— Так гласит предание, друзья мои. Я лишь пересказал живущую в моем роде легенду, — господин в жилете виновато улыбнулся. — Легенду, интриговавшую, между прочим, серьезных ученых.
— А что это застряло в перешейке часов? — голос блондинки, вовсе не девочки и далеко не тростинки, прозвучал тихо.
— Песчинка добра, полагаю, — взглянув на гостью с чрезмерным любопытством, Хозяин спохватился и отвел глаза.
— Да нет! Приглядитесь хорошенько! — вспыхнув, она подвела к полотну спутника. — Ну что я тебе говорила? Здесь же прекрасно видно — это одуванчик!
— Верно, верно! Я забыл внести уточнения. Одуванчик! — оживился старик. — Тот самый одуванчик, который расцвел из последней песчинки добра и помог удержаться оставшимся.
— Но ведь в вашей истории Света оставалось слишком мало, что бы спасти цивилизацию, как я понял. Истекали последние минуты. А на картине часы лежат и золотых песчинок в нем полным-полно! — мужчина вздохнул. Полагаю, в вашей легенде восторжествовал вполне дидактический хеппи-энд: под воздействием просветительской миссии Теофила люди одумались, ожили душой и принесли в ладонях свою крупицу добра. Каждый внес свой посильный вклад и сплоченный коллектив человечества одолел гадкого змея.
— Похоже, вы не любитель утопий. Тогда — вот вам житейский реализм. Вы, разумеется, знаете, как плодовиты одуванчики. Их упорно выкорчевывают, выжигают химией, топчут. А один остался, пустил семена по ветру, глядишь на следующую весну — целое поле! Сорняк, полагаете? — хитро улыбаясь, седой господин покачал головой, поднялся и подманил гостей к полотну.
— Видите надпись здесь, в уголке? Это латынь, шрифт готический, разобрать не просто. Перевод же таков:
«ОДУВАНЧИК — семя РАЯ. Кровь солнца течет в его жилах, подобно молоку, питая тьму земных недр животворным соком и убивая тех, кого порождает мрак» — Вот вам и ответ, друзья, — за дымчатыми стеклами очков блеснули странные глаза и гостям на миг показалось, что старик безумен.
— Значит, не вырывать? — серьезно осведомился турист, насупив лоб.
— Ни в коем случае! В этом все дело.
— А что случилось с Источником? — блондинка рассматривала картину.
— Источник ушел в землю, что бы уничтожить духов тьмы. Но из земли стали бить струйки воды и превращаться в золотые цветы — в Желтые великаны. Их много, очень много. Вон, посмотрите — целое золотое море. — Звякнув кольцами, старик отдернул штору.
Летний полдень дохнул жаром и медом, ослепил июньским солнцем. Внизу, до самого перелеска и синей глади озера простирался ковер желтых цветов.
— Ого! Никогда не видела замка с такой запущенной поляной… облокотилась на подоконник женщина.
— Может, у вас проблема с садовником? Или… — обернулся к хозяину ироничный турист. И виновато умолк: зала была пуста.
Они лежали среди цветов и смотрели в небо.
— Мне понравился старикан. Но все же у его сказки нет конца. Похоже, это вообще сплошная импровизация. Ты заметил, он все время поглядывал на меня? «Списывал» Дочь Источника прямо с натуры. Даже волосы и этот белый ангорский свитер не упустил. С возрастом, конечно, промахнулся. Но тут, думаю, уступка сюжету. Как и рыжие кудри поэта, фигурировавшего под именем Теофил.
— Уж на Высокого блондина я решительно не тяну. Кроме того, давно не цепляю очки на шнурок.
— Все равно — выдумщик, — она склонилась над своим спутником, заглядывая в его лицо. — И сочинитель, и храбрец и немного трусишка. И потом… Все это мы уже знали, ведь правда?…
— Знаем даже больше! — «выдумщик» притянул к себе женщину. Ее голова привычно устроилась на его плече. — Наш гид не рассказал ещё кое о чем.
— Забыл?
— Упустил сознательно. Его можно простить в таких обстоятельствах.
— Что, что он упустил? Пожалуйста, я уже слушаю! И буду сопеть очень внимательно.
Смуглая рука легла на волосы женщины, привычно поглаживая их, близорукий взгляд рассеянно заблудился в кроне цветущей липы.
— Ладно. Хотя это совершенно секретные сведения.
— Могила! — поклялась она.
— «Слушай, послушай, не обращай внимания от песни, мой ангел, внимай — я буду выдумывать правду!»
