– Я попробую, – сказал я. – Среди жителей наверняка найдется несколько профессиональных актеров. Расспрошу в клубе.
– Забудьте о профессионалах. По сравнению с любителями они какие-то зашоренные. У меня уже есть кое-кто на уме.
Кроуфорд пересел на переднее сиденье, включил «дворники» и мойку стекол, чтобы очистить лобовое стекло от накопившегося за утро мусора. Он снова обрел бодрость и энергию, словно ему нужно было только коснуться дна, чтобы, оттолкнувшись от него, всплыть на поверхность.
– Эта женщина, – продолжал он с жаром, – станет звездой, Чарльз. Кстати, она живет по соседству с домом, который я нашел для вас. Сейчас мы туда поедем. Смотрите, вы уже заинтригованы, это женщина в вашем вкусе…
Он повернул ключ зажигания и ждал, когда я тронусь с места, улыбаясь той, давней, улыбкой поколачиваемого отцом мальчишки-фантазера, переворошившего шкафчики своих школьных товарищей в раздевалке и оставившего после себя бесценный клад – ощущение чего-то необычного, желание дерзать, бежать из привычного мира.
– Ваш новый дом, Чарльз. Взгляните. Красивый, не правда ли?
– Очень. Собираетесь его ограбить?
– Только когда вы в нем обоснуетесь. Здесь вы будете счастливы. Я хочу забрать вас из клуба «Наутико». С ним связано слишком много неприятных воспоминаний.
Мы подъехали к воротам пустой виллы на тихой улочке всего в трехстах ярдах к западу от центральной площади. Столб с вывеской «сдается внаем» возвышался над пожелтевшим газоном возле высохшего бассейна. В этом доме с выцветшими обоями и выгоревшими тентами, пустовавшем с тех пор, как был построен, было что-то призрачное, в нем словно обитали духи бесплотных хозяев, оставившие после себя следы вроде расплывчатых пятен на засвеченной фотографии.
– Впечатляющий домик, – заметил я, когда мы вышли из машины. – Почему здесь никто не живет?
– Владельцы умерли, так и не выехав из Англии. В семье возникли какие-то споры из-за завещания. Бетти Шенд купила его за бесценок.
Кроуфорд отомкнул ворота и, опередив меня, широким шагом направился к дому по подъездной дорожке. Бассейн бобовидной формы был похож на затонувший алтарь, до которого можно было добраться, спустившись по хромированной лесенке. Принесенные в жертву дохлая крыса, винная бутылка и выгоревший на солнце рекламный буклет агентства недвижимости ждали, не востребует ли их какое-нибудь низшее божество. Сад с давно не поливавшимися пальмами и бугенвиллеями поблек от жары. Сквозь пыльные окна, из которых никто никогда не смотрел, нельзя было разглядеть еще необставленные комнаты.
Кроуфорд обхватил руками столбик, на котором висело объявление «сдается внаем», и стал раскачивать его из стороны в сторону. Он выдернул его из сухой земли и далеко отшвырнул. Поднявшись по выложенным плиткой ступеням к входной двери, он достал из кармана ключи.
– Вам будет приятно узнать, что здесь замки мы ломать не станем. Странно заходить в дом через парадное крыльцо, в этом есть даже какая-то преступная романтика. Я хочу, чтобы вы обрели истинный опыт жизни в Костасоль. Тайны жизни и смерти окутывают виллы вроде этой…
Он пропустил меня вперед, и мы окунулись в тишину дома. Сквозь незашторенные окна беспрепятственно проникал солнечный свет, приглушаемый толстой пеленой пыли на стеклах. Мы оказались в пустых комнатах: белые стены словно замерли в ожидании, когда же в них разыграются драмы скуки и апатии, а на потолке замелькают отсветы бесконечных футбольных баталий, разворачивающихся на телевизионном экране. Непонятно, кто и зачем мог поселиться в этом доме без мебели и декора. Оборудованная всем необходимым кухня напоминала то ли реанимационную палату, то ли бесплатную аптеку. По тому, с каким одобрением Кроуфорд наблюдал за мной, я понял, что он правильно угадал мой характер: я уже почувствовал себя на этой вилле гораздо легче, освободившись от бремени прошлого и последних пластов воспоминаний, от которых так долго не мог избавиться.
– Чарльз, вы дома…– Кроуфорд поманил меня за собой, приглашая обойти большую гостиную. – Насладитесь этим ощущением. Все странное и необычное куда ближе нам, чем мы хотели бы думать.
– Возможно. Пустой дом обладает какой-то особой магией. Я не уверен, захочется ли мне жить здесь. А как насчет мебели?
– Ее доставят завтра. Белые обои с белым рисунком, хромированная мебель и черные кожаные кресла, все абсолютно в вашем вкусе. Выбирал не я, – Бетти Шенд. А пока посмотрим второй этаж.
