— Во-первых, я не какой-то следователь, а лицо, предусмотренное законом; во-вторых, я не святой Дух… — начал заводиться Носов, однако, глянув еще раз на исполненное животной преданности, озаренное лицо замполита, махнул рукой и вышел.
В райком он вступил с опаской, хоть и не чувствовал за собою никакой вины. Но черт знает, что за здание, что здесь работают за люди, чего они захотят, потребуют? И — снова Клюева, второй раз на дню эта Клюева… Велико ли дело — сумасшедшая! Ан нет, оказывается… А, да, у нее ведь еще, Морсковатых говорил, старый друг секретарем обкома работает… Ну, пускай работает. Главное теперь — чтобы не отобрали материал, не передали другому. Случись так — накроется вся аспирантура…
За дверью с номером «12» стояли два стола: один был пустой, за другим… сидел Витек, давний друг, Лилькин однокурсник, член забубенной Феликсовой компании. Михаил обрадовался ему; стал жать руку, издавая приветственные возгласы.
— Здорово! — говорил он. — Ты чего здесь делаешь? Ждешь кого-то, что ли? А меня вот вызвали, понимаешь… Черт знает, что им надо. Ну, как житуха? Как праздники проводил? Керосинил, поди? У нас только Феликс появился. Распадается компания…
О Галочке Деревянко он как-то забыл: до того велика оказалась радость, что в чужом, пугающем доме встретил знакомого человека.
Витек, усмехаясь, слушал его. Этак похмыкивал, затаенно чему-то улыбаясь.
— Да, да, жду тут одного, понимаешь, товарища, — наконец произнес он. — Из милиции. Носова некоего… Ты его не знаешь случайно? Опаздывает, опаздывает товарищ…
— Чего это ты меня ждешь? — не понял сначала следователь. — Мне сказано так: двенадцатый кабинет, Виктор Сергеич… Постой… Вот так финт… Так ты здесь теперь и работаешь?
— Да. Инструктором.
— С ума сойти…
— Ладно, давай с ума сходить не станем, а займемся делом. И так припозднились, Вера Константиновна звонила уже два раза по этому вопросу. Ты принес материал по Клюевой? По доценту Клюевой? — зачем-то подчеркнул он. — Сначала работа, Миша. Остальное… потом, потом! Давай сюда бумаги, я просмотрю сначала сам.
Носов вынул из порфеля папку, положил перед инструктором. Внутри у него все бушевало. Ах ты, ничтожество. Дорвался… Погукиваешь, стучишь кулаками по столу на занятых людей. Еще воспоминание о Галке хлынуло, ослепило его… Но вслух он ничего не сказал. Потому что был въевшийся страх перед учреждением, где находился, перед работающими в нем людьми; и еще сознание того, что вся его аспирантура, научная карьера повисла теперь на волоске. Нельзя выпустить клюевский материал из своих рук; нельзя позволить, чтобы вырвали! Носов сверху вниз глядел на аккуратный, круглый затылок, причесанные короткие волосики склоненной над бумагами Витьковой головы. Да, интересно все складывается…
— Насколько я понимаю, вина самой Татьяны Федоровны из материалов дела не усматривается?
Вот как, оказывается, ставится вопрос.
— Ну как же она может усматриваться, если все проверки велись по ее заявлениям? Это она обвиняет людей в покушениях на ее жизнь, на собаку, — наша задача проверить, соответствует ли это действительности, или нет. И установить, есть ли в действиях виновных лиц состав преступления.
— Ну, и… нет?
— Конечно! Все бред и чепуха.
— Но ведь бред — это, как бы сказать… — инструктор покрутил пальцем у виска, — понятие… клиническое, что ли?
— Да это всем ясно уже из ее заявления, — угрюмо сказал Михаил. — Тут даже никакая экспертиза не нужна. Другое дело, что по материалам подобного рода следствие обязано ее проводить. Чтобы иметь окончательный документ с диагнозом, на который можно опереться. Но нам же не разрешают ее провести! В первый раз материал затребовало наше управление и указало: «Нецелесообразно», в другой раз — областная прокуратура, в третий — позвонили Бормотову, бывшему нашему начальнику, он даже и не говорил, кто и откуда, — просто сказал, чтобы об экспертизе забыли, и все. Ясно же, что у нее, этой Татьяны Федоровны, есть покровители, и очень сильные, я даже знаю о них… — он глянул на Витька с некоторым торжеством и злорадством: не считайте, мол, меня круглым дурачком, я тоже посвящен в ваши игры…
Тот задумался на мгновение, поднялся.
— Ладно, идем. Ты подожди в приемной: я доложу.
