– Так надо же!
Давид, коротко хохотнув, открыл холодильник и извлек оттуда четыре пакета кефира. Молча поставил на стол литровую кружку и вылил в нее содержимое первого пакета.
– Пей!
– Поможет? – не поверил Вова.
– Поможет.
Вова, не щадя горла, всосал охлажденный молочнокислый продукт.
– Ну как? – спросил Давид.
Вова помолчал, прислушиваясь к тому, что происходит в утробе, потом пристукнул опорожненной кружкой:
– Еще!
Вова, как известно, был человеком крупным, но и кефира было немало, и когда две массы – Вовы и кефира – пришли в соответствие, бизнесмену полегчало.
– Никогда бы не подумал!
– Одевайся, – распорядился Давид. – Чистенько.
– Так я сегодня на клуб не еду, – запротестовал Вова. – Я вообще не езжу на клуб по воскресеньям.
Упоминание о клубе вернуло Вову к беспощадной действительности, и весь ужас ситуации навалился на него, как груз на грудь упавшего человека.
– Я выпью? – предложил он. – Куда ты заховал?
– Нет, – сказал Давид. – Выпить – дело нехитрое. Успеешь еще. А сейчас – поехали. Моя машина возле дома. На ней и поедем.
Вова пожал плечами и покорился.
В машине молчали. Вова был погружен в глубокое раздумье, Давид безмолвно крутил баранку.
Наконец припарковались недалеко от церкви.
– Куда ты меня привез? – спросил Вова.
– Это – храм. Никольская церковь.
– Зачем?
– Ступай в церковь, отстой службу.
– С чего это? Я с детства не ходил.
– Ты же – верующий? – спросил Давид.
– По правде?
– По правде.
Вова пожал плечами:
– А кто его знает!
– Крест носишь?
– Крест ношу, – согласился Вова и дотронулся до того места, где начинался живот. Давид приобнял Вову за плечи и мягко проговорил:
– Сходи в храм, Вова. Просто возьми и сходи. Купи свечку, как другие, поставь перед ликом Николы угодника. Отстой службу, слушай, да и все. Все будут креститься – и ты осени себя крестным знамением…
– А ты со мной пойдешь? – спросил Вова.
– Нет, – с сожалением сказал Давид. – Мне нельзя. Нельзя мне, Вова, не пойду.
Он еще что-то добавил, но Вова не расслышал, потому что ударил большой колокол – раз, другой, третий, потом запели тонкими голосами малые колокола, и пространство оказалось заполнено веселящим душу перезвоном.
– Ступай, – сказал Давид и дружески похлопал Вову по плечу.
Вова послушно вылез из машины.
На обратном пути оба молчали. Давид чувствовал некий покой, который снизошел на Вову, и боялся его нарушить.
Наивно, конечно, думать, что вот сходил человек в церковь и сразу весь переменился. Но – что немного успокоился, можно сказать. Вышел под влиянием ауры православного храма из порочного круга своих терзаний. Во всяком случае, он не возражал, когда Давид повез его к себе обедать. Догадывался, конечно, что обнаружит там Инну – а где же ей еще быть! Но не возражал.
Инна действительно жила у Эммы и Давида. Увидев Вову, сказала ровным голосом:
– Здравствуй, Вова.
То ли приветливо, то ли враждебно – не понять. Ну и ладно. Сказала и сказала. Вова в ответ тоже поздоровался.
Обед был простой, без разносолов и без алкоголя.
После обеда женщины скоренько все убрали и ушли в комнату, а Вова с Давидом остались на кухне – разговаривать.
Давно ли вот так же сидели они под этим веселым абажуром, когда Вова, решившись, приехал в Москву на разведку? Недавно, совсем недавно, а сколько произошло с тех пор всякого-разного!
– Ну что, – сказал Давид, – собрался? Разговаривать с тобой можно?
– Можно, – вздохнул Вова. – Собрался вроде.
– Ну рассказывай, как и что.
И Вова рассказал.
Что касается производства «левака», или, по-научному сказать, контрафакта, Давид был в курсе дела. Он даже одалживал Вове денег на раскрутку. И он не мог предположить, что безнаказанность левого производства продлится так недолго. Вова стал рассказывать, какие количества книг у него изъяли, сколько это будет в пересчете на рубли, а сколько – на доллары.
– Забудь, – сказал Давид и дружески положил руку на пухлую Вовину ладонь. – Забудь про эти деньги. Они пропали для тебя.
– Как пропали? – не поверил Вова.
– Пропали, Вова, пропали. Смотри, как бы и сам ты не пропал. Горюнов – где?
– Горюнова закрыли. В качестве меры пресечения.
– Ну вот, видишь!
– Так он же – производитель! – колыхнулся Вова.
– А на чьи средства? – спросил Давид. – Кто деньги вкладывал? – И сам же ответил. – Ты и вкладывал. Преступный сговор.
