Странная штука жизнь, вроде взрослый человек... почти пожилой... Ведь сам же все спланировал, и закончилось все хорошо.. а ведь нет... Еще на подступе к подъезду мне неожиданно стало как-то не по себе, а тут еще и на лифте висело объявление "Ремонт".
"Братцы", весело ругнувшись, потопали слонами на шестой этаж, я же с трудом плелся за ними, еле переставляя ноги от навалившихся воспоминаний.
Короче, опозорился... Пока, обрадованный нашему приходу Завадский, знакомился с Димоном и тряс руки обоим "мамонтам", было нормально. Когда же он перенес свое внимание на доковылявшего меня, то первым вопросом было, что у меня с лицом и почему я такой бледный. Тут уже озаботились и "братья".
Сначала я попытался их уверить, что все нормально и попросился в ванную, надеясь прийти в себя, но когда меня там стало, ни с того, ни с сего, рвать желчью, то закрытая задвижка осталась просто незамеченной Димоном, который открыл дверь на подозрительные звуки.
Ну, фиг знает... Какая-то нехарактерная для меня "взрослого" чувствительность... Хотя, ведь чуть не убили меня в этой квартире.
Отмазка, что я мог отравиться карамельками Митрича, которые ели все трое, не прокатила. Пришлось признаться в накативших воспоминаниях. Дальше начался, вообще, театр... "Братцы" сочувственно сопели и бормотали что-то успокоительное, а Завадский так и вовсе чуть не задушил в объятьях, да еще и прослезился. Дурдом, короче...
Наконец, все устаканилось... ну, в переносном смысле... Завадский предложил это сделать и в прямом, но оба морпеха были за рулем и хотели еще покататься, а когда были озвучены планы поехать к Бивису проверить готовность песен, то тут уже загорелся и сам Николай.
Мне мысль сменить обстановку тоже казалось весьма привлекательной, поэтому уже через десять минут мы весело катили в машине по солнечному летнему Ленинграду.
Теплый поток воздуха, врывавшийся в открытые окна, окончательно выдул из меня неожиданно накатившую дурь. Я с энтузиазмом рассказывал Завадскому о песнях, которые уже написаны с Бивисом, и о тех, которые еще в работе. Леха с Димоном тоже, не скупясь, делились своими искренне восторженными впечатлениями от "моего творчества" и постепенно все они расслабились и перестали, время от времени, озабоченно на меня поглядывать...
Хоть мы и явились без предупреждения, но Бивис встретил нас, как родных! Ну, если честно, то только меня... Завадскому он вежливо улыбнулся, когда я представлял Николая. А увидев, впервые, обоих белобрысых "мамонтов" вместе, удивленно покачал головой. Но все его внимание было уделено исключительно мне.
Бивис, буквально, потащил меня к сцене и уже через пару-тройку минут музыканты начинают исполнять доработанный вариант "Теплохода".
Что ж... Бивис не зря свой хлеб ест... и оркестром руководит не зря... мелодия звучала куда как интереснее, чем в нашу первую попытку сыграть "с листа".
В процессе обмена мнениями, а точнее моих дифирамбов таланту "дорогого Анатолия Самуиловича", в репетиционном зале неожиданно появился новый персонаж.
- Здравствуй, Толик! - к нам, широко улыбаясь, подходил приятный мужчина в хорошо сидящем костюме. Его густые черные волосы были аккуратно подстрижены и зачесаны на пробор. Белоснежная рубашка, темный галстук и импортный парфюм придавали "неизвестному персонажу" нездешний шик.
- Гриша, дорогой! Здравствуй... - с легким натягом, как мне показалось, изобразил радушие Бивис.
- Меня зовут Григорий Давыдович, - освободившись из некрепких объятий Бивиса, "персонаж" решил поздороваться уже со мной.
- Очень приятно... Виктор! - я наклоняю голову и изображаю улыбку.
Вежливо отхожу в сторонку и мужчины минут пять о чем-то довольно оживленно общаются. Затем "Давыдович" опять обнимается с Бивисом и уходит, не забывая, с улыбкой, кивнуть мне на прощание.
...Впятером, мы сидим в небольшом кабинете маэстро и пьем чай с какими-то маленькими и удивительно вкусными печенюшками, явно, импортного происхождения.
Сенчиной сегодня нет, Бивис рассказывает, что она закончивает запись "Маленькой страны" на Ленинградской студии грамзаписи и скоро песня зазвучит сначала на ленинградском радио, а затем уже и в союзном радио и теле эфире. Забавно...
- Запись для телевидения нужно делать с детьми, и лучше, если они будут в костюмах всяких сказочных персонажей, - выдаю я очередное откровение из будущего.
- Почему? - "не въезжает" Бивис.
Ну не могу же я ответить, что так делала Наташа Королева и это было очень мило! Хотя, почему не могу?!
