиться.
— Как у тебя только язык поворачивается? Я всегда говорила, что поражаюсь тому, какой ты блестящий, остроумный. Я хвастаюсь перед друзьями тем, какой ты талантливый, и…
— Нет у тебя никаких друзей.
Это замечание подействовало на меня как мощный хук справа в челюсть.
— Неправда. Я все время разговариваю с Кристи..
— Она в трех тысячах миль отсюда. А кроме нее, ты ни с кем и не общаешься.
— А как насчет вас, мистер Индивидуалист? Ты вообще жил, как Обломов, пока я…
— У меня полно друзей, — тихо произнес Тео. — Просто я тебя ни с кем не знакомлю, потому что, я уверен, ты смотрела бы на них сверху вниз. Обливала бы их презрением… точно так же, как Адриенну и Стюарта.
— Мне просто обидно…
— Тебе просто страшно, что я могу добиться успеха, а потом брошу тебя.
— Дело совершенно не в этом, — возразила я, хотя в его последних словах была некоторая доля правды, хотя и очень неприятной. В каком-то смысле в основе наших отношений действительно лежал мой страх, что Тео хлопнет дверью и навсегда уйдет из нашей жизни, и мне было страшно и больно это сознавать.
— Я буду очень рада, если у тебя все получится с этим фильмом. И ты прекрасно знаешь, я всегда и во всем готова поддержать тебя…
— В таком случае вложи в меня деньги.
Мне многое хотелось сказать ему на это: и о том, что не нужно смешивать семейные отношения с деньгами и бизнесом, и о том, что я серьезно сомневаюсь в том, что Тео способен быть ответственным, и о том что он фактически вынуждает меня отдать ему весьма значительную сумму. Но я оказалась в одной из тех поганых ситуаций, выйти из которых достойно невозможно. Отказавшись дать ему деньги, я как бы признавала, что не верю в Тео. Вложив деньги в его проект, мучилась бы от чувства, что меня вынудил сделать это человек, чьи деловые качества, мягко говоря, оставляют желать лучшего.
Доверяйте своей интуиции — это, наверное, лучший совет, которому можно смело следовать. Следом напрашивается второй: не вкладывайте денег в раскрутку фильмов. Поэтому я решила попытаться выиграть время, сказав Тео:
— Мне нужен какой-нибудь договор о партнерских отношениях. И еще я должна познакомиться с твоей компаньонкой.
Тео расплылся в улыбке, которая всегда появлялась у него на лице, если он добивался того, чего хотел.
— Не проблема, — проворковал он. — Это вообще не проблема.
Через два дня Адриенна явилась к нам на ужин. Тео возился на кухне почти целый день, готовя какие-то замысловатые индийские блюда. Меня озадачила тщательность приготовлений (он специально ездил за некоторыми ингредиентами в индийскую лавчонку в Челси и даже потрудился вручную растереть в ступке специи), и я не могла не отметить мысленно, что для меня за все время — два года, — что мы были вместе, он готовил всего три раза. Тео настоял также на покупке шампанского и нескольких несуразно дорогих бутылок бордо.
— Это же индийская еда, — возражала я. — Она забьет вкус дорогого вина.
— Этот ужин ознаменует начало нашего делового партнерства, и я хочу, чтобы он был таким же важным и значительным, как сам наш проект.
— Мне казалось, речь идет о торговле дешевым кино, а не о репринтном издании Библии Гутенберга.
— Умеешь же ты все опошлить и испортить мне настроение.
— Ты несправедлив.
— Как несправедлив и твой намек, что я выпендриваюсь без серьезного повода.
Пятью минутами позже явилась Адриенна.
«Явилась» — подходящее слово, ибо больше всего это напоминало эффектный выход на сцену. Она возникла в дверном проеме в пальто до полу, напоминавшем гибрид восточного халата с афганским ковром. Очень высокая — около шести футов — женщина с сильно вьющимися волосами, выкрашенными в ядовито-рыжий цвет. Все в ней было кричащим, экстремальным, экстравагантным: пальто, волосы, отбеленные зубы, огромные бронзовые серьги в форме солнца, резкие мускусные духи. А потом раздался ее голос. Громкий. Пронзительный настолько, что соседи за стенами, должно быть, вздрогнули. И особенно противный из-за того, что источал показную доброжелательность.
— Боже-боже, да вы действительно красавица, как и говорил Тео.
Таковы были первые слова, вылетевшие из ее уст. За ними последовало:
— И — о, поверить не могу! — что за ди-ивная квартира! Это великолепно!
Эту реплику Андриенна подала, все еще стоя в дверях и не имея возможности «подивиться» великолепию нашей квартиры. Но вот, обхватив меня своими длинными руками, словно лучшая подруга после долгой разлуки, она увлекла меня вглубь и разразилась потоком восторженных восклицаний по поводу всего подряд — от цвета нашего дивана до «сказочного!» паркета и «прелестной» новой кухни. А уж когда дело дошло до Эмили…
