Хулия постоянно пела мне о том, какая Эмили лапочка и как легко за ней присматривать.
— Она прекрасная, потому что вы с ней прекрасная мать, — сказала она как-то на своем ломаном английском.
— Да нет, — ответила я, — Эмили прекрасна сама по себе.
В три года она полюбила хватать книги и приговаривать что-то вроде: «Мама любит книги — я люблю маму». А иногда, когда я за столом проверяла студенческие работы, она забиралась ко мне на колени и пыталась прочитать слова, написанные мной на листках.
По выходным мы с Эмили непременно отправлялись в какой-нибудь интересный познавательный поход: в Музей науки, зоопарк, Музей изобразительных искусств (где однажды она ткнула пальчиком в висящее на стене полотно Ротко85 и сказала: «Красиво»), даже в библиотеку Виденера в Гарвардском университете, где моя приятельница Диана из отдела каталогов провела для нас экскурсию. Эмили слегка оробела среди бесконечных рядов стеллажей и жалась ко мне все время, пока Диана терпеливо рассказывала ей о том, как отыскать на полке нужную книгу, и о том, что здесь есть книги с историями, и книги про разные науки, и книги про то, что происходило в прошлом, и…
— Я буду писать истории, — вдруг объявила Эмили.
— Обязательно будешь, — лучезарно улыбнувшись, согласилась Диана.
И снова я выслушивала восторги и комплименты по поводу своей доченьки, такой спокойной и сообразительной. Как-то в снежный зимний день я побоялась садиться за руль и решила отвезти Эмили в детский сад на метро. Всю поездку она весело болтала и калякала что-то в раскраске «Улица Сезам», время от времени демонстрируя мне свои успехи. Сидящая напротив пожилая женщина нагнулась ко мне и заговорила:
— Знаете, у меня несколько внуков, и они совершенно не умеют себя вести, вечно орут и брыкаются. А ваша девочка — что-то потрясающее… это, безусловно, ваша заслуга.
Да, я и сама понимаю, что все это звучит несколько преувеличенно. Но я не могла иначе воспринимать Эмили. Впервые в моей жизни появился настолько важный для меня человек, заслонявший все остальное. Сказано сильно, но точно. Эмили была самым дорогим мне существом, самой большой любовью моей жизни.
С ее отцом между тем дело повернулось совсем иначе. С того момента как я перевела пятьдесят тысяч долларов на счет «Фантастик Филмворкс», Тео стал стремительно отдаляться от нас. На полученные от меня деньги они с Адриенной арендовали офис на Гарвард-сквер за тысячу двести долларов в месяц. Я была поражена такой расточительностью.
— Гарвард-сквер — самое дорогое место во всем Кембридже, — возмутилась я.
— Так и должно быть. Адриенна говорит, что это вопрос имиджа. Имея дело с крупными прокатчиками, мы не можем позволить себе ютиться где-то на задворках. А Гарвард-сквер каждый знает.
— И все-таки пятнадцать тысяч в год только за съемную контору.
— Да не парься ты. Адриенна говорит, что через четыре месяца на нашем счету осядет минимум сто штук баксов. Ты получишь назад свои пятьдесят, и проблем с наличными у нас больше не будет.
— У тебя уже появились проблемы с наличными?
— Этого я не говорил.
Адриенна и Тео вместе летали в Милан на какое-то важное совещание. Тео уверил меня — но только тогда, когда я задала прямой вопрос, потому что хотела дать себя успокоить, — что жить они будут в разных номерах.
— Не парься по этому поводу. Адриенна не в моем вкусе, я не в ее вкусе… да и вообще, у нее же есть этот мужик, с которым они сейчас встречаются.
— Как его зовут?
— Тодд… фамилии не помню.
— А кто он такой?
— Кажется, журналист из «Феникса».
Я проглядела выходные данные «Бостон феникс». Там не было упомянуто никого по имени Тодд. Я не поленилась позвонить в редакцию газеты и спросила, не пишет ли для них какой-нибудь репортер с именем Тодд. Женщина на другом конце провода ответила, что не уполномочена давать подобного рода информацию, но я могу сама проверить, так как все номера газеты доступны в архиве их интернет-сайта. Достаточно их полистать, чтобы найти то, что я ищу. Так я и сделала — прибегнув к помощи компьютерной поисковой системы, прошерстила все выпуски за год, не обнаружив ни одного упоминания о каком-либо Тодде вообще. Я расширила поиск до двух лет. Тот же результат. Любые Тодды явно старательно обходили «Феникс» стороной.
Я вскользь упомянула об этом Тео. Его это разозлило.
