Оба через несколько лет умерли, ни на дюйм не продвинувшись в расшифровке документа. После смерти Роберта Хита оригинал рукописи вместе с его заметками был помещен в музей неподалеку от дома Хита. Там они и пылились еще почти сотню лет, пока кто-то из работников музея не понял, что эта захватывающая коллекция может поднять интерес к округе — скажем, завлечь в музей больше посетителей. Были распечатаны брошюры, содержавшие копию рукописи и заметок Хита — музей продавал их по дайму[73] за штуку. Вскоре и другие города стали поступать так же со своими тайнами и сокровищами. Охота за сокровищами стала популярным развлечением, особенно в местах, куда раньше часто заплывали пираты и торговцы.
Например, все знали о сокровище капитана Кидда. Писатель Эдгар Аллан По очень им интересовался — как и вообще криптоанализом. Шифрованный документ, известный как «Записки Била», вызывал в нем жгучее любопытство (некоторые даже утверждают, что По этот документ и составил в качестве утонченной мистификации — может быть, в связи со своим интересом к рукописи Стивенсона-Хита: уж очень эти тексты похожи). Известно, что По долгое время прожил неподалеку от музея, пытаясь решить загадку Стивенсонова сокровища. Он даже написал предисловие к новому изданию брошюры, но почти все отпечатанные экземпляры погибли при пожаре в музее, уничтожившем также саму бутылку с последним обращением Фрэнсиса Стивенсона к миру.
Пока дедушка рассказывает мне эту историю, а дождь неослабно колотит в окна, я рассматриваю брошюрку. Под тонкой, кроваво-красной обложкой находятся слова Фрэнсиса Стивенсона — теперь они набраны каким-то современным шрифтом, — после которых, колонка за колонкой, идут цифры, скрывающие тайну сокровища. Все это настолько смахивает на сказочную легенду, что я с трудом верю в ее реальность.
— Это, конечно, версия «Американской криптологической ассоциации», — говорит дедушка, кивая на брошюру. — Настоящим охотникам за сокровищами, пожалуй, стоило бы заняться поисками одного из примерно десяти уцелевших при пожаре экземпляров оригинальной брошюры Эдгара Аллана По.
— Почему? — спрашиваю я. — Они лучше?
— Нет, нет, — хихикает дедушка. — Они — редкость, предмет коллекционирования. Каждый стоит примерно три четверти миллиона долларов. Они сами по себе — сокровище.
— Ух ты, — говорю я и вроде как восторженно присвистываю; так иногда свистят у нас в школе, если кто-то хвастается на редкость отменным сандвичем, принесенным из дома, или забивает достойный гол на большой перемене.
— Конечно, ты знаешь, что первым «Манускрипт Войнича» нашел один торговец редкими книгами. Эти люди часто обнаруживали всякие загадочные тексты, и некоторые из них на этом наживались — только, разумеется, не бедный Войнич, который ни за что не желал продавать свою книгу и спятил, пытаясь ее прочесть.
— Бедный Войнич, — повторяю я.
Дедушка встает, чтобы поставить чайник, и продолжает говорить, суетясь на кухне.
— Когда я впервые услышал историю рукописи Стивенсона-Хита, я был уверен, что текст окажется мистификацией — возможно, устроенной По. Каждый, кто интересовался дешифровкой, читал его рассказ «Золотой жук», в котором, по общепринятому мнению, впервые в истории литературы был использован и объяснен реальный шифр. — Дедушка улыбается и берет с полки чайницу. — Конечно, если хочешь найти настоящие коды и шифры, скрытые в текстах, их пруд пруди. В пьесах Шекспира, согласно бэконианцам,[74] в Библии и так далее. Как бы то ни было, повторяю, я был вполне уверен, что рукопись окажется мистификацией. Я еще перед войной просмотрел кое-какие материалы, с ней связанные, но потом, понятное дело, и мне, и всем стало не до того.
Дедушка наливает воду в заварочный чайник и ставит его на стол передо мной. Ставит две кружки, молочницу, маленькую оббитую сахарницу и принимается возиться со своей трубкой.
— Сразу после войны у меня появился повод навестить мою тетку в Торки. Пока я там был, меня снова начали посещать мысли о загадочной рукописи. В торкийской библиотеке есть архив исторических документов, и я подумал — а загляну-ка я туда и пороюсь в приходской метрической книге церкви святого Эндрю в Плимуте, посмотрю записи начала XVII века — может, что и найду. Конечно, я не собирался искать сведения о рождении Фрэнсиса Стивенсона или что-то столь же очевидное — он ведь не там родился. В истории, которую я слышал, одна подробность сильно попахивала выдумкой — а именно, что Стивенсон был якобы сиротой без никаких семейных связей. В общем, я стал искать в приходской метрической книге что-нибудь вроде записи о крещении Джона Кристиана или упоминания о том, что Стивенсон посещал церковные службы. Я ничего не нашел. А потом вдруг наткнулся на метрические книги по той округе Тавистока, где Стивенсон был усыновлен. Тут-то меня и ждала находка. 1605 год, октябрь месяц. Крещен мальчик по имени Фрэнсис Стивенсон. Томас Янг записан как крестный, Мэри Янг — как крестная. Крещение было засвидетельствовано доктором Кристофером Марчантом.
