— Пошлем, товарищи, в Васильково Галину Антоновну. Поручим ей помочь местным лекторам. Вы не возражаете, товарищ референт?
— Нет, я… не возражаю, — отозвалась Галя.
— Прекрасно, — довольным тоном произнес Остроумов. — Только вы там будьте повнимательней и хорошенько во всём разберитесь. Видите, как сегодня товарищ Антрушев выкручивался? Слабо работает лекторская группа, весьма слабо!
Когда заседание закрылось, Антрушев в коридоре подошел к Гале:
— Очень хорошо, что вас командируют к нам. Будем ждать. Я приглашаю вас в ресторан поужинать со мной.
— Спасибо. Я не хожу по ресторанам, — ответила Галя. Он смутился и исчез.
Галя прилегла на кровать и, почувствовав усталость, смежила веки. В гостинице было тихо, только в соседней комнате за тонкой переборкой кто-то напевал негромко:
Трое суток не спать,
Тр-р-рое суток шагать
Ради нескольких стр-р рочек…
«Вот завел! — подумала Галя. — Любопытно, кто там живет?»
А голос назойливо тянул:
Если б снова начать,
Я бы выбрал опять…
И снова «тр-р-рое» и «стр-р-рочек». Галя отвернулась от стены и закрыла голову плоской, как резиновая грелка, подушкой. Голос приглушило, и она вскоре уснула.
Утром она освежилась холодной колодезной водой из умывальника и наметила для себя план. Он выглядел так:
1. Проверить работу по отчетам.
2. Проверить качество лекций на слух.
3. Проверить качество лекций по текстам и тезисам.
4. Проникнуть глубоко в идейное содержание.
5. Проанализировать научную сторону.
Тут она еще подумала и решила, что надо не только проверять, но и помогать, и добавила:
6. Лично познакомиться с лекторами. Дать консультации.
7. Выступить самой с лекциями.
8. Что дальше — будет видно.
В комнате за переборкой хлопнула дверь, в коридоре послышались уверенные шаги и опять вчерашняя песня: «Трое суток шагать». Песня оборвалась, и по коридору покатилось:
— Марь Иванна! Кипяточек готов?
— То-о-ов!
Галя не утерпела и выглянула в коридор, но там уже никого не было. Она взяла чайник и тоже пошла за кипятком.
На кухне возле титана стоял высокий, широкоплечий парень в ковбойке и джинсах, заправленных в кирзовые сапоги. Нос у парня был чуть-чуть с горбинкой, глаза карие, карие, волосы подстрижены коротко, Он спросил у Гали:
— Сегодня будет дождик?
Она неопределенно пожала плечами.
— Гм… Вот, говорят, есть люди, которые чувствуют приближающееся ненастье. То поясница, то суставы…
— Вероятно, есть, — ответила Галя сдержанно, всыпала в чайник заварку и, видя, что парень смотрит на нее со снисходительной иронией, рассердилась:
— Плоские шутки — удел убогих интеллектов.
— Гм… Да, а я-то думал…
— Что вы думали?
Он сказал неожиданно мягко, примирительно:
— Я лично люблю тихий, лирический дождь. Косой, этаким накрапом. Но моя профессия…
— Ваша профессия — трое суток не спать и не давать другим?
— Разве я вам мешал? Тогда извините, — парень как будто смутился, что никак не шло ему, грубовато-мужественному с виду. У порога он чуть не расплескал кипяток из чайника, задев плечом за косяк.
Галя исподволь наблюдала за ним. Он задержался у раскрытой двери.
— Плохо, если будет дождик. Рожь намокнет, комбайны станут в поле. Сводка с катастрофической быстротой пойдет вниз…
— Вы — уполномоченный по уборке? — спросила Галя.
— Нет. Давайте знакомиться. Журналист, спецкор областной газеты «Заря» Александр Штихель.
Галя сдержанно пожала протянутую руку и назвала себя.
— Я вас немножко знаю, — сказал Штихель. — Вы — референт общества «Знание». Так?
— Допустим.
— Вы приехали инспектировать местную организацию?
— Это мое дело.
— Давайте будем вместе пить чай.
Галя, не ответив, прошла мимо. Ей не понравились его бесцеремонность и некоторая фамильярность. Но едва она поставила на стол чайник, как услышала стук в дверь. Вошел Штихель, тоже принес чайник и развернул газетный кулек.
— Вы не возражаете? — спросил он, садясь. — Вот что я имею: конфеты «Мишка» и ржаные сухари. Вы любите ржаные сухарики?
«Нашел чем угощать!» — Галя вздохнула и села. Штихель налил ей и себе чаю, отхлебнул из стакана и тотчас встал.
