Птицы трещали и свистели на разные голоса.
Розовый туман плясал над огненной рекой.
Соболь, тоже красный, как лиса, подлетел к Володе и, как друг, положил лапы на его плечи. Они вмиг подружились.
— Пошли, — сказала Катя, появляясь на крыльце.
На ней была та же старая стеганка, только уж без пояска, и блестящие сапожки. Она говорила на ходу:
— Ты, наверное, думаешь, что моя мама несерьезная? Ты не знаешь, какая она на работе? Очень строгая. Она просто веселая. А у тебя?
Они пошли по сырому песку. Соболь подбежал к реке и понюхал воду.
Володя вспомнил свою маму и вздохнул. Какая она? Конечно, она очень хорошая. Она самая лучшая. Только ей все время некогда. А раньше и она веселая была, и он никогда не думал, серьезная она или не очень. В футбол играла с мальчишками, болтала всякую веселую чепуху. И в то время ничего не скрывала от сына. Сразу отвечала на все его вопросы.
Он молчал, и Катя, наверное желая его утешить, тихонько сказала:
— Ну, ничего…
Как будто по голове погладила. Эти девчонки всегда лезут со своими утешениями. Володя вспылил:
— А у меня мама, знаешь, какая? Я вот тебе картину покажу. На фронте она, у палатки сидит.
— А я уже видела. Конников показывал, когда ты спал.
— Тогда и нечего спрашивать!
— Ух, какой! Зачем ты от нее убежал, удивляюсь?
— Убежал, и все. А тебе-то что?
— Уж и спросить нельзя?
— А чего спрашивать? Я тебя не спрашиваю.
— Так я ведь из дома не убегаю, — задиристо проговорила Катя и тут же поняла, что этого не надо бы говорить. Она не бегает… Подумаешь, чем расхвасталась. А для чего ей бегать, когда у нее папа есть? А у Володи нет, и он думает, что Снежков его отец, а мама говорит, этого быть не может, и он напрасно надеется.
Засунув руки в карманы пальто, Володя шел впереди. Вода широкой, ленивой волной набегала на берег и снова откатывалась, как будто кто-то легонько раскачивал реку.
В тишине было слышно, как Соболь звонко пьет розовую воду.
Володя остановился. Соболь сейчас же перестал пить и подошел к нему. Володя погладил его, и тот тихонько заскулил, тычась холодным носом в Володину руку.
Володя взял его за уши. Соболь сразу притих и прижался к нему. Собака понимает, когда человеку не по себе, особенно если это такой небольшой человек.
Глубоко вздохнув за его спиной, Катя тихо позвала:
— Пойдем.
Володя не тронулся с места. Катя подождала немного, соображая, обидеться ей или не стоит.
— Как хочешь, — равнодушно сказала она.
Заложив руки за спину и глядя на носки своих блестящих сапожек, она пошла вдоль реки. Потом остановилась подняла плоский камешек и ловко, совсем как мальчишка, запустила его по воде. Это называется блинки печь. Камешек шлепнулся два раза. Она бросила еще несколько камешков, но больше четырех блинков у нее не получилось.
Презрительно скосив глаза, Володя смотрел на ее старания, хотя для девчонки совсем неплохо. Но он и не собирался соревноваться с ней. Он просто хотел показать ей, на что способен мальчик. Пусть не очень-то зазнается.
Выбрав камешек, он небрежно швырнул его. Один блин.
Катя улыбнулась и ловко испекла четыре.
А у Володи больше одного никак не получалось, шлепнется разок — и бульк в воду.
Стряхнув с ладоней песок. Катя торжествующе посмотрела на Володю.
— Ладно уж, пойдем, — сказала она снисходительно.
— А вот это видела? — воскликнул Володя и, пригнувшись, пустил камешек впритирку. — Считай, не запинайся!
Получилось шесть блинков. Катя заморгала ресницами, а Володя все бросал и бросал камешки.
— Считай! — вскрикивал он каждый раз. — Считай-успевай!
И все кидал и кидал. Кидал снавесу, внакидку, внахлест с оттяжкой; кидал так, что камешек делал большой скачок, и тогда только начинались блинки или, наоборот, сразу от самого берега начинались такие мелкие блинки, что они сливались в одну сплошную дорожку.
Он делал все, что хотел. Знай наших, только не зазнавайся.
Катя была потрясена до горячих слез.
— Ох, какой ты вредный! — воскликнула она. — Где ты так научился?
— Художник во всяком деле должен быть мастером, — ответил Володя.
— А ты разве художник?
— Конечно.
— Как Снежков?
— Мне еще поучиться надо, чтобы до него дорасти. Ну, пошли.
