— Все в порядке, бабушка, — приглушенно откликнулась Лариса изнутри.
Через некоторое время она вышла — помятая, заплаканная, с совершенно красными белками глаз. Руки ее были чисты, не царапинки. Она посмотрела на застывшую у входа Анастасию Вячеславовну взглядом, смешавшим в себе страх ребенка, застуканного за чем-то плохим, и удивления. Она не могла понять, почему так побледнела бабушка, почему у нее так дрожат губы и так потемнели глаза.
— Ты плакала? — зачем-то спросила Анастасия Вячеславовна. Лариса вздрогнула, шмыгнула носом и убежала в свою комнату, упала на кровать и спрятала лицо в ладонях.
— Лариса… — прошептала бабушка, заглядывая к ней, — почему? Что случилось? Это из-за того человека, к которому ты уходила?
— Нет.
Анастасию Вячеславовну удивил этот ответ, она ждала совсем другого и готовилась утешать девушку, как когда-то утешала Свету. Женщина тяжело вздохнула и присела в кресло у окна, за которым медленно сгущалась бархатная влажная темнота.
— Почему? — обронила она.
Лариса смотрела в одну точку на полу и напоминала статую, такой неподвижной и отстраненной она была, как будто душа ее находилась совсем в другом мире, далеко-далеко от их маленькой квартирки. Черты ее стали какими-то другими и Анастасия Вячеславовна никак не могла понять, что именно изменилось в ее внучке.
Ее ли это Лариса? Девушка, знавшая наизусть столько стихов, с детства не расстававшаяся с хорошими, вечными книгами, считавшая их героев своими друзьями. Могла ли ее Лариса поступить так, как поступила? Могла ли бежать в ночь к какому-то человеку, едва ли ее достойному? Ее ли это четко очерченный профиль с аккуратным чуть курносым носом, по-детски пухлыми щеками и темно-серыми в таком освящении глазами каменного ангела?
— Пожалуйста, ответь на один вопрос, — вдруг нарушила тишину Лариса. Ее голос вырвал Анастасию Вячеславовну из странного состояния, в которое она впадала, пока они молчали.
— Да, — кивнула женщина.
Лариса судорожно и шумно набрала воздуха в легкие и зажмурилась, как будто от яркого света, резко вспыхнувшего ей в глаза.
— Где он похоронен? — выпалила она на одном дыхании. Анастасия Вячеславовна оторопела. Она ждала чего угодно, но только не этого.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я хочу это знать. Я имею право это знать. Скажи мне! — голос внучки сорвался на крик, а в глазах снова заблестели слезы. Плечи ее легонько вздрагивали. Она вскочила и подлетела к окну, застыла, ломая руки.
— И когда зараза минет, Посети мой бедный прах… — прошептала девушка.
Анастасия Вячеславовна молчала. Она никак не могла решить, как поступить правильнее. Рассказать правду или сберечь Ларису от этой правды.
— Нет, — бросила она и вышла из комнаты, прикрыла дверь. Лариса же бессильно опустилась на стул, на котором некоторое время назад сидела бабушка и позволила себе разрыдаться. Слезы душили ее, врывались в легкие обжигающим кашлем, а она все плакала и плакала, не в силах успокоиться.
— Я все равно узнаю, — пообещала она себе и стеклянными глазами уставилась в густую ночную темноту, однажды раз и навсегда поглотившую Валентина в тот проклятый вечер, когда она совершила фатальную ошибку, погубившую их обоих. В тот проклятый вечер, когда она перепутала правду и ложь, и соврала, думая, что открывает истину.
— Вы можете забыть слово «аттестат», — вещала Наталья Леонидовна, отчего-то очень довольная этой новостью. Лицо ее обычно хмурое и похожее на протухшую грушу преобразовалось красками торжествующего злорадства. Даже погода сегодня была более подходящая для учебного процесса — немного подморозило и вчерашние лужи подернулись тонкой корочкой льда, а солнце снова скрылось в непроглядных тучах. Понятное дело, Наталья Леонидовна ликовала.
Она зачитывала результаты контрольной, к каждой названной фамилии добавляя недоброжелательные прогнозы относительно итогового экзамена по алгебре.
— Герасимова будет писать контрольную после уроков, чаще ходить в школу нужно. Зиновьев и тройке можешь радоваться, но едва ли тебе так повезет в конце года… Иванова, — короткая пауза за которую только Кеша поднял голову и тоскливо посмотрел на преподавательницу, — плохо. Очень плохо. Твои родители не подумали, что тебе будет сложно учиться в нормальной школе?
