Я умолк. Я говорил Норе о своих отцовских чувствах — в том числе и о своих чувствах к Барбаре — и ничего при этом не испытывал. Но сейчас, глядя на побелевшее лицо моей тещи, я не мог продолжать.
— Подите сюда, — сказала она.
Я сел рядом с ней. Она взяла мою руку.
— Дорогой мой, мне очень вас жаль. Но, право же, напрасно вы пытаетесь бежать от себя. И ни к чему оскорблять меня. Или Эйба. Да и я пришла сюда вовсе не для того, чтобы причинять вам боль.
— Вы не можете причинить мне боль, — сказал я. — Никто не может. Вы больше уже не в силах меня ранить. Барбара… — Я почувствовал, как при этом имени на глазах у меня появились слезы. — Я не могу теперь видеть Барбару. Не могу теперь ее видеть. А раз я не могу ее видеть, то не могу видеть и моего сына. Ничего у меня не осталось.
— Сьюзен все мне рассказала, — заметила она.
— Напрасно.
Внезапно я понял, что потерпел поражение и что я омерзителен — толстый, небритый, сижу в халате и плачу. Я выдернул свою руку у миссис Браун.
— Пойду побреюсь, если вы не возражаете, — сказал я. — Извините, что я предстал перед вами в таком виде.
— Нечего извиняться, — сказала она. — Я не первый раз вижу небритого мужчину.
Я вставил в розетку вилку электрической бритвы.
— Так она вам все рассказала?
— Она все подтвердила.
Я опустил бритву.
— О боже, как вы, должно быть, ликовали! Глядя на то, как я нянчусь с его дочерью.
— Перестаньте. Никакая она ему не дочь. Вы с таким же успехом могли бы сказать, что Гарри его сын. Произвести на свет ребенка — это еще не все: надо его воспитать.
Я снова сел с ней рядом. Она протянула руку, и я крепко сжал ее пальцы — не из дружелюбия, не из влечения к ней, но из желания почувствовать рядом другого человека.
— Я не совсем понимаю вас, — сказал я. — Никак не могу уловить, в чем дело. Барбара дочь Марка или не его дочь?
— Вы ведь знаете его, правда? Он неплохой человек, я никогда не считала его плохим, но и хорошим его тоже не назовешь. В некоторых отношениях он напоминает вас, но у него никогда не было ваших преимуществ.
— Моих преимуществ? Вы имеете в виду то, что я родился в одном из дафтонских тупиков? Или что я кончил дафтонскую среднюю школу? Все давалось мне немалым трудом. А вот он — на его стороне были все преимущества.
— Но я-то говорю о ваших преимуществах. Вы всю жизнь шли вверх, а Марк, когда его отец остался без гроша, мог лишь спускаться вниз.
Я криво ухмыльнулся.
— Вы просто хотите сказать, что я начал с таких низов, откуда любой шаг кажется движением вверх.
— Вы все-таки удивительно обидчивы. Марк был с детства избалован, все давалось ему чересчур легко. А вам пришлось во всем полагаться только на себя. И с этой точки зрения ваше детство было гораздо счастливее, чем детство Марка. Я знала его отца. Это был очень плохой человек, и это не пустые слова.
— Меня не интересуют его переживания в раннем детстве, — заметил я. — Вы ведь пришли сюда не для того, чтобы рассказывать мне об этом, не так ли?
— В детстве он, право же, немало настрадался, — сказала она. — Но, конечно, вас это никак не может интересовать.
— Так что же случилось? — спросил я. — Кто-то рассказал ему, да?
— Никто ничего ему не говорил. А если б и сказали, то он словом бы не обмолвился. Он для этого слишком джентльмен. — Она произнесла это не без известной гордости.
— Значит, наша тайна в надежных руках. Ведь что бы ни случилось, он джентльмен, а я не джентльмен. И я не собираюсь говорить ему, каким он меня выставил дураком. Скандала не будет. Или, может, вы боялись, что будет? И потому приехали?
Она вздохнула.
— Вы, очевидно, не читали письма Эйба.
— Не читал. Я сжег его.
— О господи! — Лицо ее исказилось страданием, стало почти уродливым. — Как вы нас ненавидите. Вы действительно нас ненавидите. Но почему, Джо, почему? Ведь в письме не было ничего такого, что могло бы вас оскорбить. Эйб жалеет вас. Он чувствует себя в известной мере ответственным за то, что произошло…
— А он и должен чувствовать себя ответственным, — сказал я.
— Да, должен. Мы оба должны. Но не требуйте от нас сразу слишком многого, Джо. Никто не собирается запирать перед вами дверь. Эйб понимает, что вам нужно время, чтобы все обдумать…
— Так он тоже знает?
Она покачала головой.
— Всему есть предел, — и он не все может выдержать. Я не считаю, что ему необходимо об этом знать.
