Хозяйка была не одна. В огромной комнате, куда она меня привела, тут и там на диванах и креслах сидели еще несколько таких же кудрявых дамочек с удавшейся жизнью. Начались знакомства с представлениями — Марианна, Клеопатра и прочий кошмар такого же рода, как на подбор. Дульцинея, честное слово. Нет, ну, может, не прямо так, но очень похоже — в общем, можно себе представить.
Я плюхнулась куда-то в угол, обвела обстановку затравленным взглядом и попыталась представить себе свой рывок на свободу. Знаете, если что-нибудь как следует себе представить, то даже если оно вдруг и не случится, все равно становится как-то легче. Ты уходишь в это свое представление, и окружающая действительность перестает так уж сильно тебя волновать. С книжкой, конечно, это выходит вообще на ура, но тут уж, как говорится…
— Ниночка, — подсела ко мне хозяйка. Я зажмурилась — и тут нет покоя. — Ниночка, милая, я вам так благодарна за то, что вы для меня сделали, без вас ничего бы не получилось, а для меня это так важно, что вот — книжка, все по-настоящему, ну и вообще. Я все думала, как бы мне вас отблагодарить, и наконец решила, и девочки все со мной согласились, что я… Что мы… В общем, Ниночка, мы с девочками решили пригласить вас сюда и принять в нашу Лигу…
Я едва сдержалась, чтобы не завыть в голос. Только этого мне не хватало еще — Лига у них какая-то. Да что там, ясно, какая — писательницы недоделанные. Графоманки. Лига у них. Собрались, куклы глупые, делать им нечего, а тут — такой успех, кого-то напечатали. И не разделаться мне с ними теперь во веки вечные, мама дорогая, ну я же никого не трогала, ну почему, почему?
— Полностью она называется — Лига охотниц и воров, — продолжала она тем временем, не замечая моего исказившегося лица. — Почему так — я думаю, со временем станет понятно, но главное, о чем я хочу сказать…
— Это как-то неправильно, — не дослушав, по-дурацки перебила я ее. Из меня почему-то некстати попер корректор. — Так нельзя сказать: охотниц и воров. Можно — воров и охотников, или — охотниц и воровок.
Среди девочек раздался какой-то неясный ропот.
— Конечно, — безмятежно улыбнулась хозяйка. — С точки зрения грамматики вы, Ниночка, совершенно правы. Но жизнь, она, понимаете, такая штука, ее не всегда засунешь в рамки каких-то правил. Да и в самой грамматике, насколько я знаю, бывает полно исключений. Вот и мы, можно сказать, представляем, некоторым образом, одно из них. Такое небольшое, но милое и очень полезное исключение. Сейчас я вам все объясню.
— Ты подожди, — перебила ее вдруг одна из дульциней. — Пусть она сперва согласится, а то как бы не получилось… Ну, сама понимаешь. Пусть клятву даст.
Но хозяйка только рукой махнула.
— Да даст она клятву, не волнуйся. Она же наша, и так видно. Ей просто надо все объяснить. Ты сама подумай, как она может чего-то обещать, если ничего не понятно.
— А если нет? — продолжала настаивать та.
— А если нет — так и говорить потом будет не о чем.
Где-то примерно на этом месте я вдруг и поняла, что ужасно хочу вступить в эту их неправильную лигу, что бы они там ни делали. Это было глупо, и нерационально, и бессмысленно, и, может быть, даже опасно — но все равно почему-то ужасно хотелось. Как будто новую книгу показали.
— Я хочу, — сказала я шепотом. — И я согласна. И если надо — то и поклясться тоже могу, только скажите, в чем именно. И извините меня, пожалуйста, за грамматику.
— Да полно вам, Ниночка, при чем тут грамматика? Просто… Ну, дело, в общем, в том, что воровать — на самом деле, конечно, это тоже не совсем то, что под этим принято понимать, но очень похоже, лучше не скажешь — так вот, воровать в этом смысле может каждый, вне зависимости, мужчина он или женщина, а вот охотиться — и это уже гораздо более высокая ступень — можем только мы. Поэтому так и получилось. Воры — все, а охотники — только женщины. Но тогда это глупо как-то выходит, правда же? Так вот и вышло — охотниц и воров. Нам всем кажется, что это правильно.
— Ну если так, то наверное, — неуверенно согласилась я, все равно не понимая, что вокруг меня происходит. Что у них тут — преступная шайка? Воровской притон? А охотиться тогда на кого?
— А что вы воруете? — рискнула я озвучить свой вопрос.
Ответом мне был восторженный хор женских голосов, разобрать в котором что-то членораздельное было невозможно.
