– А во-вторых, ты обещал кевлар и броневую сталь. Это в контракте, ты помнишь? – Винсент посмотрел на Бруха в ожидании поддержки. – Но ничего нет, а клиенты уже грозят взорвать мой офис! Это Россия, друзья, не Америка! Тут убивают, даже когда тебе должны, а не только когда ты должен!
– Все? – спросил Болотников, по-прежнему не поднимая глаз от стола.
– Да!
– Олрайт, Винсент. – Болотников впервые посмотрел на Винсента через свои очки, и Винсент вдруг испугался этих практически белых от бешенства глаз. Но Болотников продолжал тихо и вежливо: – Во-первых, я хочу, чтоб ты знал: если ты еще раз придешь сюда без звонка, я прикажу охранникам выкинуть тебя в окно. Ясно?
– Да ладно, Юрий… – попробовал Винсент смягчить ситуацию.
– Это ясно? – еще тише повторил Юрий, и Винсент вдруг отчетливо понял, что действительно и Юрий, и Брух, и вообще кто угодно в этой стране может в любой момент выбросить его в окно, спустить с лестницы, избить и даже убить – кто станет защищать его? Русская милиция? Американское посольство?
– О’кей, Юрий, – сказал он примирительно. – Мы же партнеры…
– Конечно. Но, надеюсь, ты меня понял, – без улыбки сказал Болотников, однако глаза у него очеловечились. Он снял очки и протер стекла. – Теперь насчет нашего ебаного бизнеса. Деньги на Кипре, в оффшорном банке, а проценты идут на зарплату твоим американцам…
– Но им должно платить ваше правительство! – воскликнул Винсент.
– У правительства денег нет, ты знаешь. Вчера мы начали расплачиваться с рабочими и теперь в полной жопе! – И Болотников кивнул на газеты с крупными заголовками:
«ПРЕЗИДЕНТ ВЫПОЛНЯЕТ СВОИ ОБЕЩАНИЯ!
20,7 ТРИЛЛИОНА РУБЛЕЙ – ПОЧТИ ШЕСТЬ МИЛЛИАРДОВ ДОЛЛАРОВ – НАПРАВЛЕНО ИЗ ФЕДЕРАЛЬНОГО БЮДЖЕТА НА ПОКРЫТИЕ ДОЛГОВ ПО ЗАРПЛАТАМ. НО ЕЩЕ ЧЕТЫРЕ ТРИЛЛИОНА РУБЛЕЙ НУЖНО НА ПЕНСИИ».
– А как насчет этих денег? – Винсент кивнул на мешки с деньгами.
– Это мы отдаем свои, – объяснил Брух. – В избирательный штаб.
– Выходит, я привез американскую команду за свой счет, и они спасают вашего президента за мой счет?
– Только не нужно патетики! – брезгливо скривился Болотников. – Таких «спасателей» у нас знаешь сколько?
– Сколько?
– Не важно. Ты за свои услуги получил двести тысяч.
– Это другое! – отмахнулся Винсент. – То была плата за страх. А сегодня я должен платить им зарплату – откуда?
– Не пизди! Зарплату ты им платил неделю назад.
– За предыдущий месяц, – уточнил Винсент. – Но они не хотят получать раз в месяц, как русские. У нас принято платить понедельно.
Болотников посмотрел на него, пытаясь понять, нет ли за этим какого-нибудь подвоха, но Винсент выдержал этот взгляд.
– И ты будешь приезжать сюда каждую неделю? – спросил Болотников.
– По пятницам, – уточнил Винсент.
Болотников взял со стола семь пачек по десять тысяч долларов и бросил их перед Винсентом.
– Ты хочешь сказать, что не хочешь видеть меня по пятницам. Да? – усмехнулся Винсент, не прикасаясь к деньгам.
– Да.
– Но этого недостаточно. Я должен платить их переводчице.
– А ху-ху не хо-хо? – усмехнулся Болотников. – Ей платит Тан Ель. – И посмотрел на часы: – Все! У нас работа!
– Секунду! А что насчет кевлара и стали?
– Oh, fuck! – Болотников задумался, сказал озабоченно: – Не знаю, как быть. Военные заводы действительно бастуют.
– Может, мэра попросить? – сказал ему Брух.
– Это по твоей части, – ответил Болотников, нажал кнопку селектора и приказал секретарю: – Дай мне помощника мэра. – И, едва замигала линия связи с мэрией, снял трубку, передал ее Бруху.
– Алло! Женя? – сказал в трубку Брух. – Ну как ты попарился с этой телкой? Только, пожалуйста, не пизди, что у тебя снова не встал! Отсосала? Ну слава Богу, поздравляю! Слушай, тут есть один человек, ты его знаешь – он твоему хозяину «порша» подарил, помнишь? Да, американец, бронированные «мэрсы», с памятью у тебя все в порядке, не то что с эрекцией. Короче, нужно ему помочь по линии бронированной стали и кевларовых панелей. Жопа, кевлар – это материал двадцать первого века, им обшивают военные вертолеты. А мы из него делаем внутреннюю облицовку «мэрсов», чтобы тебя, суку, не убили, когда ты со своей телкой будешь в машине кибернетикой заниматься. Короче, кевлар должен быть на 107-м «ящике», ты знаешь, что я имею в виду… «Ми-28», умница! Похоже, она у тебя не все отсосала, придется еще раз ее прислать. Так вот, нужно, чтобы мэр посетил этого американца и позвонил директору 107-го «ящика». Пречистенка, 127, «Рос-Ам сэйф уэй». Сделаешь? Тебе «мерседес»? Ты что, охуел? У тебя же их два! А, бронировать? Ладно, договоримся! Работай и копи сперму. Пока! – Брух положил трубку и укорил Винсента: – А ты хаешь Россию. А у нас видишь как все просто?
