Андрей остановился и тяжело вздохнул.
– Невесело… – снова повторил Николя. – Двоедушие, как я понимаю.
– Согласен, грустно, но жить-то надо! – тихо ответил Андрей. – Вот я и рассказал вам о нашей сегодняшней жизни, хотя, если честно, не хотел рассказывать…
– Не все я понял, не все нюансы новой вашей жизни, не все новые слова, но невесело… – повторил Николя.
– Да, невесело, – согласился Андрей, – но весело лишь клоунам, выступающим по нашему телевизору. Наш телевизор разрывается от безудержного хохота! Весьма интересно, что с увеличивающимся количество житейских проблем прямо пропорционально увеличивается телевизионный хохот.
– А кто смеется над вами? – не понял Николя.
– Николя, вы не поняли меня, – терпеливо объяснял Андрей, – я говорил о хохоте, но никто в телевизоре надо мной или кем-то специально не смеется. Просто есть отдельные так называемые юмористические программы, число которых с каждым днем почему-то увеличивается. И хохот тех клоунов в юмористических программах раздается все сильнее и сильнее, явно диссонируя с настоящей реальной трудной нашей жизнью и массой житейских, социальных проблем! В довершении к этому постоянно показываются короткие фильмы, наспех снятые, называемые в народе «мыльными операми», которые сейчас смотрят одни пенсионеры. И даже в этих фильмах раздается хохот неведомых клоунов, словно давая знать аудитории, когда смеяться.
– А кому нужны клоуны?
– Они нужны для создания ложного впечатления, что якобы в стране все идеально, – ответил Андрей, – что остается лишь ржать и ржать целый день! Так все у нас якобы замечательно и идеально! – Андрей помолчал минуту, потом признался: – Иногда просто тошно становится, как вспомнишь все это и задумаешься о нашей жизни…
Николя осмотрелся вокруг, потом спросил:
– И вы сейчас находитесь в этом имении?
Вопрос Николя к его немалому удивлению рассмешил Андрея. Андрей засмеялся тем радостным и громким смехом, которым смеются только уверенные в себе люди, знающие себе цену.
– Сударь, это не имение, – объяснил Андрей, прекратив смеяться, – это больница.
Николя пожал плечами, недоумевая:
– Зачем здесь жить?..
– Я здесь не живу… Меня и друзей насильно привезли сюда. Здесь психиатрическая больница.
– Как можно, сударь? – сердито воскликнул Николя. – Почему такое своеволие по отношению к здоровым, в полном рассудке людям?!
– Гм, Николя, вы забываете, где находитесь! В каком времени! Ведь у нас карательная психиатрия, – продолжал Андрей, – все коммунистические товарищи должны быть якобы похожи один на другого, как оловянные солдатики. У этих сотоварищей-совков не должно быть никакого инакомыслия. Как фюрер, вождь, генсек говорит, так и следует жить, мыслить, говорить, действовать. Товарищ-совок не думает, ведь за него думает сам генсек, вождь, который совку-сотоварищу заменил самого бога!
– Какое безобразие! – так же воскликнул Николя. – Какое полицейское государство!
– Вот именно, – поддакнул Николя Андрей.
– И какое же святотатство!
– Совершенно с вами согласен, Николя.
– Кстати, интересная получается у нас беседа о политике в сумасшедшем доме, – усмехнулся Николя.
– Еще хочу заметить, – продолжал говорить Андрей, – что совки-товарищи считают инакомыслящего ненормальным. Ведь следует же всегда действовать в соответствии с изречениями вождя, фюрера, генсека! И если власть находит инакомыслящего, который думает не как все, то его прячут в психиатрическую больницу. Если он думает не как все, значит, он ненормальный. Инакомыслящих стали называть диссидентами, пособниками Запада и Америки!
– Печально… – пробурчал Николя.
Возникла долгая пауза, во время которой Николя поднялся, оглядывая территорию.
Андрей собирался что-то сказать, но Николя неожиданно предложил к удивлению своего собеседника:
– Может, мы споем?
– Споем? А что вы хотите спеть? – с интересом спросил Андрей.
– Знаю одну песню. Старую песню, – ответил Николя, – о царе.
К удивлению Николя Андрей стал напевать, постепенно веселея и забывая все невзгоды:
– Боже, царя храни!
Славному долгие дни.
У Николя поднялись брови от удивления:
– Вы ее знаете?
– Сударь, как же мне ее не знать? Ведь вы же беседуете с графским потомком!
Николя улыбнулся, и они вместе дружно и громко запели, забыв, где находятся:
Дай на земли, дай на земли
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю,
Все ниспошли.
Боже, царя храни!