— О-о, этого так и не перечислишь, — улыбнулась хозяйка дома. — Грамотный вор, Ниночка, может украсть все что угодно. Абсолютно все. И при этом самое главное — если, конечно, он настоящий вор, — что тот, у кого он крадет, не только никогда не заметит, что его обокрали, но даже и не почувствует утраты украденного. В крайнем случае сам будет очень рад.
— Но как же…
— А в этом-то и состоит искусство. Точно так же, как у настоящей охотницы жертва не только остается живой, но и ощущает себя счастливой оттого, что стала чьей-то добычей. Но все это не получается просто так, этому надо учиться — и наша Лига готова вам в этом помочь. Хотите?
— Хочу.
— Тогда мы принимаем вас в свои ряды. Пока — на правах ученицы. Вы дадите клятву, будете осваивать мастерство, сдадите экзамен — и станете полноправным нашим членом. У вас будет свое тайное имя, свои поля и угодья.
— Угодья?
— Конечно. Для этого и нужна наша Лига, чтобы ее члены не мешали друг дружке и не уводили добычу одна у другой.
— А имя? Почему мне нужно будет другое имя?
— Потому что… нет, в принципе, имя можно оставить и свое, но, как правило, получается так, что, пройдя обучение, вы станете совсем другим человеком, будете сами чувствовать себя совершенно иной, не той, к которой привыкли за прошлую жизнь, — и вам понадобится новое имя. По крайней мере, со всеми из нас было именно так. Но об этом пока рано говорить, поживем — увидим.
И я увидела, ох как увидела. Не в тот раз, конечно, тогда-то мы просто все вместе на радостях попили чайку за нового члена Лиги и мирно разошлись по домам. А уж потом, когда я стала приходить в этот дом, как на одну из работ, и слушать, чему меня учила хозяйка Элеонора… Забавно, что мне, пожалуй, первый раз в жизни было интересно чему-то учиться — наверное, это и в самом деле было то самое, настоящее, мое, для чего я появилась на свет — кроме чтения книг, конечно. Но это тоже было как своего рода книга, которую я не только читала, но и, можно сказать, создавала сама, тут же, не отходя, не перевертывая страницы, и при этом не знала — от чего было еще интереснее, — что мне откроется в следующей строке.
Если бы кто-нибудь со стороны мог услышать, как и о чем мы говорили, он, наверное, решил бы, что мы просто сумасшедшие. Ну в самом деле, никак иначе, кроме как бредом, назвать такое было бы очень трудно, и я сама еще какой-то месяц назад даже представить себе не могла своего участия в подобном диалоге.
— Для того, чтобы успешно что-то украсть, — задумчиво вещала Элеонора, затягиваясь сигаретой и лениво покачивая изящной ногой в атласной туфельке, — неважно, нужно тебе что-то внутреннее или внешнее, прежде всего нужно отвести потенциальной жертве глаза. Это в любом случае нужно сделать, даже если ты потом раздумаешь что-то красть. Ведь часто так бывает, — воодушевлялась она, — что только так и рассмотришь, есть там что стоящее или нет. Пока они в напряженке, там не очень-то видно, кажется, вроде все на месте, а отведешь ему глаза, он расслабится, челюсть отвесит, глядь — а там и нет ничего, только руки марать. Ну плюнешь тогда, да и пойдешь себе следующего высматривать.
— Подожди, подожди, — не понимала я. — Не так быстро. А вот — отвести глаза? Это как?
— Это у всех по-разному получается, — улыбалась Элеонора. — У каждой из нас свой метод. Можно, например, вот так, по-простому, — она внезапно резко вытянула вперед руку и несколько раз щелкнула у меня перед носом длинными пальцами. Взблеснули бриллианты колец, мелькнули алые полоски отманикюренных, как всегда, ногтей, звякнул браслет часов, и я почувствовала, что куда-то уплываю во всем этом блеске и плеске. Я зажмурилась и потрясла головой.
— Поплыла? То-то, — засмеялась она. — Но это так, примитивно совсем, грубо даже, это я только тебе показать, сама-то я так не работаю. Настоящая работа гораздо тоньше, ласковее, там все почти незаметно, на нюансах, на подтексте, важно только принцип понять.
— А какой принцип-то?
— Да вот этот же самый — сперва отводишь глаза, потом, как клиент готов, ловишь его волну, подстраиваешься — и берешь что хочешь. На дурака, как говорится, не нужен нож, ему лишь глазки отведешь, и делай с ним что хошь.
— А можно тогда дурацкий вопрос?
— Какой?
— Ну вот если все так, как ты говоришь, если — и правда можно так получить все что хочешь, то почему тогда… Почему ты не сделала этого тогда, в издательстве? Зачем были все эти мучения, если можно было просто — обвести, как ты говоришь, редактрису, всего и делов?