— И тогда ты понял, что все это правда?
— Ну, не совсем. По крайней мере, я узнал, что Фрэнсис Стивенсон был реальным лицом. По не мог иметь доступа к Тавистокским метрическим книгам. Как и любой другой умелый американский мистификатор того периода. По крайней мере, им пришлось бы ужас как напрячься, чтобы добыть эти сведения. В любом случае, меня всегда удивляло, что столь откровенно английскую историю полагают американской мистификацией. В ней слишком уж много верных деталей. От нее так и пахло Англией. И будь история выдумкой, было бы слишком уж диким совпадением обнаружить Фрэнсиса Стивенсона в нужной метрической книге. Конечно, только оттого, что Стивенсон действительно существовал, само сокровище или код еще не делались реальностью. Кто-то, знавший о пирате Фрэнсисе Стивенсоне, вполне мог присочинить историю о сокровище. Так все время происходит. Как бы то ни было, я собрал большую часть истории Фрэнсиса Стивенсона на основе своих исследований, а другие историки и искатели сокровищ заполнили пробелы. Например, сохранились детский дневник Молли и кое-какие записи с кораблей, на которых плавал Стивенсон. Его бортовой журнал и дневник времен путешествия на «Фортуне» отыскались в плимутском музее. Картина постепенно прояснялась.
— А когда ты узнал наверняка, что все это правда? — спрашиваю я.
В животе у меня урчит от волнения. Если я заставлю дедушку сказать, где находится сокровище — как он наверняка сказал моему отцу, — то я смогу найти отца и привезти его домой. Или — что еще замечательнее! — отец может вернуться с сокровищем в любой момент: мы сможем жить во дворце, и я буду принцессой! Каким бы несчастным ребенком вы ни были, истории о пиратах и сокровищах вас не могут не воодушевлять — особенно если пираты и сокровища настоящие. Мои овсяночные слезы теперь далеки от меня, как Австралия.
— Этого я так и не узнал, — отвечает дедушка. — Никогда нельзя точно знать, реальны ли такие истории или в какой момент начинается мистификация, если она есть. Насколько нам известно, сам Фрэнсис Стивенсон мог быть мистификатором. Но самое главное — картина обретала цельность. У нас был мальчик, который определенно отправился в море именно на тех судах, что упоминались в рукописи, и который умел читать и писать и интересовался кодированными сообщениями. Этого было достаточно, чтобы начать работу.
— Ну, так что же значат все эти цифры? — спрашиваю я, вновь пролистывая красную брошюрку.
— Это код. Не шифр, имей в виду. Код.
В шифрах символы означают буквы, а буквы образуют слова. В кодах символы означают целые слова или идеи. Я рада, что помню это — хорошо, можно избежать лишних вопросов.
— В кодах этого типа, который, кстати, вовсе не был популярен во времена Стивенсона, каждая цифра обычно означает целое слово. Ключом чаще всего является книга или рукопись, доступная и отправителю, и получателю кода. Цифры 01 в шифровке соответствуют первому слову ключа — или, в некоторых версиях, последнему. Аналогично, цифры 211 отсылают к двести одиннадцатому слову текста. Вообще говоря, это один из лучших методов шифровки, при условии, что ключ держится в секрете. Особенно в наши дни, когда существуют миллионы книг. Мы с тобой могли бы договориться использовать в качестве ключа какой-нибудь малоизвестный научно-фантастический роман, и никто бы никогда об этом не узнал — разве что за нами стали бы все время следить и отмечать, какие книги мы читаем. Одна из тех ситуаций, когда все ключи попросту невозможно проверить.
— А почему люди не пользуются этим методом все время? — спрашиваю я, прихлебывая чай.
— Ну, он годится при нормальных обстоятельствах для обмена между двумя людьми, — отвечает дедушка, раскуривая трубку. — Но будь мы, к примеру, на войне, и будь я на судне, он был бы вовсе не так хорош. Враги могли бы устроить рейд и обнаружить до дыр зачитанный роман рядом с оборудованием для связи. Им даже не пришлось бы изымать и размножать книгу; они сообщили бы в свою штаб-квартиру название по радио, и криптоаналитики легко бы ее раздобыли. Изменение ключа означало бы, что всех связистов нужно обеспечить копией нового романа. Можно было бы выяснить, что это за текст, просто наблюдая за списками бестселлеров во вражеской стране! Или заслав шпионов в книжные магазины или издательства.