Николя и Андрей не заметили, как к ним тихо подкрались двое дюжих санитаров. Санитары довольно грубо толкнули Андрея и Николя, ругаясь и требуя, чтобы они заткнулись и пошли в больницу. Николя удивленно посмотрел на санитаров, потом обратился к Андрею с вопросом:
– Это что такое? Почему эти мужланы так грубят нам?
– А за мужлана ты сейчас ответить! – гаркнул один санитар с покрасневшим отечным лицом, поднимая кулак.
Другой лысый санитар проворчал:
– Какие эти психи противные!
Андрей и Николя быстро встали со скамейки.
– Вы мне угрожаете, сударь? – вскрикнул Николя.
– Сударь? Точно, новый псих появился! – засмеялся санитар с покрасневшим отечным лицом, показывая на Николя пальцем с грязным ногтем.
Андрей стал между Николя и санитаром.
– Николя, прошу вас немедленно покинуть сей немилосердный мир! – попросил Андрей.
– Но по какому праву эти грубые люди так ведут себя? – возмущался Николя, отходя от санитаров на шаг. – Чьи это холопы?
– От холопа слышу! – гаркнул лысый санитар, грозя Николя кулаком. – А ну-ка быстро беги в психушку, а то тумаков от меня получишь!
– Исчезните, Николя так же внезапно, как и появились, – попросил Андрей. – Так будет лучше для нас обоих.
– Mon dieu! Adieu, ma bonne ami! – напоследок выкрикнул Николя, прощаясь с Андреем и махая ему рукой.
Санитары стали толкать Николя и Андрея к больничному корпусу.
Однако через полминуты санитары застыли, словно вкопанные: Николя стал уменьшаться на глазах, а потом весьма странным образом исчез. Андрей улыбнулся, ничего не говоря, стараясь не обращать внимания на вытянутые изумленные лица санитаров.
– Куда это он делся? – обратился лысый санитар к Андрею, на что Андрей развел лишь руками:
– Откуда я то знаю!
– Черт, псих, отвечай! Куда он делся? – взревел санитар с покрасневшим отечным лицом.
– Ничего не знаю, чего пристали ко мне?
– Ладно! Сейчас все доложим профессору! – заорал лысый санитар, крестясь.
У санитара с покрасневшим отечным лицом вытянулась физиономия, когда он увидел крестящимся другого санитара, он изумился:
– Ты чего крестишься?
– А на всякий случай… – ответил лысый санитар, после чего толкнул Андрея к больничной двери, грозя ему:
– Сейчас тебя допрашивать будут! И профессор, и КГБ!
Андрея привели к двери кабинета профессора Сечниковского, но в кабинет зашел один лысый санитар. А другой санитар остался стоять в коридоре вместе с Андреем. Через минуту лысый санитар, весь потный и покрасневший, выбежал из кабинета профессора, не обращая внимания на другого санитара и Андрея. В кабинет профессора вбежали его испуганные ассистенты.
Андрей спросил санитара:
– По какому поводу такая паника?
– Помолчал бы, псих! – огрызнулся санитар.
Дверь кабинета приоткрылась, ассистент Михаил вышел из кабинета и жестом пригласил Андрея войти.
Профессор, насупившись, сидел, нервно стуча пальцами по столу, а рядом расположилась его свита из ассистентов.
Андрей стоял перед Сечниковским, вздыхая.
– И чего мы вздыхаем? – с интересом спросил профессор Андрея.
– Даже сесть мне не предложите? – спросил Андрей.
– Присаживайтесь, товарищ, – любезно сказал профессор.
Андрей сел и сразу недовольно воскликнул:
– Кажется, я просил вас не называть меня товарищем! Никакой я вам не товарищ!
У нас это обращение устарело, принято обращение: «господин».
– Владимир Николаевич, вы забыли об этом пациенте? – спросил ассистент Михаил, обращаясь к профессору.
– Ничего я никогда не забываю, Михаил! – быстро ответил Владимир Николаевич, после чего он стал говорить с Михаилом и другими ассистентами то по латыни, то по-русски.
Андрей терпеливо ждал, когда закончится врачебный диспут. Наконец, через пять минут Владимир Николаевич обернулся в сторону Андрея и спросил:
– Итак?
– Что значит ваше итак? – не понял Андрей.
– Итак, господин-товарищ, что же произошло во дворе сегодня?
– А ничего не произошло, – коротко ответил Андрей.
– Владимир Николаевич, это, как понимаю, шизофрения? – осведомился Михаил.
– Возможно… – медленно протянул Владимир Николаевич, после чего бросил косой взгляд в сторону Андрея, спрашивая его:
– Послушайте, как чудненько получается, говорили с кем-то во дворе, а он исчезает, так?