– Н-да! – ответил Винсент, завистливо глядя на деньги. – Я сделал большую ошибку в жизни.
– Какую? – спросил Болотников.
– Я не стал банкиром.
– Грабить самолеты еще прибыльней, – усмехнулся Болотников. – Подумай об этом.
Винсент вздохнул:
– Нет, с этим я завязал. Я приехал сюда делать легальный бизнес.
– Ты выбрал верное место, – сказал Брух.
Второй визит – в «Президент-отель», но по дороге Винсент заехал в «Макдоналдс» и купил две дюжины биг-маков и дюжину пакетов с жареной картошкой. Он купил бы и больше, но у него кончились русские деньги, а ему еще хотелось купить цветы. Пришлось заскочить в банк и выстоять небольшую очередь, которая, наоборот, покупала доллары. Какая-то старуха, получив новенькую сотенную купюру с укрупненным портретом Франклина, недоверчиво повертела ее в руках и вернула кассирше:
– Разве это деньги, милая? Тут одна лысина! Нет, ты мне дай настоящие – с маленьким мужичком!
Обменяв деньги, Винсент выскочил к своему «мерседесу», у которого уже стоял милиционер, грозно постукивая жезлом по лобовому стеклу машины.
– Документы! Штраф будем платить! – привычно сказал он Винсенту.
– Моменто! – Винсент нырнул в машину, достал из бардачка грамоту с подписью московского мэра и с улыбкой подал мильтону. Тот уставился в текст.
– Карашо? – спросил у него Винсент.
– «Карашо»! – злобно передразнил его милиционер. – Езжай, сука!
– Thank you!
Но на следующем углу Винсент притормозил, жестом подозвал старуху с ведром подснежников, увязанных в маленькие букетики.
– Патчом? How much?
– Три тыщи, милок! Свеженькие! Седни с ранья сама собирала, все ноги поморозила. В лесу-то… – затараторила старуха.
Он не понял, переспросил:
– All snowdrops – how much? Патчом? – И обвел жестом все ведро с цветами.
– Все хочешь взять? Ой, я не знаю. Тут, поди, тридцать букетов! Тут на девяносто тыщ!
Винсент дал ей русскую стотысячную купюру:
– Enough? Карашо?
– Сдачу я тебе должна, милок, сдачу… – Не веря своей удаче, старуха достала из кармана телогрейки мятую пачку мелких русских денег и трясущимися руками стала отсчитывать ему сдачу.
Он махнул рукой:
– It’s o’kay! Kарашо! Forget it!
Но она не поняла, вручила ему горсть мятых рублей и еще перекрестила его:
– Спасибо, милок! Дай тебе Бог! Будет старухе на хлебушек с чаем… – И протянула Винсенту мокрую охапку букетов.
– Wrap it up, please. – И Винсент жестами показал, как заворачивают букеты. – Don’t you have а paper to wrap it?
– А газетку купишь, милок, газетку. Благослови тебя Бог! Дай те Бог мульон!
Винсент взял цветы, положил на соседнее сиденье возле пакетов с гамбургерами и покатил в «Президент-отель», разбрызгивая апрельские лужи на неосторожных прохожих.
Апрель уже стоял в Москве, апрель!
По Тверской проезд был закрыт в обе стороны – тут шла краснознаменная коммунистическая демонстрация. Впереди медленно катил грузовик с гигантским портретом Зю Гана и мощными радиодинамиками, оглушающими улицу маршами времен Второй мировой войны:
Вставай, страна огромная!
Вставай на смертный бой!
Огромная колонна демонстрантов с вдохновением подхватывала:
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Демонстранты несли портреты Зю Гана и Ленина, кумачовые флаги и развернутые во всю ширину улицы транспаранты:
БАНДУ ЕЛЬ ТЗЫНА – ПОД СУД!
и
НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ – МЫ ПОБЕДИМ!
На сей раз в проходной «Президент-отеля» Винсента ждал пропуск, а охранники, осматривая его большой макдоналдсовский пакет с гамбургерами, жадно потянули носами.
– You like it? Be my guest! Take it! – И Винсент с апрельской щедростью дал им по гамбургеру, а они в ответ даже не стали открывать его атташе-кейс, где лежали пачки с долларами.
Нагруженный свертком с цветами, сумкой с гамбургерами и атташе-кейсом, он прошествовал через центральный вход в вестибюль отеля и не узнал его: вместо прежней величественно-холодной и беломраморной пустоты тут царила обстановка не то революционного штаба, не то шумной московской тусовки. К лифту пришлось чуть ли не проталкиваться, и по дороге Винсент натыкался то на банкиров, которых он видел на банкете в «Праге» и в президентских покоях на «приеме» у Сос Кор Цинья, то на знаменитых политологов и журналистов, чьи лица не сходят с русских телеэкранов. В воздухе стоял сигаретный дым, шелест деловых бумаг и листов ватмана с эскизами плакатов, значков, клипов. И со всех сторон шумели голоса, обрывки разговоров, возгласы:
