– Ты тоже меня прости, – недолго думая, отозвался Леня. – Я тоже дурак.
– Оба мы с тобой хороши, – повеселел Бравин и спросил, в какой больнице лежит Маша.
– Заедешь?! – с надеждой воскликнул сын, довольный состоявшимся примирением. – Только ничего ей не завози. И не говори ей про наш разговор.
«А то она не знает», – хмыкнул себе под нос Руслан Викентьевич и с готовностью пообещал: «Ни словом, ни полсловом…» Спросить, возвращаться ему домой или нет, у Бравина не хватило духу. «Позовут – вернусь», – решил он и снова завел машину, не очень-то надеясь на приглашение. Но оно состоялось, и Руслан Викентьевич пообещал, равно как и пообещал беременной невестке не держать зла и забыть про все, что случилось, потому что «причина – в Леньке». «Сроду не разберется, – свалила вину на мужа Маша, – и лезет». Бравин знал, что это не так, но со всем согласился, потому что очень хотелось вернуться домой, где во всем «жила» Катя и будет «жить», невзирая на ремонт, который задумали младшие Бравины. Тогда Руслан Викентьевич решил, что отдаст молодым их с Катей спальню и переедет в бывшую детскую, лишь бы они больше не задумывались о том, как живут «полноценные семьи». А уж он постарается и что-нибудь придумает. Чем черт не шутит, может, даже дом выстроит. И пусть в нем будет одна хозяйка на десять комнат, а одну из них, Бравин поклялся, он сделает под Ленькину тещу, чтобы та спокойно могла приезжать и нянчиться с внуками. Руслан Викентьевич был уверен, что их будет несколько.
А пока этого не случилось, он станет жить жизнью молодых, не докучая и не требуя к себе внимания, а Анна… Да бог с ней, с Анной. Спасибо, что была. И спасибо, что не стала близкой, такой, как Катя, иначе бы не было ему жизни. «А это забудется», – уверил себя Бравин и отправился собирать вещи в гостиницу, уговаривая себя, что теперь все пойдет по-другому, по-новому или, может, по-старому, как привык и как провел без нее, без Гольцовой, большую часть своей не такой уж никчемной жизни, чтобы взять и упрекнуть бога в том, что снова отнял. «Значит, не мое», – философски рассудил Руслан Викентьевич и, оставив хвалебный отзыв в книге жалоб и предложений приютившей его гостиницы, с успокоившимся сердцем вернулся домой, где ждал его присмиревший Леня, а у него за спиной – полнейший бардак.
– Ну-у-у, с этим мы справимся, – пообещал Бравин и начал наводить порядок, не забывая заглянуть в каждый уголок, так же, как это когда-то делала покойная Катя, не жалея ни сил, ни времени. Тогда Леня не выдержал и присоединился, а Руслан Викентьевич в этот момент явственно ощутил: все вернулось на круги своя. Дом становился чище, а печаль светлее. И не было больше страданий, хотя наворачивались слезы, но Бравин тайком смахивал их с глаз, всякий раз оптимистично насвистывая при этом, чтобы не напугать еще больше и так напуганного сына. «Все будет хорошо!» – вдруг громко, на весь дом объявил Руслан Викентьевич и уселся на диван, критично осматривая результаты собственного труда.
– Ты слышишь? – прокричал он разбиравшемуся у себя в комнате сыну и, дождавшись ответа, улыбнулся. Так и будет.
В противовес Бравину у Анны такой уверенности не было. Поднявшись к квартире, Гольцова вспомнила, что не отдала ключи, и спешно спустилась, не заботясь о том, что Мельниковой нет дома. Полагаясь на такой не типичный для себя авось, Аня забралась на пятый этаж и позвонила. Жанна отозвалась сразу же, как будто сидела и ждала.
– Вот, – Анна протянула ключи, даже не перешагнув порог мельниковской квартиры. «Хватит, нагостилась».
– Накувыркалась? – с пониманием улыбнулась ей Жанна и пригласила войти: – Давай кофе? Или вина? – за возможность узнать, состоялось у Гольцовой что-нибудь или нет, она была готова выставить на стол все сокровища мира.
– Нет, Жан, извини, – отказалась от приглашения Анна, понимая, что Мельникова не слезет с нее, пока хоть что-нибудь да не выудит.
– Значить, не понравилось, – решила Жанка и уставилась на подругу.
– Почему не понравилось? – Ане неожиданно оказалось неприятно предположение Мельниковой.
– Если бы понравилось, легче пуха бы сейчас летала, – скривилась Жанна и была абсолютно права. – Ты думаешь, я не вижу?
– И что ты видишь?
– Ну или он сплоховал, или ты расслабиться не сумела. Так?
– Нет, не так, – Гольцова еле сдерживала в себе рвущийся наружу гнев. – Бывают и другие причины. Может, ты об этом просто не догадываешься?