Вова опечалился. До такой степени, что обхватил голову руками
– Что делать? Подскажи! – взмолился он..
– Хорошо, – сказал Давид, – попробуем разобраться. Оставим пока в стороне уголовное дело. Два с половиной года назад ты прибыл в столицу нашей родины с целью ее покорения.
– С целью сделать деньги, – поправил Вова.
Давид поднял брови и пожевал губами, как бы пробуя на вкус Вовину реплику. И сказал:
– А это – одно и то же.
– Ну ладно, – не стал спорить Вова Блинов.
– Я поверил в тебя и оказал тебе посильную помощь советами, связями и щадящим кредитом. Оказал?
– Оказал, – согласился Вова.
– Должен признаться, что ты старался и преуспел. Но, как новичок, наделал много глупостей и ошибок. А бизнес – вещь заманчивая и беспощадная. Это – не классный наставник. Ошибок не прощает. Короче говоря, выдрать книги обратно тебе не удастся. Я интересовался. Дело это задумано как громкое, инициировано издательством «Просвещение» и московской городской прокуратурой – я разузнал по своим каналам. Можно, взлетев на Олимп, впасть в эйфорию, заграбастать смазливую бабу и – хоть трава не расти! А свергнувшись с кручи, рвануть на груди рубаху и квасить по-черному, доводя себя до нуля. А можно подсчитать убытки, вздохнуть и терпеливо начать с начала, используя полученный опыт, в том числе и – горький. История делового мира знает немало случаев повторного взлета.
Вова сказал:
– Пойми меня, Давид, по-человечески. Я не могу примириться с тем, что все, созданное вот этими руками и вот этой головой, исчезло в один миг.
– Придется примириться, – сурово произнес Давид. – Другого выхода нет.
Вова покраснел при этих словах, сидел молча, переживал.
– Все это было бы так, – после паузы сказал Давид, – если бы над тобой не висело несколько статей, из которых мошенничество – самая мягкая.
– Ладно, – еще сильней насупился Вова, – раньше сядешь – раньше выйдешь!
– Ты это брось, – сказал Давид. – Тут надо побарахтаться.
– А что можно сделать?
– В общем, я попробую через знакомых выйти на кого надо в этом смысле. Результат сообщу дня через два-три. Только так: при личной встрече. По телефону ни о чем не спрашивай. И вообще не звони мне пока.
Тут Вова уставился на Давида, оттопырив нижнюю губу, видно, о чем-то крепко задумался.
– Ты чего это? – поинтересовался наблюдательный Давид.
И Вова решился:
– Скажи, Давид, а чего ты со мной возишься? Что жены – сестры? Так я жену вроде как бросил…
– Какой ты быстрый, – проворчал Давид, – бросил – не бросил! Мячик, что ли? Да не из-за жен я. Понимаешь, я не бросаю начатого дела. А ты – мое начатое дело. Я вложил в тебя, что сумел. И желаю получить результат. Более того: надеюсь, что результат будет. Хоть и не так скоро, как в первый раз, зато это будет устойчивый результат.
Через три дня они встретились в вестибюле банка. Давид сказал:
– Закроют твое дело. Но не бесплатно.
Вова кивнул.
– А что, сколько? У меня же, сам знаешь, сейчас не особенно…
Давид прервал его одним коротким словом:
– Джип.
Через час они оформили генеральную доверенность с правом продажи. Вова не должен был знать, в чьи руки поступит его шальная игрушка.
Книги из опечатанного склада вскоре увезли в неизвестном направлении. Дело закрыли.
На этот раз в излюбленной шашлычной кроме Лешки и Вадика присутствовала Катя. Лешка – хитрый, змей! – сообразил, что при ней Вадик будет сговорчивей.
– Права, – сказал он и к всеобщему удивлению выложил на скатерть водительские права на имя Вадика.
Выслушав положенные восклицания, продолжал:
– Квартира.
На скатерть легли листок бумаги с адресом и два ключа, нанизанные на брелок.
– Однокомнатная, – пояснил Лешка. – Оплачена на год вперед. Принесли шашлык и сухое вино. Чокнулись, отпили, приступили к мясу.
И Лешка заявил:
– Переходишь ко мне. Мне без тебя сейчас не осилить… К работе нужно приступить завтра.
Вадик покраснел и перестал жевать.
– Хорошо, послезавтра. День – на сантименты.
Вадик посмотрел на права, на ключи и на Катю. Катя была невероятно красива. Вадик кивнул.
– Ну что ж, Вадик, – нервно сказал Леонид Петрович, – получается, что ты меня предал.
– Я не предавал, – с волнением сказал Вадик. – Не предавал я…
Больше сказать ему было нечего, и он, честно говоря, маялся. Вдруг глаза его заблестели, и он выпалил:
