Больница Сент-Джуд
4 ч 30 мин
Шино Мицуки хлопнул дверью своего кабинета. Он посмотрел в окно, но горизонт был скрыт потоками дождя, исполосовавшими стекла. Хотя ему трудно было это признать, но он проникся аргументами Клэр. Он снял телефонную трубку и попросил, чтобы его связали с Центром трансплантации. Возможно, он смог бы сделать эту операцию, получив все необходимые разрешения. Несколько угрожающих раскатов грома прогремели в небе, и лампочки вдруг затрещали. Когда его соединили, Мицуки вдруг резко повесил трубку. Нет, это заведомо обречено: ему никогда не получить необходимых санкций. При пересадке сердца количество доступных трансплантатов всегда ограниченно, в них всегда огромная потребность, и правила очень строгие.
Оно вышел из кабинета так же быстро, как вошел, а потом заглянул к интерну.
— Клэр, сделайте анализ на антитела, проведите диагностику вирусных инфекций и морфологический контроль пары. Начинаем трансплантацию.
— А как же порядок? — удивилась молодая женщина.
— В этот вечер наплюем на порядок.
* * *
Он согласился. В его руках, я в этом уверен, Селин будет жить. И теперь я могу исчезнуть. Блестящие отражения сверкают вокруг меня, как кристаллы. Я уже ничего не вешу, я испаряюсь, исчезаю, охваченный молочно-белым туманом. Но прежде чем меня окончательно не станет, я чувствую какую-то фосфоресцирующую оболочку, которая обволакивает меня своим жаром и блеском. И на последнем издыхании я понимаю все: что времени не существует, что жизнь — это единственное, что у нас есть, что не надо ее презирать, что все мы связаны друг с другом и что самое главное всегда ускользает от нас.
* * *
5 часов ночи
Шино Мицуки сам вскрыл грудную клетку Итана, разделив грудную кость. Сердечная мышца сокращалась нормально и не имела признаков контузии. Гроза снаружи усилилась, закрыв стекла операционной густой завесой дождя.
В соседнем помещении другой хирург, которому ассистировала Клэр, вскрыл грудную клетку Селин и начал подключать искусственное кровообращение.
Мицуки препарировал аорту и полые вены, затем остановил сердце Итана при помощи кардиоплегического[77] раствора. И зачем он только позволил втянуть себя в эту историю? Если обнаружится, что он действовал без разрешения, он наверняка пропал. Возможно, даже потеряет свою должность и дипломы.
Хирург, который оперировал Селин, работал под музыку. Он делал это изысканно (или с плохим вкусом, по мнению Мицуки, который так и не оценил бесцеремонность коллеги) и ставил записи известных песен, у которых в названии было слово «сердце»: «Открой свое сердце», «Ты похитила мое сердце», «Сердце в Нью-Йорке».
Мицуки извлек сердце, отделив вены, аорту и легочную артерию и стараясь не повредить синусовый узел, который должен будет обеспечивать сердечный ритм после имплантации. В одно мгновенье он разрушил свою карму и потерял положение, на приобретение которого положил столько лет. И как только он дал втянуть себя в эту операцию? Он верил в свою жизнь, крепко стоявшую на якоре принципов, и в свои убеждения, но его жизнь оказалась подобна жизни других — хрупкой.
В то время как Джо Кокер затянул «Освободи свое сердце», хирург зажал аорту и полые вены, отвечающие за кровообращение Селин с одной и с другой стороны ее сердца. Машина приняла эстафету от сердца и легких, а температура крови была переведена с 37 °C на 26 °C, чтобы сократить потребности в кислороде.
Мицуки погрузил сердце Итана в охлажденный раствор для гипотермии. Затем сам перенес его в смежную комнату и там стал помогать коллегам в продолжении операции.
Проливной дождь обрушивался водопадами, делая больницу похожей на подводную лодку. Клэр извлекла сердце Селин, оставив на месте часть предсердия. Мицуки заботливо поместил в организм молодой женщины сердце Итана. А потом началась сложная операция, состоявшая в том, чтобы соединить ткани, наложить швы на четыре точки соединения, то есть на оба предсердия, на аорту и легочную артерию. Глядя на Клэр, сконцентрированную на своей задаче, Шино вдруг осознал, что именно ради нее он пошел на эту операцию. Чтобы понравиться ей и подняться в ее глазах. Вот уже десять месяцев она работала под его руководством, и он заставлял себя думать, что эта женщина его раздражает, что она неустойчивая и заурядная. Но истина заключалась в том, что он смотрел только на нее и только ее он находил живой, эмоциональной и отзывчивой. А это были именно те качества, которые отсутствовали у него самого. Ему хотелось контролировать свои эмоции, но именно они и настигли его, и теперь это стало большой проблемой.
