После беседы с Виктором никакого успокоения у Ирины не наступило. Даже, пожалуй, стало еще хуже. Господи, он просто идиот! «А чего? А куда?» Совершенно постороннее существо. Как она вообще могла иметь с ним что-то общее? Ну ничего, еще два дня, и с этим будет покончено. Вот только пережить бы их как-нибудь...
Она вдруг почувствовала, что ей совершенно необходимо с кем-нибудь об этом поговорить. Лучше прямо сейчас, немедленно. Поделиться, и чтобы поняли, пусть даже и не жалеют, но чтобы... Впрочем нет, пусть чтоб жалели тоже. Сашка? Дети? Мама? Это все несерьезно, к сожалению. Не тот, что называется, вариант.
И тут она вспомнила про Илью. Правильно. Вот, вот кто поймет и скажет что-нибудь правильное. Как хорошо, когда все-таки есть такой человек. Она выхватила телефон и стала, спеша и путаясь, искать в памяти нужный номер. Только бы он оказался дома...
Через полчаса она уже нетерпеливо звонила в знакомую дверь.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил Илья, помогая Ирине снять плащ.
Час назад Виктор задавал ей этот же самый вопрос, и он казался ей на удивление глупым и посторонним. А сейчас она почувствовала, как ее буквально накрыло горячей волной признательности. Она прошла в гостиную, села в свое любимое кресло – и рассказала Илье, что с ней случилось. Ей казалось, что как только она начнет с кем-нибудь об этом говорить, удержаться от слез будет невозможно, но сейчас она сама удивлялась, как спокойно у нее это вышло.
– Да... – Илья глядел на нее сочувственно. – И что ты думаешь делать?
– А что тут сделаешь? – Ирина пожала плечами. – Вариантов-то у меня нет. Я на послезавтра в клинику записалась...
– Зачем? – Словно бы не понял Илья. – В какую клинику?
– Илья, ну ты-то... Чтобы покончить с этим, вот зачем!
– Подожди, я не понимаю, – продолжал свое Илья. – Ты хочешь с этим покончить?
– А что еще я могу хотеть в такой ситуации?
Илья словно бы не услышал ее возмущения.
– Насколько я помню, – он заговорил еще медленнее и отчетливее, чем обычно, четко выделяя слова. – Меньше, чем полгода назад ты хотела совершенно другого. Более того, не просто хотела, а готова была пойти ради этого на определенные жертвы. При этом ты достаточно разумный человек, как мне кажется, ты гораздо в большей степени живешь сознанием, нежели минутной блажью. Что могло случиться, отчего ты так резко передумала?
Ирина уставилась на него, не веря своим ушам.
– Илюш, ты что? Ты на самом деле не понимаешь? Это же... Как я могу думать о чем-то другом? Родить Сашке чужого ребенка? Это немыслимо...
– Но ведь тогда, весной... Тот ребенок был не только не Сашкин, но еще и не твой, и это тебя не останавливало?
Честно говоря, в таком виде ситуацию она не рассматривала. Но ведь... Ведь Илья прав. И если так, если так можно, то тогда... Какое-то время Ирина молчала, пытаясь постичь только что открывшуюся ей мысль.
– Д-да, – слабо попыталась она наконец возразить. – Но это было совсем другое...
– Так ведь то, что есть сейчас – лучше. – Убежденно сказал Илья. – Сейчас это твой ребенок, твой, понимаешь? Ты хотела ребенка, Бог его тебе дал. Я, если честно, не ожидал твоей такой реакции. Какая разница, кто там его отец. И потом – так уж ли точно ты уверена, что он не может быть Сашин?
– Сашка в Америке, – ответила Ирина отвлеченно, не вникая. Мысль, высказанная князем перед этим, постепенно пускала корни в ее сознании, и этот процесс требовал полной внутренней сосредоточенности.
– Давно?
– Что давно?
Господи, ну разве Илья не видит, как ей важно сейчас, чтобы ее не трогали, хотя бы немного, ей нужно две минуты, чтобы собрать мысли воедино, чтобы найти ту нужную, она уже где-то здесь, совсем рядом...
– Сашка – давно в Америке?
– С конца августа.
И тут, сама услышав свой ответ, Ирина наконец поймала мысль. Не ту, которая все это время пыталась расцвести в ее сознании пышным древом, но совсем другую. Эта новая мысль, фигурально выражаясь, была ньютоновским яблоком, внезапно упавшим с того самого дерева прямо по голове.
– А ведь правда, – прошептала она, сама боясь поверить в то, что поняла. – Сашка... Он же, когда улетал... Мой сон... И мы никак...
– Илюша, ты гений! – она почти кинулась князю на шею, но в последний момент осталась в своем кресле. – Он может! И даже скорее всего. И, даже если это все-таки не так, все равно ты прав! Никуда я не пойду! Буду рожать себе девочку. Себе, и пошли все на фиг!
– И я? – улыбаясь, спросил Илья.