- Песенка сказочная, детская... дети в костюмах всем понравятся, - отвечаю я, прихлебывая чай. Положительно, эти западные печенюшки вкуснее номенклатурных сушек!
Бивис задумчиво помолчал, закусив губу:
- А вы знаете, Витя, вполне возможно... - он вскакивает с места и пытается пройтись по кабинету. Фиг! Мало того, что кабинетик небольшой, так к тому же и нас еще четверо. Мною можно пренебречь, а вот крупногабаритных "близнецов" на кривой козе не объедешь! Да и Завадский не маленького роста.
Бивис уткнулся в ногу Лехи и бродить по кабинету передумал.
Мы еще немного пообсуждали, как Сенчиной "обыграть" песню в телевизоре, но уже без "откровений" с моей стороны. Дурная голова, хоть и с опозданием, но сообразила, что идею "клипа" я лучше применю в своем "творчестве".
Из дома Ленинградского Концертного оркестра мы вышли в начале восьмого вечера. Время было позднее... ну, по крайней мере, для одного "малолетнего карапуза", поэтому "братцы" решили сначала завести меня, а потом уже отвозить домой Завадского. А уже завтра, встретиться в том же составе и пообсуждать "совместное творческое будущее".
- Я не помешаю?
От неожиданности вкрадчивого голоса за спиной, я чуть не подпрыгнул и резко развернулся.
Перед нами, с самой доброжелательной улыбкой, стоял давешний знакомый Бивиса - тот самый, модно упакованный Григорий Давыдович. Угрозы он никакой не излучал, но сумел меня напугать, своим неслышным приближением, поэтому я с облегчением оказался за широченной спиной Димона, который тут же выдвинулся вперед, и малодружелюбным тоном поинтересовался:
- Что вам надо?
Делая вид, что не замечает тона, которым был задан вопрос, Григорий Давыдович, не стирая с лица улыбки, произнес:
- Вот заметил вас и подошел пообщаться! Так не помешаю вам, молодые люди?
На безукоризненную вежливость возразить было нечего, поэтому нам не оставалось ничего иного, как изобразить, что он нам "что вы, что вы - ничуть не помешал". И после этого вопросительно на него уставиться, ожидая продолжения. И оно последовало.
- Замечательно, что не помешал, - улыбка не сходила с лица "Давыдовича", - тогда позвольте я представлюсь чуть более... э... раширенно...
Он полез во внутренний карман пиджака, вынул черное кожаное портмоне и извлек из него белый прямоугольник визитки. Протянул визитку персонально мне и несколько церемонно произнес:
- Я, Григорий Давыдович Клаймич, музыкальный руководитель творческого коллектива народной артистки РСФСР Эдиты Пьехи.
"Мамонты" слегка стушевались от подобной "крутизны", а Завадский уважительно издал звук: - "О!..".
Мне же стало слегка смешно, поскольку на меня подобный помпезный "титул" не мог произвести никакого впечатления, в принципе. Впрочем, на теперешнего меня. А по местным меркам, хоть в Ленинграде Пьеху и осуждали за "развал" ансамбля "Дружба", тем не менее, она сейчас была одной из главных "звезд" советской эстрады.
Но ближе к делу! Я уже догадывался, зачем данный "товарисч" к нам подкатил, но, не будем ему облегчать задачу - пусть рассказывает сам.
- Для нас очень лестно такое знакомство, но чем мы можем быть полезны?! - я тоже стал сама доброжелательность.
Однако Клаймич дураком не был и нюансы речи слышать умел. Удерживая на лице постоянную улыбку, он кинул на меня настороженный взгляд и на миг запнулся. Но, видимо, все-таки решил, что легкий сарказм от подростка ему просто послышался и продолжил:
- Мне довелось услышать пару твоих песен, Витя... Очень понравилось! Ты - большой молодец и у тебя, безусловно, есть талант!
- Большое спасибо... - я "смущенно" потупился и, разве что, чуть ногой не шаркнул по асфальту.
А за спиной, скорее почувствовал, чем услышал, насмешливое хмыканье Лехи.
- Только ведь их нигде не исполняли пока, - я изображаю непонимание, - где же их вам удалось услышать?
- Я заходил на репетиции к Анатолию Самуиловичу слышал, как их пела Людочка Сенчина, - доброжелательно поясняет Клаймич.
Я "понимающе" киваю.
- Какие твои творческие планы? Над чем сейчас работаешь? - Григорий Давыдович - сама заинтересованность.
- Да, так... Пишу, сочиняю... - я - сама неопределенность.
Если "мамонты" внимательно слушают наш диалог, то Завадский, с абсолютно отсутствующим видом, что-то равнодушно рассматривает на дереве.
- Пока только замыслы или есть что-то готовое? - уже вполне определенно проявляет свои поползновения Клаймич.