— Между прочим, я пригласил сапожника. Он должен сейчас прийти и починить вам туфлю. Здесь есть отличный мастер Степан Курков. В прошлом году он клеил мне резиновые сапоги. В лесу я напоролся на острый сучок и порвал их…
— Вы ходите по лесам? — спросила Галя.
— Иногда, чтобы спрямить путь.
— А откуда вам известно, что я нуждаюсь в услугах сапожника?
— Дежурная сказала, что вы просили шило и дратву.
— А что такое дратва?
— Толстые, просмоленные варом нитки…
— Дратву я не просила.
— Значит, она догадалась. Между прочим, в гостинице проживает ваш коллега лектор Полудников. а Антрушев, — Штихель многозначительно посмотрел на Галю, — два дня приводил в порядок дела. И еще — в магазин «Колос» вчера привезли болгарские яблоки. Позвольте вашу туфлю.
Галя покачала головой, но все же подала ему туфлю. Штихель взял ее, ушел и вернулся минут через пятнадцать.
— Вот. Он сразу же на кухне починил. У него весь инструмент с собой. Носите на здоровье. А теперь — за чай.
— Ваша фамилия Штихель, — переспросила Галя уже мягче. — Вы — немец?
— Нет. Видите ли… мой прадед был художник, гравер, Еще до революции он печатал свои рисунки в иллюстрированных журналах «Нива» и других. Но фамилия Суходолов показалась ему неблагозвучной, и он избрал себе псевдоним: Штихель. Так и стали мы Штихелями. Между прочим, штихель — это инструмент гравера, резец.
— Любопытно, — сказала Галя.
На прощанье он пообещал:
— Мы с вами еще увидимся. У меня командировка на десять дней. Сейчас еду в колхоз «Рассвет», а потом, вероятно, в Петровку.
Он унес чайник, веселую, открытую улыбку, оставив на столе несколько конфеток и кучку ржаных, высушенных с солью сухарей. Галя взяла сухарик. Он был солоноватый, вкусный.
«Исчез, — подумала она. — Шустрый парень. Все они, газетчики, наверное, такие — проныры, всезнайки!» Она подошла к окну. По дощатому тротуару четко и уверенно стучали кирзовые сапоги. Заметив ее, Штихель помахал рукой и крикнул:
— Не скучайте!
Скоро его ковбойка скрылась за углом. Мелькнул зеленоватый плащ, переброшенный через руку. Гале отчего-то стало грустно. Вздохнув, она отправилась в райком, где находилось местное отделение общества «Знание».
Лестница в гостинице была крутая, деревянная, вытертая ногами командированных так, что на ней выпукло торчали глянцевитые сучки. Галя спускалась по ней осторожно. Сверху ее окликнули:
— Товарищ Ишимова!
Она оглянулась и увидела Полудникова.
Лектор областного лекционного бюро Полудников — приземистый, полный человек с зеленоватыми, навыкате глазами, в сером костюме и видавшей виды велюровой шляпе, поравнявшись с Галей, затараторил:
— Вы вчера приехали? Отлично! А я уже три дня здесь. Прочел двенадцать лекций. Сейчас забегу к Антрушеву за путевками и пойду в профтехучилище. В два часа дня выступаю на совещании агрономов, в четыре — в доме престарелых, а вечерком, в двадцать ноль-ноль, в Доме культуры. Такая программа. Отлично, что приехали, — продолжал он, топая крепкими ботинками по тротуару и вытирая потную розовую лысину. — Сегодня, по всей видимости, будет жаркий день. И отлично! Хорошая погода вот как нужна! А вы?
— Что — я? — спросила Галя, ошеломленная таким словесным потоком.
— Какие у вас планы?
— Буду знакомиться с работой здешней организации.
Полудников тотчас ее перебил:
— Ну вот и отлично! Так сказать, контроль, помощь и оперативное руководство на месте. Ну, я потороплюсь. Вы уж извините — побегу.
Он обогнал Галю и, прижимая локтем папку, побежал дальше.
«Энергичный дядька, и все у него «отлично». Галя вспомнила, что на одном из заседаний Полудникова хвалили, как активнейшего лектора, и в день его шестидесятилетия Петров торжественно вручил ему премию — транзисторный приемник.
Она улыбнулась солнцу, которое выпуталось из березовых зарослей и начало свое обязательное, рассчитанное из минуты в минуту путешествие по небу. В густой листве небольшого сквера трепыхались, сбивая с веток росу, невидимые пичужки. По улицам спешили васильковские хозяйки и тащили свои заботы в продуктовых сумках, кошелках, бельевых корзинах. По дороге пылили грузовики, тарахтя плохо пригнанными бортами.
Хорошее утро!
Дойдя до перекрестка, где на телеграфном столбе гремело радио и висело объявление, начинавшееся традиционно: «Утерялась коза… просим сообщить…», Галя свернула в проулок, к зданию райкома.