— Решила поиграть в Эдварда Робинсона из «Двойной страховки»?
— Я не ищейка и ничего не собираюсь вынюхивать, — оскорбилась я, вспомнив фильм.
— Вот именно этим ты и занята, а то не бросилась бы выяснять, пишет ли Тодд для «Феникса».
— К слову, он этого определенно не делает.
— Следовательно?
— Следовательно, у нее нет никакого парня по имени Тодд.
— Нет, у нее точно есть парень, и зовут его именно Тодд.
— Но он не работает в «Фениксе».
— Значит, я что-то спутал.
Из Милана Тео привез мне чудовищно дорогие черные сапоги от Феррагамо.
— Потрясающие, — признала я. — Не стоило меня так баловать.
— Предоставь мне самому об этом судить, — ответил он. — Тем более что мы получили от итальянцев пятнадцать штук как предоплату за прокат.
Но сапоги стоили полторы тысячи (оценить их мне помог все тот же Интернет), и мне стало не по себе при мысли, что Тео просадил на меня десятую часть первой же выручки. Однако я решила его не нервировать, тем более что совсем скоро у нас возникли более серьезные причины для трений.
— Здравствуйте, спаси-и-ибо, что вы позвонили в «Фантастик Филмворкс».
Этот голос — странноватый, замедленный и явно наводивший на мысль, что его носительница перебрала галлюциногенов, — ответил мне, когда я в один прекрасный день позвонила Тео в офис.
— Кто это? — задала я вопрос, когда трубку взял Тео.
— Наша ассистентка, Трейси-Спейси.
— Вы наняли ассистентку?
— Не на полный день.
— Все же наемная рабочая сила. А что за странное имя, Трейси-Спейси?
— Нам нужен был помощник. Я же продолжаю работать в архиве, а Адриенна постоянно ездит…
Еще одно обстоятельство, безумно раздражавшее меня, — Адриенна все время была в разъездах, сновала между Лондоном, Лос-Анджелесом, Миланом и Барселоной. Время от времени эта гранд-дама удостаивала меня телефонного звонка, демонстрируя показное дружелюбие и пытаясь подбодрить.
— Джейн, золотко, ты просто не поверишь, как тут все дорого в этом проклятом Лондоне. Нет, только представь, сейчас в «Старбаксе» с меня содрали восемь баксов за фрапучино. Кому в голову придет платить такие деньги?
— Тебе, например.
В ответ она залилась своим лающим, как у гиены, смехом:
— А тебе палец в рот не клади! Но мне что-то кажется, что наша Джейн немножко, капельку-капелюшечку, нервничает. Я попала в точку?
— Да, угадала.
— А все потому, что ты пока не знаешь, зачем я звоню… У меня есть новости, славненькие-чудесненькие! Слышала когда-нибудь про «Филм фэктори»86? Так вот, они готовы отстегнуть двести пятьдесят тысяч за кинопрокат в Британии!
— А как с правами на диски?
— Это они хотят в рассрочку, но мы будем получать сорок процентов с продаж!
— И сколько, по их мнению, это может принести?
— Нет, вы только послушайте эту умничку… настоящая бизнес-леди!
— Тридцать процентов с двухсот пятидесяти — семьдесят пять тысяч. Не такой уж безумный навар, если вспомнить, что Великобритания чуть ли не основной англоязычный рынок.
— Это отличная цена. — В голосе Адриенны послышались раздраженные нотки.
— За прокат «Убей меня сейчас» в кинотеатрах Британии получено семьсот пятьдесят тысяч. — Я назвала недавно нашумевший, жутко чернушный фильм ужасов, имевший огромный кассовый успех в тридцати с чем-то странах.
— Откуда ты знаешь?
— Умею пользоваться поисковиком в Интернете. Поисковик отослал меня к сайту журнала «Вэрайети», а там в архиве был сюжет, посвященный прокату «Убей меня сегодня». Услышав, что вы со своим фильмом потянули только на треть от того, что они получили за прокат в Британии…
— Знаешь, дорогуша, — перебила меня Андриенна, — мы так не договаривались, когда я соглашалась инвестировать в проект твои деньги.
— Ты, значит, соглашалась на мои инвестиции, — заговорила я злобно (потому что и в самом деле страшно разозлилась). — Вы с Тео пришли ко мне и упросили…
— У меня восемнадцатилетний опыт работы в кинобизнесе. Меня назвали «одной из серьезных фигур в прокате авторского кино». И вообще, двести пятьдесят — отличная цена.
— Средняя это цена.
— Твое вложение она покроет.
— Уж я надеюсь.
Когда вечером домой явился Тео, я сразу поняла, что он раздражен и недоволен.
