У гостиницы Джайлс предложил мне выпить «по глоточку на ночь». Я не без оснований считала, что в Новом Орлеане он меня изнасиловал, и не хотела, чтобы это повторилось в сознательном состоянии. Я попрощалась с ним и выпила «по глоточку» с Джеральдиной. Мы при свечах пили теплое шампанское. Из окна была видна безошибочно узнаваемая колонна Наполеона.
Я сказала ей, что совершенно подавлена. Созналась, что испытываю ужас от случившегося. Джеральдина сочувствовала и утешала. Но при этом оставалась несгибаемой, как гвоздь (ау, призрак Г. В. Вейса!).
— Посмотри на это под другим углом зрения, — сказала она, когда я наконец остановилась. — У них был прекрасный конец. Быстрый, безболезненный. А лучше всего то, что на Земле не осталось людей, которые бы оплакивали их.
— Кроме нас.
— Мы — не совсем люди.
— Я чувствую себя человеком.
— Нет. Ты — Совершенный Мастер.
— Я не знаю, что такое Совершенный Мастер. — Я тоже могла быть твердой. — Я не знаю, кто такой Калки. За исключением того, что он — убийца…
Разгневанная Джеральдина вскочила на ноги.
— Не говори так! Он не убийца, потому что… он есть. Вот и все. Так было суждено с начала времен. Он пришел, чтобы положить всему конец. И сделал это.
— Да, он положил всему конец, — согласилась я.
— И начало.
Я не была уверена, что Калки с начала времен было суждено положить всему конец или начало, но зато была уверена, что с начала времен мы с Джеральдиной составляли прекрасную пару. Я была Лилит, а она Евой. Мы быстро освоили уголок райского сада и объявили его своей собственностью. В ту ночь мы с ней впервые занимались любовью.
Потом мы уснули. Я проснулась перед рассветом. И впервые поняла, что случилось. Поняла, что с апреля находилась в летаргическом сне. И задумалась, не сошла ли я с ума. Хуже того, сошла с ума и сама не знаю этого.
Я впервые подумала об Арлен. И начала дрожать. Напомнила себе, что она умерла быстро и без боли. Если бы она умерла от рецидива лейкемии, это было бы куда мучительнее. Так что можно считать, ей повезло. Она избавилась от палаты для умирающих в больнице «Синайский кедр». И все равно меня продолжало трясти.
В то же время мне нравилось жить. Любить Джеральдину… у которой до сих пор не было ни одного подобного романа, Она была слишком напугана, чтобы экспериментировать с женщинами, и слишком привыкла экспериментировать с мужчинами. Или просто так вышло? Как бы там ни было, она ждала меня всю свою жизнь. А я — ее.
На следующий день Джайлс прослушивал эфир, а мы с Джеральдиной любовались достопримечательностями. Лучи солнца, врывавшиеся в огромные (от пола до потолка) небьющиеся окна Сент-Шапель, озаряли интерьер церкви. Повсюду прыгали солнечные зайчики и будили пожар в крови. Мы занимались любовью в тайном уголке, где слушал мессу Людовик XI. Когда я обнимала ее… но «tout le reste est littérature»[27]. Верлен.
Следующая остановка: Нотр-Дам. В безмолвном сером нефе я спросила Джеральдину, почему я попала в число тех, кто должен был выжить. Когда она завела свою обычную песню (и танец) про Совершенных Мастеров, я заставила ее замолчать, бросив:
— Это не причина.
Джеральдина забралась в кресло епископа.
— Калки был нужен летчик, — сказала она.
Уже прогресс.
— Да. Я догадалась об этом еще в Катманду. — Пол заливал свет из розовых окон. Обстановка была подходящая. — Но в мире полно летчиков. Вернее, было полно.
Джеральдина долго смотрела на меня. Изучала мое лицо так, словно оно было барометром… предвещавшим бурю? Я понятия не имела, что нового она там увидела. Затем прозвучал первый вопрос:
— Что общего у тебя, меня и Джайлса?
— Мы — Совершенные Мастера.
— А еще?
Я долго думала, но ничего так и не придумала. Хотя должна была догадаться.
Джеральдина пришла мне на помощь.
— Я не могу иметь детей. Джайлсу сделали вазэктомию. А ты, как всем известно, вышла за грань материнства, когда тебе иссекли трубы.
Я до сих пор не понимаю, почему не додумалась до этого своим умом. Мне следовало догадаться с самого начала. Тем временем Джеральдина задала второй вопрос:
— Что общего у Калки и Лакшми?
— Они могут иметь детей. — До меня наконец дошло. Я рассматривала ромбы (всегда ромбы… почему не алмазы?) света на полу. В голове не было ни одной мысли.