– Где уж мне?! – приняла вызов Мельникова и, перешагнув через порог собственной квартиры, отчеканила: – Других причин не бывает, Анька, что бы ты мне по этому поводу ни говорила. Уж поверь мне!
– Верю, – усмехнулась Гольцова и направилась к лестнице.
– Дура ты, Анька! – прокричала ей вслед Жанна, нисколько не заботясь о том, что их кто-то может услышать. – На то друзья и существуют, чтобы помогать. Но ведь ты у нас гордая?! Гордая! – с издевкой уже пробормотала себе под нос Мельникова и пулей вылетела на балкон. – Ань! Вернись!
Гольцова даже не обернулась. «Плохо бабу оттрахали», – вынесла свой единственно возможный диагноз Жанка и искренне посочувствовала подруге, ей стало ее жалко. «Но, с другой стороны, – подумала Мельникова, – так тебе и надо. Нечего на двух стульях сидеть», – осудила она Анну и вспомнила, что один из этих «стульев» ее. «Вот мы и квиты», – проворчала Жанка и тут же отправила Гольцову эсэмэс со словами: «Хочу тебя». Анатолий оказался немногословным: «Да». «Что – «да»?» – быстро отреагировала на неконкретное сообщение Мельникова. «Я тоже». «Тогда лови адрес», – набирая текст, Жанна улыбалась во весь рот. «Во сколько?» – уточнил Гольцов. «Как сможешь», – таинственно прошептала Жанка и даже не стала дожидаться ответа, была уверена – явится.
Остаток дня Мельникова провела в сборах, о ходе которых периодически докладывала Анатолию, даже не подозревая, что таким образом отвлекает его от дел. По ее мнению, ничего важнее предстоящего события просто быть не могло. Поэтому она то предупреждала его, чтобы не тратил время на магазины в поисках конфет и цветов: «Сама все приготовлю»; то интересовалась, что ей надеть: «черное кружевное бесстыдство или просто платье без трусов»; то била тревогу, чтобы позвонил Аньке, потому что та «уже дома», «напрыгалась где-то, отдыхает». Но Гольцов намека не считал и правда позвонил, чтобы поинтересоваться, почему дома, даже не беспокоясь о том, что та может что-то заподозрить. И Аня сразу же определила, откуда информация, но никаких лишних вопросов задавать не стала, наивно полагая, что это отголоски Жанкиной заботы о ней. В том, что Мельникова ничего не станет рассказывать ее мужу, она была уверена. «У самой рыльце в пушку», – рассудила Анна и легко отпустила Гольцова на сегодняшний вечер, тем более что «с Серегой, и на машине». Подумать только! Могла ли Аня представить, что она всерьез пожалеет о том, что ее супруг после «встречи с закадычным товарищем» вернется домой абсолютно вменяемым, без всяких сентиментальных: «мы с ним как два брата», «на всю жизнь»? При этом уговаривать Анатолия принять на грудь вместе с другом показалось ей совершенно неуместным, поэтому Анна обрадовалась уже самому факту временного отсутствия супруга. А повод лечь от него отдельно, решила она, обязательно найдется, ибо сама мысль о том, что ей сегодня придется разделить ложе еще и с Гольцовым, удручала ее, Анну, как никогда.
Не унывала только Мельникова, готовая обнять в порыве благодушия весь мир, включая и Николая Николаевича.
– Колян, – позвонила она ему как ни в чем не бывало. – Арбайтен?
– Что ты хотела? – Мельников явно был на жену обижен.
– Хватит дуться, Коля, – застрекотала Жанна. – На обиженных воду возят и хрен накладывают. Приеду я завтра. Давай все сегодня в порядок приведи, свари там чего-нибудь и встречай любимую женщину с распростертыми объятиями. Понял, Мельников? Не слышу.
– Я могу тебя завтра забрать. – Николай Николаевич пока продолжал сопротивляться этому унизительному «Понял? Я тебя не слышу», но Жанна чувствовала, что сердце Мельникова дрогнуло и уже через пару часов из него можно будет вить веревки.
Обеспокоенная самую малость соблюдением необходимой конспирации, Жанна периодически звонила мужу, чтобы дать очередное задание, не выполнив которое он мог снова лишиться ее доверия. И когда измученный этими звонками Мельников предложил забрать ее прямо сегодня и вместе уехать в Дмитровку, Жанна поняла, что переусердствовала и тут же дала Николаю Николаевичу от ворот поворот:
– Ну уж нет, Колян! – возмущенно проговорила она и отказалась «быть домработницей», потому что «ты за день засрешь дом так, что я потом разбираю его неделю». – Поэтому, – кривлялась перед зеркалом Жанна, – уж будь любезен, сначала – порядок, а потом и твоя лягушонка в голубеньком коробчонке прискачет. Понял?
– Не утруждайся, – проворчал Мельников, а Жанна быстро сообразила, что добилась того, чего хотела.