Я поднялся за ним по ступенькам: лестничная площадка вела в широкие коридоры в обе стороны и выходила на открытую бетонную террасу – маленький храм солнца. Я обошел пустые спальни и ванные с зеркальными стенами в каждой, пытаясь представить себе, как вновь прибывшие хозяева почувствуют себя в этих замерших комнатах, отрезанные от мира охранными системами и датчиками. Безлюдные улицы Костасоль повторялись, как в зеркале, в таких же пустых дезинфицированных комнатах особняков. На этой странной планете почти неощутимая сила тяготения притупит разум ее обитателей, прикует их к креслам, и так они будут сидеть и сидеть, не сводя взгляда с линии горизонта на экранах телевизоров, тщетно пытаясь осмыслить, что же с ними произошло. Выбивая окно или взламывая дверь кухни, Кроуфорд снимал заклятье, и стрелки часов возобновляли свой бег…
– Бобби?…
Выйдя из спальни с видом на пальмовый сад и теннисный корт, я обследовал коридор. В соседних спальнях было пусто, и я сначала предположил, что он оставил меня в доме, чтобы подвергнуть какому-нибудь шуточному испытанию. Потом до моего слуха донеслись его шаги в небольшой задней спальне, выходившей во внутренний дворик.
– Чарльз, я здесь. Входите, посмотрите – довольно необычное зрелище…
Я вошел в необставленную комнату с примыкавшей к ней крошечной, не больше чулана, ванной. Кроуфорд стоял у окна, заглядывая сквозь пластины подъемных жалюзи.
– Это комната служанки? – спросил я. – Надеюсь, вы наняли мне симпатичную девушку.
– Ну… Об этом мы еще не думали. Но вид отсюда действительно интересный.
Он раздвинул для меня пыльные планки, оставив на них отпечатки пальцев. За внутренним двориком располагался теннисный корт, его глиняную поверхность недавно подмели и расчертили мелом. Между стойками была натянута новенькая упругая сетка, а на линии подачи стояла такая же, как в клубе «Наутико», теннисная машина, ожидавшая своего первого соперника.
Но Кроуфорд любовался не теннисным кортом, который заботливо подготовил для меня. Слева от нас, за внешней стеной, проходившей вдоль подъездной дорожки почти до улицы, начинался соседний участок с тремя красивыми бунгало, расположенными, как мотельные коттеджи, вокруг общего бассейна. Только здесь плоская равнина Костасоль ухитрилась возвыситься и образовать небольшой холмик, с которого обитателям бунгало открывался приятный вид на окрестные сады и который позволял нам увидеть из нашего окна бассейн как на ладони.
Свет подрагивал на стволах пальм, солнечные зайчики играли на стенах бунгало, отражаясь от взволнованной поверхности воды. Девочка-подросток с обнаженной грудью вышла из бассейна и остановилась на его краю, высмаркивая воду из носа. Ее светлые волосы растрепались и прилипли к плечам. Она с криком кинулась в воду, с шумом подняв фонтан брызг.
– Милая, правда? Красивая, хотя и испорченная.
– Ну…– Я смотрел, как девочка-подросток плескалась в мелководной части бассейна, радостными возгласами приветствуя радужные блики на его поверхности. – Она хорошенькая, это точно.
– Хорошенькая? Мой бог, вы явно вращались среди каких-то гангстеров. У меня бы язык не повернулся назвать ее привлекательной.
Я продолжал наблюдать за вылезавшей из бассейна и снова игриво шлепавшейся в воду девочкой, и не сразу сообразил, что Кроуфорд смотрел не на бассейн, а на столик под тентом возле ближайшего бунгало. Рядом стоял худощавый седовласый мужчина в шелковом халате, с красивым профилем актера, пользующегося популярностью у женщин. Он помахал рукой девочке, резвившейся в бассейне, и поднял бокал, выражая тем самым восторг ее энергичными, но неумелыми прыжками в воду. До него было немногим больше тридцати футов, и я смог разглядеть задумчивую улыбку на его тонких губах.
– Сэнджер? Так вот где эти его бунгало…
– Его райский сад. – Кроуфорд закусил зубами грязную планку жалюзи. – Он может разыгрывать здесь из себя бога, Адама и змия, даже не снимая фигового листка. Одно из бунгало – кабинет, где он принимает пациенток. В другом домике он поселил француженку с дочерью, той девочкой, что плещется в бассейне. Третье он делит со своей последней протеже. Вон она, под зонтиком.
В шезлонге под зонтиком сидела молодая женщина в хлопчатобумажной ночной сорочке вроде тех, что выдаются в приемных отделениях больниц «скорой помощи». Одна ее рука покоилась на стопке нечитанных книг в бумажном переплете, и мы могли разглядеть воспаленные следы бесчисленных инъекций, покрывавших кожу от запястья до локтя. Она отрешенно играла пустым медицинским стаканчиком, словно ни на чем не могла сосредоточить внимание, пока не получит следующую дозу. Ее черные волосы были острижены очень коротко, так что почти виднелся голый череп, и не скрывали глубоких шрамов над висками. Когда она повернулась к бассейну, солнце сверкнуло на золотых колечках в ее правой ноздре и нижней губе, на мгновение осветив болезненно-желтое лицо. При взгляде на ее запавшие щеки я вспомнил наркоманов в тюремной больнице Кантона, пристрастившихся к героину, равнодушно выслушивавших смертные приговоры, потому что мысленно уже заняли места в тележке, на которой их повезут на казнь.
