Виталий Вир - Бабло пожаловать! Или крик на суку

Рамсес искренне поразился размышлению Дэвиса: ничего не говоря, он просто положил руку к нему на плечо.

— Теперь я все потерял, — печально подытожил Дэвис, — и компьютер, и дом.

Рамсес открыл рот, чтобы высказать слова поддержки, но в руке сработала вибрация смартфона, указывая на активизацию аппарата, из-за чего он напугался.

Это рассмешило Дэвиса и обоим стало весело.

Дэвис продолжил слушать музыку, пританцовывая, а Рамсес посмотрел на дисплей смартфона. На разноцветном экране высветилось напоминание, что сегодня День рождения у Алики. Рамсес вспомнил, что в свое время «зарядил» в телефоне эту важную информацию.

Пальцем он нажал на уведомление. Смартфон послушно вывел текст, написанный Рамсесом полгода назад, после того, как он с помпой отметил свою круглую дату в окружении друзей и, конечно же, с Аликой. А на следующий день эти слова были приготовлены заранее для Дня рождения любимой. В те минуты он запланировал отправить это сообщение, а затем, перезвонить. Вечером же устроить какой-нибудь сюрприз и непременно с букетом цветов непосредственно поздравить.

Рамсес прочитал первую строчку.

«День рождения — это событие желанное, радостное, а каждому имениннику хочется запомнить этот день не просто весельем и радостью, а чем-то необычным».

Содержание текста было наполнено чувствами и он продолжил читать дальше.

«Те же, кто поздравляют, заботятся не только о подарках, но и о пожеланиях, которые нельзя купить, но в них можно поделиться искренностью. По этой причине откровенные слова бесценны, нежели самый дорогой подарок.

Алика, этот стих я посвящаю тебе.

С моими словами можно соглашаться и, конечно же, нет. Но написал я их благодаря, естественно, моему пониманию Счастья — это, когда ты всецело объят одним чувством и так сильно, что не способен воспринимать никого вокруг.

Испытать же подобные ощущения, думаю, согласится каждый из нас. Смело предположу, что мы способны отдать за истинное Счастье самое дорогое. Но даже этим невозможно будет отблагодарить его в полной мере — ровно настолько подобное ощущение ни с чем несравнимо.

Алика, я написал, а затем перечитал, после чего мне стало неловко за мои откровения. Вначале, я решил все удалить и просто поздравить тебя, как всех остальных… И все же, я сохранил все так, как есть. Потому что ты для меня — далеко не те другие, с кем я знаком, а написанное — мое искреннее отношение к тебе. Если ты захочешь перечитать, то сделай это, пожалуйста, не спеша и не на бегу в современной суетливой повседневности. Тогда ты сможешь понять меня полностью.

Ожидай звонка «*_*» До вечера. Рамсес»

Заряжающийся смартфон, Рамсес отложил в сторону. Кроме этого, в салоне машины ничего не изменилось — Дэвис был полностью поглощен любимым хип-хопом.

Рамсес отрешенно посмотрел на суету. Проходящие мимо люди с протестным настроением что-то выкрикивали. Они чего-то сильно требовали и размахивали воззваниями. Остановив взгляд на них, он решил не смотреть на панорамные окна кафе, откуда он только что вышел. Вместо этого, Рамсес протянул руку к зажиганию, нажал на кнопку «старт», заводя машину, и спокойно поехал.

— Сейчас отвезу тебя к церкви, — сказал он вслух о своих планах.

— Ага.

Вспомнив о Богдане, Рамсес решил дозваниваться к нему не в присутствии Дэвиса, которому не к чему было слушать их разговор о похищении.

У выезда на оживленный перекресток он остановился, чтобы пропустить машины, несущиеся тут.

Рамсес поглядел на рекламный щит — тот самый, от которого по ночам исходит яркий свет с красочным изображением, а в комнате, от карнавала дополняющих друг друга оттенков, скромно мерцает разноцветный луч.