Носов сидел там минут пять, пока Витек не позвал его.
Секретарь — полная, вальяжная, улыбающаяся — поднялась навстречу.
— В общем и целом я с вашими документами по Татьяне Федоровне ознакомлена; вот и Виктор Сергеевич помог мне. Что скажу: ситуация непростая. Я лично Татьяну Федоровну знаю довольно давно: это очень грамотный, идейно выдержанный, надежнейший боец нашего идеологического фронта. Редкий кадр. Притом участница войны. Послезавтра празднуем тридцатилетие Победы, а к ветеранам вот как относимся. Верно, Виктор Сергеевич?
— Да, да!.. — подсуетился тот.
— Так вот: нам не нравится возня, поднятая в настоящее время вокруг доцента Клюевой… Вы что-то хотите сказать? — моментально отреагировала она на движение Носова.
— Позвольте… какая же возня, Вера Константиновна? Она сама ходит, сама подает заявления… мы же обязаны проверять! Этак и всю нашу работу можно назвать возней. Не хочешь — так и не поднимай ее сама!
— До вашей работы мы еще дойдем! — отчеканила секретарша. — Речь идет пока о возне вокруг доброго имени этой замечательной женщины. Помните, была антисолженицынская компания? Нам в ту пору никто так не помог, как она. Сколько среди самих преподавателей было колеблющихся, скрытых противников. Нет, борьба шла серьезная. И по предприятиям, учреждениям читала лекции, помогала организовывать собрания… И вы хотите, чтобы мы ее отдали кому-то на растерзание? Не-ет, этого не будет.
— Лично я никаких растерзаний никому не желаю, — с тоской произнес Михаил. — Мне бы только разобраться… Но, согласитесь — если эта замечательная женщина пытается уверить, что замышляется злодейство против ее собачки, что на нее воздействуют некими лучами, если она устраивает тайные обыски в кабинете проректора…
— Да клевета!
— Что клевета?
— Насчет этого обыска. Почему надо верить какой-то секретарше? Может быть, человек чего-нибудь там забыл, просто зашел за своей вещью… А эта клика все раздула. Лучи… ну могут же быть в ее возрасте естественные странности? Что касается собачки — ну разберитесь! Возможно, ее действительно хотели отравить, устранить каким-то иным способом… Здесь вам и карты в руки. И не поддавайтесь, не поддавайтесь на провокации, не следуйте вы дурным советам, будьте сами политически зрелым человеком! Давайте выработаем такую твердую позицию. Тем более что за ней стоит и областной комитет партии, и лично сам секретарь его, Иван Филиппович Гвоздунов. Согласны вы? Ну, отвечайте честно, Михаил Егорович.
— Так… и что же я должен делать?
— Значит, составите документ по делу Татьяны Федоровны, совершенно, разумеется, объективный, согласовав его с Виктором Сергеичем, где укажете, что факты, заявленные гражданкой такой-то, нашли частичное подтверждение. Ну, в частности, укажите насчет собаки… соседи ведь высказывали замечания на ее счет, наверняка! Однако, ввиду того, что высокой степени опасности для общества действия лиц, на которых жалуется Клюева, не представляют — уголовного дела в их отношении решено не возбуждать, и ограничиться… ну, скажем, беседой… или предупреждением… Если так сделать, а, Михаил Егорович?
— А вы не считаете, что я себя поставлю тем самым в нелепое положение? Перед теми же соседями. Они сами ни сном, ни духом, на них вешают разную дурь, — а потом приходит вдруг милиция и начинает им втолковывать, что это они сами во всем виноваты…
— Ну, зачем так? Просто побеседовать с ними, объяснить: больной, мол, человек, надо отнестись с пониманием… Вопрос о смене ее квартиры уже, кстати, поставлен — есть надежда, что на какое-то время она переключится, успокоится.
— Но, Вера Константиновна! Суворов говорил так: каждый солдат должен понимать свой маневр. Так и со мной: вынося какой-то конкретный документ, я должен знать и конкретную цель, на которую он работает.
— А вы не знаете? Так наивны? Тем самым мы выбиваем козыри из рук наших врагов, которые хотят избавиться от товарища Клюевой под разными надуманными предлогами, вплоть до обвинения в этой… — она брезгливо скривилась, — психической неполноценности. Но мы спасем ее. В этом наша задача. И вы должны нам помочь. Мы вам доверяем. Практические работники правоохранительных органов всегда были нашими большими помощниками, более того — нашима активом. Когда мы будем составлять разнарядку на прием в партию по организациям, я лично буду иметь вас в виду. А там… жизнь покажет. Как, согласны на такие условия?