Сердечной проблемой.
* * *
Операция длилась всю ночь.
Очистив трансплантат от воздуха, который в нем оставался, команда медиков восстановила кровообращение. Постепенно сердечная мышца разогрелась и снова начала функционировать.
Было 9 часов 03 минуты, когда электрошок заставил сердце Итана забиться в теле Селин.
* * *
Когда Шино Мицуки высунул нос наружу, дождь прекратился, небо стало прозрачным, и яркое солнце блестело в лужах, окружавших металлический трейлер закусочной «Элвис-динер».
Шино толкнул дверь фастфуда и направился к стойке, чтобы заказать два черных кофе. Выходя на стоянку больницы, он заметил Клэр Джулиани, которая курила, опершись на капот своей колымаги, «божьей коровки», перекрашенной в безобразный сиреневый цвет. Он подошел к молодой женщине. Она дрожала от холода и застегнула пальто с воротником, украшенным посеребренными английскими булавками. Она была его противоположностью, полной противоположностью. Культура, религия, образ жизни: что у них вообще может быть общего? Вне всяких сомнений, ничего. И тем не менее…
Шино попробовал улыбнуться и протянул ей стакан с кофе. Клэр посмотрела, нахмурилась, видимо, удивленная таким дружеским жестом, непривычным со стороны ее патрона. Шино колебался (без сомнения, он мог стать посмешищем и потерять честь), но собрал всю свою волю в кулак и все же решил погладить жизнь против шерсти:
— Вот уже десять месяцев, как вы пришли в нашу больницу…
* * *
Стояло прекрасное осеннее воскресенье.
Нью-Йорк вибрировал, жужжал, содрогался.
В больнице Сент-Джуд, месте сосредоточения всего счастья и всех несчастий, жизнь продолжалась со своей чередой рождений и смертей, выздоровлений и скорбей, ликования и уныния.
Ближе к вечеру в палате интенсивной терапии, когда лучи заходящего солнца засверкали на стеклах, Селин открыла глаза.
Нет случаев, есть только встречи.
Поль Элюар
Двумя месяцами позже
31 декабря, утро
Меня зовут Селин Паладино, мне только что исполнилось 30, и я бегу вокруг замерзшего озера Мэнского леса. Меня окружает снежный пейзаж и опьяняет это замороженное пространство и яркое солнце, которое заставляет сверкать иней на ветвях елей. Пар валит у меня изо рта. Я удлиняю шаги, пытаюсь проверить свои возможности. Мое пересаженное сердце больше не нервничает, оно бьется быстрее при отдыхе и реагирует медленнее во время усилий.
Я бегу.
После операции я четыре недели пролежала в больнице и вот уже месяц проделываю упражнения на выносливость в реабилитационном центре. Я почти ежедневно сдаю экзамены: медицинский контроль, чтобы снимать малейшую температуру, обнаруживать любое сердцебиение, находить признаки инфекции и дисфункции трансплантата. Я знаю, что наиболее часты смертные случаи в первый год после пересадки.
Итак, я бегу.
Бегу быстрее.
Я живу в огне, я двигаюсь вдоль бездны, я танцую на краю пропасти. Но какое время мне отпущено? Месяц? Год? Десять лет? Кто на самом деле это знает? Моя жизнь, возможно, висит на волоске, но и у остальных — точно так же.
Я снова поднимаюсь по тропинке, ведущей к парку, усыпанному рыхлым снегом. Стоящий на опушке леса сверхсовременный медицинский центр напоминает большой параллелепипед из серого камня и стеклянных перегородок. Я поднимаюсь по лестнице, чтобы попасть в свою комнату. Быстро принимаю душ, переодеваюсь и спешу, чтобы не пропустить прием у кардиолога.
Он вежливо здоровается со мной, но на его лице я угадываю беспокойство. Я сажусь перед ним, готовая услышать все, пусть даже самое худшее. В последнее время я не очень хорошо реагирую на медикаменты: у меня почечная недостаточность, повышенное давление и диабет.