— До нашего вылета Джайлс осмотрел Лакшми. Она беременна.
Ненормальность того, что сделал Калки, как нельзя лучше соответствовала тому, что он собирался сделать. Я закончила эту игру в вопросы и ответы.
— Он собирается стать отцом новой человеческой расы.
— Да. — Джеральдина казалась счастливой. — А Лакшми — материю. Мы будем учителями.
— Но разве это возможно? Генетически? И… — Это не укладывалось у меня в голове. Я пыталась вспомнить университетский курс биологии. Закон Менделя. Точнее, закон средних арифметических. — А вдруг все дети будут девочками? Или мальчиками? Риск слишком велик.
— Нет никакого риска. В конце концов, я неплохой генетик.
Джеральдина была генетиком и биологом. Лакшми — физиком и матерью. Джайлс — доктором медицины. Теодора Гехт-Оттингер — летчиком-испытателем и инженером. Калки — разрушителем… а теперь создателем. Мы и в самом деле были избраны.
— Ты можешь заранее определять пол детей?
— Да. Кроме того, я могу снизить опасность инбридинга[28]. Мы все очень тщательно обдумали. Первый ребенок будет девочкой. Она будет гарантией на тот случай, если, упаси господь, что-нибудь стрясется с Лакшми. Если Лакшми умрет, то, когда девочке исполнится лет четырнадцать, Калки сможет произвести потомство с собственной дочерью. Но это наихудший из возможных прогнозов. Если все пойдет так, как запланировано, в следующие двенадцать лет Калки и Лакшми произведут на свет трех мальчиков и шестерых девочек. Затем эти девять заселят весь мир. Тедди, при этой мысли я испытываю священный трепет!
Я продемонстрировала свой священный трепет, тупо глядя на нее и пытаясь сообразить, сколько времени понадобится трем самцам и шести самкам, чтобы произвести на свет миллион человек. Позже я высчитала это с помощью логарифмической линейки: немного меньше, чем два столетия.
Джеральдина выбралась из кресла епископа.
— С точки зрения биологии они — совершенная пара.
— Но совершенные пары могут производить на свет совершенных чудовищ.
— Это моя работа. Управлять генетической программой. За последние годы было сделано несколько эпохальных открытий… — Джеральдина порывисто поцеловала меня. — Разве мы не самые счастливые люди из всех, кто когда-либо жил на свете? Быть учителями новой человеческой расы!
Ответить на это было нечего. Мы шли по тихим улицам в сторону Лувра. Собаки и кошки смотрели на нас любопытными и слегка диковатыми глазами. В мире без людей они быстро размножались. В конце нашего кругосветного путешествия Джайлс начал настаивать, чтобы мы брали с собой оружие.
— Бешенство, — сказал он. — Следует ожидать эпидемий, потому что никто не делает животным прививки. — Но в тот день в Париже кошки и собаки к нам не приближались.
Когда мы вошли в Лувр, я спросила Джеральдину, считает ли она, что Калки действительно бог.
— Да, — твердо ответила она, глядя мне прямо в глаза.
— Ты никогда не сомневалась в нем?
— Никогда.
— Трудно поверить.
Джеральдина указала на безмолвные сады Тюильри и лежавшие за ними безмолвные Елисейские поля.
— Калки заставил все это остановиться. Какие еще доказательства тебе нужны?
— Это мог сделать и сержант Дж. Дж. Келли из военно-медицинских частей.
— Нет, — ответила Джеральдина. — Это работа Вишну. И никого другого.
Я верила Джеральдине. Вернее, верила тому, что она искренне считает Калки богом. Эта религиозная вера в сочетании с чистой страстью к генетике позволила ей принять добровольное участие в уничтожении человечества. Я решила никого не судить. А тогда в Париже мне вообще было не до того.
Понятия «добро» и «зло» не имеют смысла, если отсутствует шкала, позволяющая измерять человеческие качества.
Наш последний день в Париже был посвящен «шопингу», как говорила Джеральдина, или «воровству», как выражался Джайлс. Незаконные действия всегда возбуждали его. Но если берешь то, что никому не принадлежит, в этом нет ничего незаконного.
Мы с Джеральдиной обошли мастерские знаменитых модельеров и собрали гардероб не только для себя, но и для Лакшми. Со стыдом признаюсь, что в тот день я была довольна собой. Я была в Париже. И была влюблена. Меня чуть не убило, когда я подрывала динамитом сейф у Картье. Я неправильно рассчитала заряд. К счастью, все обошлось. Остался только синяк под глазом.