Идут два человека по берегу таежной реки и обсуждают разные вопросы жизни.
— А ты знаешь, что мама в телеграмме пишет? — спросил Володя.
— Конечно. Она приедет сегодня.
— Тогда все пропало!
— Не пустит она тебя?
— И думать нечего.
— А почему?
Этот вопрос остался без ответа. Володя и сам не знал, почему мама даже и говорить о Снежкове не разрешает. Или заплачет, если спросишь, или так прикрикнет, что пожалеешь, зачем и спросил.
— Наверное, она его не любит? — снова спросила Катя.
— Не знаю.
Она вздохнула:
— А Снежков очень хороший человек. Очень. — Она крепко зажмурила глаза и тряхнула головой, чтобы Володя хорошенько понял, какой хороший человек Снежков и как необъяснимо отношение к нему Володиной мамы.
— Я что-то знаю про него, — добавила она.
— Выдумываешь ты все…
— Он забыть ее не может.
— Он сам тебе говорил?
— Знаешь, я сама слыхала. Он моей маме говорил. Но это такой секрет, что никто не должен знать.
Она остановилась, обняла его за голову и, притянув к себе, горячо задышала в самое ухо:
— Он очень любит твою маму.
— Врешь! — воскликнул Володя, вспотев от волнения. Аккуратно складывая пухлые губы, Катя обидчиво заметила:
— Я никогда не вру.
— Снежков?!
— Да.
— Ну, смотри!..
— Сам увидишь…
Так идут по песчаному берегу два человека и обсуждают разные вопросы жизни. А солнце уже оттолкнулось от горы, потушило алые факелы, и все кругом приобрело свои настоящие веселые, весенние краски. Река засияла небесной голубизной, верхушки сосен зазеленели, и Соболь снова стал черным, как ему и полагается по кличке.
Путешествие продолжается. Четыре лесины, прочно связанные еловыми вицами, — отличный корабль. Даже мачта есть — сучковатый такой еловый стволик; стоит он посреди плота для того, чтобы на него вешать все, что может подмокнуть. Висит ружье и патронташ, висит Володина зеленая сумка; когда стало жарко, он снял свое пальто и тоже повесил на сучок, и шапку повесил.
Конников сказал:
— Не простудись смотри.
А сам даже рубашку снял. Стоит на конце плота и длинным шестом отталкивается от берега. Загорелый, рыжебородый, в зеленой шляпе, на щеке следы медвежьих когтей. Очень красивый человек!
— Можно и я рубашку сниму? — спросил Володя, желая хоть сколько-нибудь походить на Конникова.
— Валяй. На пять минут. Солнце сейчас зверское.
— А вы?
— Я зимой снегом обтираюсь каждое утро.
— А Снежков?
— Он, конечно, тоже обтирается и купается даже. Мороз, вьюга, а он — в прорубь…
— Ух ты!
Каким же должен быть Снежков, если он еще смелее, еще красивее, чем Конников!..
Плыли долго. Один раз приставали к берегу, на костре кипятили чай в котелке. От чая пахло сладковатым хвойным дымком. Прежде чем хлебнуть, надо было подуть в кружку, отогнать к другому краю попавших в чай комаров. Это был напиток таежников — вольных людей.
Чтобы отпугнуть комаров. Конников положил в костер сырых гнилушек. Повалил желтый, горький дым, от которого слезились глаза и все время хотелось сморкаться. Но комары не очень-то испугались.
— Знаешь что, — сказал Конников, хлопая себя ладонями по шее, — ну их к лешему. Поплывем дальше.
На плоту, если держаться подальше от берега, комары не кусали. Володя спросил, а как же другие люди живут среди комаров, и узнал, что есть такая мазь, намажешься — и ни один комар не тронет.
Потом Володя уснул. Проснулся он от какого-то шума. Очень низко, почти у самой воды, трещал крыльями вертолет. Он повисел немного, потом поднялся и полетел, чуть не задевая верхушки сосен.
Оказалось, что это пожарный вертолет. Наблюдает: не горит ли где. Лес охраняет.
— А вон на пригорке, смотри-ка, лоси, — сказал Конников.
На самом деле: посреди круглого холма, покрытого нежной зеленью, стояли лосиха с лосенком. Подняв тупые морды, они смотрели на вертолет. Видно было, что им нисколько не страшно.
Еще немного проплыли по широкой реке между высоких гор и дремучих лесов. Снова показался зеленый круглый холм, только побольше того, где лоси, и повыше. На вершине холма стоит домик и поглядывает на реку блестящими окошками. Над крышей высокая антенна. По склону холма сбегают ступеньки деревянной лестницы. На песке лежат две лодочки и висит на кольях сеть.
— Кордон, — объявил Конников.