– Ты – нет! Ты – ни в коем случае. Ты у меня будешь крестным отцом. То есть не у меня, а у нее. Потому что – ты даже не представляешь, что ты для меня сейчас сделал.
– Не преувеличивай. Я просто задал тебе вопрос, который ты и сама бы себе задала, если бы не была так расстроена. Немного успокоилась – и догадалась бы. Я уверен.
– Да, только до послезавтра я бы точно не успокоилась, а потом было бы уже поздно... Не отнекивайся. Все равно будешь крестным отцом. Никаких других вариантов я не рассматриваю.
– Почту за честь, – князь учтиво поклонился. – И всяческое удовольствие. А Саша с тобой согласится?
– У моего ребенка, – сказала Ирина с нажимом, – крестным отцом будешь ты. Но не думаю, чтобы у Сашки были возражения против твоей кандидатуры. Да и с чего бы? Он всегда прекрасно к тебе относился.
Остаток дня Виктор провел в раздумьях. Это было не совсем привычное для него состояние, он вообще не любил долго размышлять над чем-нибудь, считая это совершенно лишним. Решил – и сделал, вспе быстро и просто, и незачем рефлексии разводить. Но вот сегодня быстро, а тем более – просто как-то не получалось. Может быть, потому, что и решать-то собственно, было нечего. Ира ни о чем не спрашивала, ничего не просила. Просто сказала – и все, смылась, а он остался в полных непонятках. Зачем тогда вообще было говорить?
Он попытался разозлиться на нее, чтобы это раздражение, ясное и простое, вытеснило бы из него непонятную муть. Но это не очень-то получалось. Более того, где-то глубоко внутри он чувствовал, что она сделала все правильно, что так и должно быть, потому что, в конце концов, если это действительно его ребенок, то он как-то должен... И вот здесь снова начиналась неясность. Что именно должен? И должен ли...
Все эти малоосмысленные размышления привели в конце концов к тому, что вечером он, казалось бы, ни с того, ни с сего вдруг спросил Нельку во время ужина:
– Слушай, а может, мы с тобой... Ну... ребеночка заведем?
Он и сам, в общем-то, немного удивился этим своим словам, но Нелька просто чуть не рухнула со стула, подавившись диетическим йогуртом.
– Чего? С какого это вдруг перепугу? Ты, часом, не заболел?
Эта ее реакция Виктора разозлила, и он сказал то, чего на самом деле не думал.
– А что я такого ужасного спросил? Можно подумать... Я, знаешь, уже не мальчик, да и ты, прямо скажем, не девочка. Тебе, между прочим, двадцать пять – самое время подумать о ребенке.
И, странно, говоря все это, он одновременно понимал, что, хотя сама мысль пришла ему в голову вот только что, по сути-то она правильная. И он продолжил со все возрастающим убеждением.
– Живем, как неизвестно кто. Как подростки недоделанные... Бойфренд, герлфренд, ерунда какая-то. Взрослые люди-то, так и надо по-взрослому. Поженимся, семья будет, как у людей...
Слегка пришедшая в себя Нелька заговорила с ним уже другим тоном, тихо и ласково, как с душевнобольным.
– Витюш, ну Витюш. Ну да, ты, конечно, может быть, в чем-то и прав, только ты сам подумай – ну какие у меня сейчас могут быть дети? Это же сразу как минимум на год из всего выпасть, да и потом еще тоже непонятно – разнесет всю, как бочку, вся фигура к черту пойдет. Многие вообще потом не восстанавливаются. На работе можно сразу крест ставить. Вить, это же моя карьера! Я столько времени пахала, столько дерьма выхлебала, наконец чего-то добилась – и что? Сразу все погубить? А с детьми можно и подождать, мы еще молодые, вот годков через пять, может быть... К тридцати у меня так и так все кончится, ты же знаешь, модельный век короткий...
Виктор слушал ее монотонные причитания, не особенно вдаваясь в слова. Ну да, Нелька тоже в чем-то права, он и сам примерно так считал где-то до сегодняшнего утра, и, конечно, с тех пор мало что изменилось, но почему ее страдания из-за фигуры внезапно стали так его раздражать? Он знал, как Нелька относится ко всему, что связано с ее внешностью, его это иногда забавляло, но всегда скорее со знаком плюс. Ему нравилось, как она выглядит, что на нее оборачиваются на улице, что ее лицо часто подмигивает с какого-нибудь яркого плаката. И что – действительно, что ли, сменить это все за просто так на тухлые пеленки? Все в ее словах было вроде бы логично и правильно, но, несмотря на все это, он с трудом сдерживал в себе желание стукнуть кулаком по столу и наорать на Нельку, чтобы та прекратила нести чушь. В конце концов он не выдержал, молча встал из-за стола и, хлопнув дверью, ушел мыть машину, чтоб успокоиться. Когда поздно вечером он вернулся, обиженная Нелька отказалась с ним разговаривать, отвернувшись к стенке и делая вид, что спит.