Оживленный проспект со своим житейским ритмом сегодняшнего времени, где находились толпы протестующих, ослепительный голубой экран, большим размером ядовито изрыгающий рекламу, и все остальное тут — это была та действительность, которая показалась ему совершенно другим миром. С чего каждое утро у Рамсеса непременно начиналась новая жизнь, когда он подъезжал сюда, как к некой отправной точке. И словно существовало еще одно пространство в ином измерении. То, которое после старта оставалось позади. Оно было связанно с лесом и с церковью на окраине, где протекала параллельная жизнь. Отдаленная от остальных горожан, где жили другие люди — Дэвис, Юля, отец Велорет и те прихожане, о которых рассказывал батюшка.

«Но, — подумал он, желая удержать новое понимание в себе, — наша среда обитания все более агрессивно разрушает жизнь таких, как они и ещё многих, кого мы уже не способны замечать — им попросту не находится «в нашей новостройке» места».

— Как красиво, — восторженно сказал Дэвис, тоже заглядевшись на рекламный щит.

На ярком разноцветном панно очередной анонс чего-то «крутого и непременно важного для человека», сменился другой заставкой. На белом листе формата А4 появилась надпись и теперь предлагалось, всем (смотрящим эту рекламу) поставить знак препинания в следующем предложении:

Мир денег

есть

Мой мир!

— Иногда, — заговорил Дэвис с тем же своим неуемным восхищением, и теперь любуясь сиянием рекламы, — я прихожу сюда по вечерам, чтобы посмотреть, как тут красиво! Здесь совсем по-другому. Все не так, к чему я привык.

— Все это — лишь ярко и красочно выглядит снаружи, но внутри совершенно…

Рамсеса прервал протяжный сигнал клаксона. Он посмотрел в зеркало заднего вида. Обладатель белой БМВ, такой же, как и у Рамсеса, 7-ой модели, тоже находился в уютном салоне, но, несмотря на это, он нервно размахивал руками и раздраженно о чем-то орал Рамсесу. Конечно, того не было слышно, но совершенно стало понятно, что он — Рамсес, а еще точнее — «козел», должен ехать, а не стоять на месте, пропуская лохов!!!

— Дэвис, тут другой мир и он тебя не стоит.

Рамсес выехал на проспект. Вскоре их обогнала та же белая БМВ, хозяин которой сначала подрезал, а после дерзко притормозил, заставив Рамсеса забыть о педали газа и «ударить» по тормозам. Дэвис испуганно посмотрел на Рамсеса; оба промолчали. Затем, опять благодаря хозяину, впереди едущее новое чудо немецкого творения, вобравшее в себя, в отличие от обладателя, максимум элегантности, стремительно набрало скорость, даже успев обогнать целых три машины по встречному движению. Как стало понятно, резкий водитель, думающий исключительно о себе, в распоряжении которого пребывала донельзя управляемая техника, посчитал не нужным и далее терять время на «козла» — Рамсеса.

Бросаться в погоню он, конечно, не помышлял. Но и ехать долго Рамсесу не посчастливилось, пришлось снова сбрасывать скорость, а затем и вовсе остановиться — растянувшаяся вереница машин медленно пробиралась между протестующими горожанами.

Происходящая тут картина напоминала анархию в столице, где уже перестали действовать правила дорожного движения. Пешеходы и водители, каждый продвигался в своем направлении и кто, как мог. По обе стороны проспекта шли колонны бунтовщиков, перед машинами пробегали люди, а те, кто сидел за рулем, были сильно раздражены. Но все же с осторожностью они старались побыстрее покинуть эту часть дороги, чтобы избежать гнева и агрессии пеших сограждан.

Рамсес выключил музыку и в салоне стало тихо, чего нельзя было сказать относительно улицы — люди, как можно громче старались заявить о требованиях.

— Рамсес, может, лучше музыку послушаем?

— Дэвис, — обратился он весьма серьезно, — я обещал отцу Велорету не подвергать тебя опасности, а задорной музыкой мы можем разозлить многих, кто параллельно нам идет пешком.

— Требуем, — раздался писклявый голос где-то на улице, который был громче остальных, — наказать всех финансистов. Эти ублюдки реально виноваты во всех бедах. И эти биржи и хэдж-фонды с шайкой брокеров — все они зачинщики происходящего. А во всех последних кризисах повинен Wall Street и им подобные. Нам — простым людям хватит кормить таких тунеядцев, которые делают состояния на одних только спекуляциях и за счет работающих людей, кто реально что-то производит! Всю шайку финансистов и повсеместно коррумпированную власть — к ответу!