Лида что-то тихо промямлила в ответ, прячась за волосами. С задней парты себе в кулак хихикнул Коля, сам любивший подтрунивать над этой слабой болезненной девочкой. Сейчас он чувствовал почти симпатию к толстой противной Наталье Леонидовне вдруг озвучившей его мысли. Такие как Лида не должны учиться с ними, нормальными людьми. Для них существуют специальные коррекционные классы и школы. Чтобы они не мозолили глаза. Чтобы они не напоминали о своем существовании. Инвалиды. Кривые, гадкие, ненормальные. Одно только их присутствие здесь раздражало Колю и выводило из себя.
Он ждал реакции Кеши, предвкушая небольшое происшествие. Конечно же, Барсуков не может молчать, когда обижают эту сладкую парочку.
— Да как вы можете! — одноклассник вскочил с места, угрожающе загрохотав стулом, — да еще и педагог!
Весь класс как по сигналу уставился на Кешу, кроме, разве что, самой виновницы «торжества», она по-прежнему боялась оторвать глаза от своих сложенных на столе рук.
— Они ничем не хуже вас, — продолжал парень, поправил очки, сползавшие у него с носа и ударил ладонью по столу, — они лучше вас!
Наталья Леонидовна со скучающим видом слушала его взволнованный голос, потом она почмокала губами, пожевала их и выдала:
— Барсуков, ты, должно быть, перепутал предметы. Ты должен заниматься математикой, а не обществознанием. Если тебе хочется выговориться, поди прочь.
Кеша некоторое время ломался, как ему поступить. Скандала ему не хотелось, но он думал об этом только после того, как сказал все это. Нужно было уходить… Нельзя же оставаться. От необходимости принятия решения Кешу спас протрубивший звонок. Он затерялся среди собирающихся одноклассников, издалека боязливо поглядывая на Наталью Леонидовну, выставлявшую в журнал пропуски.
— Ну, кто тебя за язык тянул? — спросил подошедший к нему Коля, надувая пузырь из жвачки. Его забавляла реакция друга на любое посягательство в сторону их «отсталых» одноклассников.
— А что, мне молчать что ли? — буркнул рассержено Кеша и взгляд его остановился на королеве. Она ненадолго задержалась, проходя мимо Саши Колеченкова и, уверенная в том, что этого никто не видит, осторожно коснулась пальцами его ладони, как-то загадочно улыбнулась. Саша сжал ее руку, обернулся через плечо, но, заметив заинтересованный Кешин взгляд, тут же отпустил и вышел прочь. Кеша еще некоторое время обдумывал увиденное, но так и не смог найти этому разумного объяснения.
Только в коридоре он позволил себе высказаться:
— Ненавижу эту жирную старую тварь, — поделился он с Колей, который сделал понимающее лицо.
— Она крыса, — со знанием дела вставил он.
— Пусть только попробует еще… — начал Кеша, но был вынужден прерваться. На другом конце коридора он увидел Ларису и поспешил к ней. Она разговаривала с Дашей и его появлению не придала никакого значения.
— Лариса, ну о чем ты думаешь! — говорила Даша, как обычно эмоционально размахивая руками, она делала так всегда, когда нервничала, — Львовну не волнует то, что ты пропускаешь из-за работы! Она тебя сожрет…
— Да пусть жрет, — махнула рукой Лариса, а потом сунула ее обратно в карман черных джинсов, — у нас с бабушкой большие проблемы…
— Я могу тебе помочь? — предложила Даша, но Лариса покачала головой. Она бросала на Кешу короткие испепеляющие взгляды, и ее подруга заметила это, обернулась и нахмурилась.
— Поговорить можно? — спросил Кеша, обрадовавшись, что ему уделили немного внимания.
— О чем это нам с тобой говорить?! — с напором откликнулась вопросом на вопрос Лариса. Глаза ее блестели отчаянным и злым светом, — у тебя же есть девушка!
Даша хлопала ресницами, не понимая, что все это значит.
— Лариса, пожалуйста… — взмолился Кеша.
— Мне не о чем с тобой говорить, — упрямо заявила девушка.
— Лариса! Да послушай, черт тебя дери! — заорал он. Это заставило одноклассницу насмешливо сощуриться, демонстрируя ему свое превосходство победительницы. Кеша тоже ничего не понимал — это была совсем не та девушка, которая любила его столько лет, добивалась его любви и хотела быть с ним. Она же любит его! Почему она обращается с ним так надменно и холодно?
Он чувствовал себя глупо, нелепо, особенно и из-за того, что рядом стояла Орлова. Его нервировали носившиеся кругом с оглушающим визгом младшеклассники, хотелось наорать на них, чтобы не шумели так сильно. Глупые дети. А ведь они тоже когда-то были такими же и им не приходилось решать взрослых проблем! Как же хорошо, когда самая главная твоя проблема — двойка по природоведению.