— Не бойтесь, — сказал я. — От меня он этого не узнает.
— Этого я никогда не боялась, — мягко сказала она.
— Я не вернусь в Уорли. Я ведь вижу вас насквозь. Вы считали, что у меня не хватит решимости, а я вот взял и уехал, и начинаю жизнь сначала. Мне ничего от вас не нужно. Все вы до смерти мне надоели… — Слезы снова обожгли мне глаза.
Она ласково погладила меня по руке.
— Ваша новая жизнь, как видно, не принесла вам большого счастья, — сказала она. — Знаете, о чем я думала, когда вы женились на Сьюзен? Вы мне тогда не нравились. Мне не нравилось то, как вы обошлись с Элис Эйсгилл, не нравилось, как вы поступали со Сьюзен — вы явно использовали ее, чтобы достичь своей цели. Но что-то было в вас такое… Были ли вы счастливы или нет — не знаю, но вы верили в то, что будете счастливы. А сейчас вы в это не верите, правда?
— Как же я могу в это верить? — пробормотал я.
— Не сердитесь, что я вас об этом спрашиваю, но убеждены ли вы, что в самом деле любите Нору?
— А почему же тогда я, по-вашему, ушел из дому?
— Не ради нее, — сказала она.
— А она считает, что ради нее. И этого вполне достаточно.
— Этого не будет достаточно, если она когда-нибудь узнает о Барбаре.
— Со временем я сам скажу ей об этом.
— А вы очень изменились, мой дорогой.
Спускались сумерки, и в полумраке глубокие морщины на ее лице стерлись, исчезли, а седина мягких блестящих волос казалась следствием кокетства, но не возраста.
— Я не замечаю в себе никаких перемен, — сказал я.
— Нет, изменились. Куда девалась вся ваша решимость! А ведь вы не привыкли ничего откладывать в долгий ящик.
Из-под юбки у нее выглядывал краешек комбинации, очень белой по сравнению с черным платьем. Миссис Браун заметила это и слегка нахмурилась, но не стала одергивать юбку.
— Я просто хочу немного отдохнуть от жизни на передовой, — сказал я. — Это жилище временное. Скоро мы переедем в Хэмпстед.
— Вы собираетесь поступить на работу к Эдгару Тиффилду?
— Не знаю еще.
— Эйб не станет вам мешать.
— Это очень великодушно с его стороны.
— Он куда великодушнее, чем вы думаете. Только я одна и знаю, как он великодушен. А быть может, и не я одна.
Сейчас было просто необходимо держать ее руку в своей, но в наступившей тишине трудно было решить, кто же кого утешал. Я не стал ни о чем спрашивать, да это было и не нужно, но я знал, что мы, хоть и по-разному, пережили одно и то же.
— Но я имею в виду не того, о ком вы думаете, — спокойно добавила она.
Я на секунду прижал ее руку к своей щеке.
— Самое трудное — жить вместе, — сказал я. — Я не могу к ней вернуться. А она хочет, чтобы я вернулся?
— Это вам придется выяснить самому.
— А Барбара спрашивала обо мне?
— У вас ведь есть сын, не только дочь. Вот Гарри о вас спрашивал.
— Но ведь он в школе.
— Он убежал из школы. И не говорит почему.
— Отошлите его обратно, — нетерпеливо бросил я.
Она выпустила мою руку.
— Минуту тому назад вы все моментально схватывали и все понимали, — сказала она. — Вам было очень больно?
— Оставим это. Неужели никто не может повлиять на него? Неужели вы не можете? Или его мать? Или его любимый дедушка?
— Судя по всему — нет, — сказала она. — Он хочет видеть отца. — Она поднялась. — Не буду больше отнимать у вас время, Джо. Между прочим, Сьюзен не посылала меня к вам. Меня послал к вам Гарри.
— Я не могу вернуться, — сказал я. — Это просто невозможно.
— Он хочет, чтобы вы приехали повидаться с ним, — сказала она. — А я лишь передаю вам его просьбу.
Я помог ей надеть пальто.
— Вам придется проявить некоторую твердость, — сказал я. — Сейчас я не могу приехать в Уорли.
— Как хотите, — бесстрастно сказала она. — Никто не может заставить вас встретиться с сыном, если вы этого не желаете.
— Я сейчас позвоню и вызову вам такси, — предложил я.
— Дождь уже перестал. Я с удовольствием прогуляюсь.
— А вам непременно надо идти?
— Меня ждут. Но это очень мило с вашей стороны — предложить старой женщине посидеть вместе. До свидания, Джо.
— До свидания, Маргарет, — сказал я, в первый и последний раз в жизни называя ее по имени.
Она улыбнулась и неожиданно поцеловала меня в щеку.
— Вы славный, — сказала она. — Будьте таким и дальше, Джо. Вы и представить себе не можете, как это важно. — И она стремительно вышла из комнаты.
