Между тем в отеле как следует проветрят номер, поменяют полотенца, застелют постель свежим бельем и пополнят запасы в мини-баре.
Вообще-то Йоахим хотел умереть в отеле «Приморский» в Гдыни. Он там останавливался как-то во время какого-то двухдневного семинара. Он тогда был еще нормальный, здоровый. Ночью ему позвонила Урсула. Артур, его единственный друг, журналист и фотограф, много лет живший в Лондоне, погиб в авиакатастрофе в Эфиопии. Он летел на легком самолетике к стоянке кочевников в какой-то пустыне, чтобы сделать репортаж для National Geographic. Им позвонили из польского посольства в Аддис-Абебе. В паспорте Артура был написан карандашом их телефон. В польских паспортах есть такая графа, в которую ты вписываешь имя того, кого нужно оповестить в случае несчастья. У Артура не было никого ближе, чем Йоахим. Он часто это повторял. Йоахим помнит, как купил тогда в баре бутылку водки и пошел на пляж. Ночь проигрывала в битве с днем – начиналось мглистое утро. Йоахим сидел на песке и пил водку из бутылки. Он не слышал шума волн. Абсолютная тишина и серость. Никакой границы между воздухом и водой. На этом пляже, в этой абсолютной серости, он первый раз представил себе смерть.
Однако в «Приморском» не оказалось свободных номеров, «потому что летний сезон и большой наплыв». Любезная администраторша прозвонила окрестные отели. Свободное место оказалось в «Гранде» в Сопоте. Кто-то в последний момент отказался от брони. Йоахим на поезде доехал до Гданьска, оттуда на электричке до Сопота. По дороге с вокзала до отеля у него только дважды случались приступы дрожи. Он отстоял очередь к стойке ресепшен. Комната номер 404. Администраторша слегка удивилась, когда он сообщил, что хочет расплатиться заранее. Прямо сейчас. Он оставил вещи в номере, позвонил Урсуле, сказал, что добрался до места без приключений, и спустился сниз. Он не хотел сейчас быть один.
В баре было не протолкнуться. Он встал у стойки, заказал бокал вина. Молодая пианистка играла Шопена. Йоахим оглядел зал. Девушка с белым цветком в волосах. Очень похожая на его дочь. Рядом с ней на диванчике мужчина украдкой смахивает слезы. Йоахим уставился на него, в какой-то момент их взгляды встретились. Мужчина чуть подвинулся на диване, сделал приглашающий жест. Йоахим поблагодарил его кивком. Он дослушал до конца музыку, попросил счет. Пока барменша занималась клиентом на другом конце стойки, незаметно положил под счет банкноту в двести злотых и вышел из бара.
Вернувшись в номер, он распаковал вещи. Костюм повесил в шкаф, голубую льняную рубашку – на плечики в прихожей. Как следует начистил ботинки. На полочку около раковины выложил комплект чистого белья. Потом позвонил сыну. Тот трубку не брал, и Йоахим вспомнил, что у него с сегодняшнего дня отпуск и он сейчас, вероятно, где-то в Алгарве, в Португалии. Йоахим наговорил сообщение на автоответчик, в котором сообщил сыну, что очень по нему скучает и очень им гордится. Потом долго разговаривал с дочерью. Она, явно испуганная, с тревогой первым делом спросила, «все ли в порядке у них с мамочкой». Она была в каком-то ночном клубе. На заднем плане играла ритмичная музыка, кто-то громко хохотал и визгливо разговаривал. Йоахим не был уверен, что она расслышала его, когда он сказал, что любит ее больше всех на свете.
Потом он включил компьютер.
Написал письмо жене – с изумлением вдруг подумал, что это первое письмо к ней за всю жизнь! – в котором сообщал ей данные своего банковского счета, все цифры, все коды и пароли. Напомнил также о ячейке с документами в хранилище банка. В отдельном письме искренне и сердечно поблагодарил свою аспирантку за совместную работу и приложил к письму копию статьи для Nature и все документы, подтверждающие факт ее публикации в одном из осенних выпусков журнала.
Потом стер все письма в почтовом ящике и все личные записи с жесткого диска. Принял душ и тщательно побрился. Проглотил вечернюю горсть таблеток, добавив к обычной дозе три таблетки валиума. Погасил все лампы, открыл окна. Сев в кресло, вслушивался в шум волн.
Он не плакал. Чувствовал действие валиума, но сна не было. Около полуночи он достал из мини-бара бутылку вина и выпил ее за раз одним глотком. Валиум, смешанный с алкоголем, всегда действовал на него.
Он уснул.