В империи зла Алярмуса существует Сопротивление. Оно объединяет тех, кто был похищен, завлечен, но не захотел становиться нелюдью. Отряды Сопротивления ведут подрывную деятельность изнутри. Думаю, Севан ушел, что бы пополнить их ряды. Не зря же он оставил записку про завет Источника.
— Конечно, не зря! Он был профессиональным разведчиком! И хотя сильно пострадал от предательства Очина, но, уверена, сражается не на стороне Алярмуса. Похоже, он помогал влюбленным.
— Надеюсь, надеюсь… Эту парочку явно кто-то хранил, — пробубнил сочинитель. — Догадываешься, проницательная моя? Наш гид ничего не рассказал о мужчине на платформе. О работяге с лопатой и дустом, спугнувшем гадов.
— О том пассажире, что напугал Теофила своими перчатками и подозрительной слежкой? Он оказался обыкновенным человеком!
— Не совсем… — глаза сочинителя хитро блеснули. — Ну, скажи, кем по-твоему был этот спутник в ночи? Это же совсем просто: он только изображал воина Алярмуса. Вроде Штирлица в Третьем рейхе. На самом же деле был шпионом, проникшим в подземелье с диверсионными целями. Он следил за Теей, поэтому оказался в поезде и помог малышке спастись от нападения Духов тьмы!
— Зачем он следил за ней?
— Господи! Волновался. Это же отец Теи.
— Отец!? — женщина приподнялась, тараща янтарные глаза.
— Ее настоящий отец. В нем живет сила Источника. И он всегда рядом с ней, как Ангел-хранитель. Так ведь обязательно происходит, даже если наши близкие далеко, совсем далеко…
— Ах, где же он сейчас, где?…
— Ты ведь хорошо запомнила нашего гида? Да, детка, да. Он не зря так смотрел на тебя. Там, на платформе, здесь… Я узнал его. Вот и сказке конец, а кто слушал… — Рассказчик притянул к себе даму, нацелясь в щечку поцелуем. Она увернулась:
— И все?!
— А что же еще? Полный порядок.
— То, что ты написал сегодня ночью.
— Тебе не понравится. Простенькое.
— Простенькое как раз по мне.
— Забирай.
Буду валять я себя, баловаться,
нимф легконогих в кустах поджидать,
юным себе и счастливым казаться,
птиц, мне накаркавших, в небе считать.
Ах, эти воды, зеленые своды,
сбитым белком в синеве облака,
ах, это женское лоно природы!
Дай мне в него погрузиться пока.
Не оскорбляйся, мой дух непреклонный
склонностью маленькой глупой души
тела проделками, шелестом коны,
блудною песнью в медовой глуши.
Числить меня в дезертирах не надо.
Вот подлечусь я — и вновь — хоть убей!
Лишь откормлю я животную радость
и принесу её в жертву тебе!
— Ладно, придется смириться, что я прохожу по статье «животная радость».
— Ты — и радость, и дух, — строго заверил сочинитель. — Ты — мое убежище и поле боя.
— А ты мое, — теплые руки обвили его шею, губы прильнули к губам. Над поцелуем витал июньский ветерок, порхали пестрокрылые бабочки, проплывали в небесной высоте легкие облака. Армия желтоголовых цветов источала медовую сладость и охраняла покой двоих. Вокруг вращался мир, залитый любовью и солнцем…
— Эй, мудрило, забыл про Живое слово! — женщина уронила захмелевшую голову в прохладное желтое море.
— Ай, это же ясно — Любовь.
— Вот и нет! — она подняло лицо, позолоченное пыльцой: ОДУВАНЧИК.
…У картины стоял человек в жилете и, пробегая кончиками пальцев по полотну, старался угадать изображенное. Потом подошел к окну, устремил давно незрячие глаза к солнцу. Теплые лучи ласкали лицо, отвечавшее им улыбкой.
Забавную историю сочинила сегодня эта смешная пара!
В отделе НЕХИВО собрались суровые мужчины. На столе у сдвинутого дисплея примостился скромный разносол закусок, бутылка водки, стаканы. Выпили молча, косо глянув на фотографию смеющегося брюнета в черной рамке.
Прибывший на поминки Вартанова смежник — капитан Пахайло — завершил пространную речь. Цитировал стихи, обращался к мифологии — путал следы, как это у них принято. А что тут скажешь? — скончался Вартанов С.О. в больнице, получив мозговую травму при исполнении служебных обязанностей. Подробности не уточняются, вот и плетется вокруг да около мистическая хренотень.
Саша Галкин — ближайший помощник Севана с классовой ненавистью поглядывал на элегантного капитана, не веря ни единому слову. Его коллеги напротив, искательно заглядывал в глаза сильно эрудированного представителя «органов», изображая сосредоточенное внимание. Им предстояло работать в тесной связке.