* * *
Проснулся Йоахим, уже когда начинало светать. Прошел через сад на пляж и долго гулял по берегу. Вернулся в номер только тогда, когда случился первый приступ дрожи. Написание записки печатными буквами заняло у него больше получаса. Он не мог бы вспомнить, сколько раз рвал и выбрасывал в унитаз листочки с нечитаемыми каракулями. Он достал портмоне с документами и вместе с запиской положил его в конверт. Надел голубую рубашку и костюм. Включил радио и послушал новости.
В углу комнаты, прямо под потолком, открыл кусок покрашенной белой краской трубы, спрятанной под плотными занавесками. Прямо над ночным столиком. Если перекинуть через трубу пояс и встать на столик, петля пояса будет доставать до шеи. Останется только ногой оттолкнуть столик.
Он освободил столик и придвинул его к стене вплотную. Перекинул пояс через трубу, сделал петлю и сунул в нее голову. Все было именно так, как он предполагал. Когда он толкнет стол, то повиснет примерно в шестидесяти сантиметрах от пола.
Сойдя со столика, с ремнем в руке он подошел к двери. Взялся за ручку, чтобы запереть дверь изнутри, но в этот момент в дверь тихонько постучали…
За дверью стояла горничная. Ее лицо показалось ему смутно знакомым. Она негромко спросила, может ли она его «побеспокоить и убрать комнату, если нет – ничего страшного, она зайдет попозже». Он подумал, что это последний подарок судьбы. Если она уберет его комнату сейчас, то здесь не появится никто больше. Может быть, даже до самого вечера. Урсула, дети и весь мир узнают обо всем намного позже. Абсурдная логика, которая в этот момент показалась ему вполне правильной. Он пригласил горничную войти. Она вошла, взялась за пылесос. Он, бросив ремень на постель, встал к ней спиной у подоконника и стал смотреть на сад перед отелем. Зазвонил телефон. Девушка извинилась и торопливо потянулась к карману фартука. Начала разговаривать. Говорила она по-русски. Голосом его Ксении с Байкала. Таким же грустным, таким же просящим. Он инстинктивно вцепился в подоконник дрожащими руками. Стиснул зубы. Почувствовал, как струйки пота текут по спине, а слюна изо рта. Он прижался лицом к прохладному стеклу.
Она вдруг сказала тихо:
– Береги себя. Я буду ждать.
Она смотрела на него. Он никогда раньше не видел, чтобы кто-то плакал такими крупными слезами.
Она хотела что-то сказать, но он выскочил из комнаты как сумасшедший. Споткнулся о тележку, которая стояла около дверей. Упал. Но тут же поднялся и побежал дальше. На ступеньках толкнул какого-то мужчину. Остановился он только тогда, когда здание отеля уже скрылось из виду.
Мариан Штефан Убогий первый раз за несколько лет зимовал в тепле. Ему не нужно было прятаться в подземных пешеходных переходах, спать на вокзальных скамейках в зале ожидания, перелезать через заборы на садовых участках и искать не запертый на ключ амбар.
Мужчина, который в жаркий полдень поливал розы в саду при отеле «Гранд», по мнению Убожки, – «осел в лакированных ботинках, который только растения губит!», оказался одним из работников очень высокого ранга корпорации «Софитель». По происхождению – француз с польскими корнями. Очередной садовник в тот день уволился, и лояльный и преданный корпорации парижский директор, который как раз находился в отеле, решил собственноручно спасать растения от засухи. Когда в воскресенье утром он проходил мимо номера 223, дверь распахнулась и в ней появился Мариан Штефан Убогий. Он узнал «осла» и тут же накинулся на него с упреками по поводу «чудовищного издевательства над растениями». После короткой и очень эмоциональной беседы Убожка получил предложение заступить на должность «ассистента службы охраны инфраструктуры отеля», или, говоря человеческим языком, садовника. Для начала – временно, с месячным испытательным сроком. Весь этот месяц Убожка практически не вылезал из сада, дневал там и ночевал. Поначалу это никого не удивляло, учитывая его род занятий, даже то, что он проводил там ночи. Когда в конце концов всплыло, что он бездомный, отель – при очень активном содействии парижского директора – нашел ему квартиру в старом доме на окраине города. Очень помог этому тот факт, что у Убожки был договор о работе, и в результате всего этого он совершенно перестал употреблять алкоголь. То, чего не добились в специальной наркологической клинике, произошло само собой, когда Мариан Стефан Убогий стал «заботиться о своем саде». Больше того, он начал экспериментировать с новыми сортами роз. И весной ему удалось вывести новый бело-кремовый сорт, который он назвал именем своей покойной дочери.
