— Шахтерам на забастовку пришлось подбросить еще сто тысяч. Зелеными…
— Это ничего, — произнес Гжельский, думая о чем-то другом. — Они бастуют, давят на правительство, игра стоит свеч… Меня беспокоит «Премьер-банк». От Солодкина можно ждать любой подлянки. — И Гжельский повернулся к начальнику своей службы безопасности: — Шилов, ты кого-нибудь внедрил к Солодкину?
Но полковник Шилов не успел ответить — дверь кабинета шумно распахнулась, в кабинет влетела разъяренная Алена, за ней была видна фигура секретарши, которая пыталась ее остановить. Оттолкнув секретаршу, Алена через весь кабинет помчалась к Гжельскому. Гжельский стал недовольно подниматься в кресле, но Алена опередила его и, подбежав, наотмашь ударила по лицу.
— Мерзавец! Скотина! Спидоносец!
Гжельский отшатнулся:
— Ты с ума сошла? Что ты несешь?! — И кивнул на Алену начальнику службы безопасности.
Шилов тут же оказался у Алены за спиной, ловким приемом завел ей руки за спину.
Алена, вырываясь, в истерике кричала Гжельскому:
— У меня никого нет, кроме тебя! А теперь я умру! Из-за тебя!
— Между прочим, я у тебя не первый, — холодно сказал Гжельский. — Но если ты меня заразила, если… — Прервав себя, он стремительно вышел из кабинета, на ходу бросил секретарше: — Машину!
Шилов, выпустив Алену, поспешил за ним.
Алена в отчаянии брела по Москве. Закатное солнце слепило ей глаза. И при этом ярком, пригревающем солнце какое-то новое, словно перископическое зрение пришло к Алене. Зрение, которое вдруг позволило ей увидеть себя лишь залетной инопланетянкой на этой Земле. Вот малыши детского сада, взявшись за руки, переходят улицу… Вот влюбленные пьют газировку возле цветочного ларька… Вот ребенок катит на трехколесном велосипеде… Молодожены едут в белой машине, украшенной кольцами и воздушными шарами… Пятилетняя девочка скачет на одной ноге по нарисованным на тротуаре «классам»… Но ей, Алене, ей уже не иметь детей, не водить своего ребенка за руку через дорогу, не собирать цветы в поле… Она несет в себе смерть, которую чувствует в каждой клеточке тела, ее кровь отравлена СПИДом, и ей не дожить даже до весны…
Утопая в своем отчаянии, Алена не видела, конечно, серые неприметные «Жигули» с затененными стеклами, которые следовали за ней по пятам.
Между тем на Мичуринском проспекте, в лаборатории Кремлевской больницы, врач, оторвавшись от окуляра лазерного микроскопа, сказал Гжельскому:
— У вас ничего нет, вы абсолютно здоровы.
А в другом конце Москвы, в кабинете президента «Премьербанка» сам президент этого банка Павел Солодкин в компании с начальником своей службы безопасности и главным редактором газеты «Московское время» любовались оттиском завтрашнего номера этой газеты. Оттиск лежал перед ними на столе, на нем через всю страницу струился броский заголовок:
ЛЮБОВНИЦА ГЖЕЛЬСКОГО БОЛЬНА СПИДом!
Под этим заголовком красовалась фотография Гжельского в обнимку с Аленой.
— А гинеколог не подведет? — негромко спросил Солодкин у начальника своей службы безопасности.
Тот пожал плечами:
— С чего бы? Он получил анализы из лаборатории. А что там лаборантки «случайно» перепутали анализы, он за это не отвечает…
И начальник весело посмотрел в глаза своему боссу.
Солодкин ткнул пальцем в пустой квадрат на газетной полосе, который был в тексте рядом с фотографией Гжельского с Аленой.
— А это что?
— Место для еще одной фотографии, — пояснил главный редактор газеты.
— Какой?
Редактор усмехнулся:
— Ну, подумайте сами: девочка узнала, что у нее СПИД. Мало ли что она может с собой сделать? Мой фотограф ее ведет…
— О! Вот это мне нравится! Блеск! — оживился Солодкин. — С меня коньяк, ребята! Если она покончит с собой — кранты Гжельскому! Утром аукцион и — такой сюрприз! — Он повернулся к начальнику службы безопасности: — А может, ей помочь?
Алена, однако, уже и сама добралась до Крымского моста и подошла к перилам. Внизу была холодная серая река, прыгать в нее было страшно, но если закрыть глаза и стиснуть зубы…
Издали, из «Жигулей», фотограф, высунувшись в окно и нацелив на Алену фотоаппарат с длинным телеобъективом, замер в ожидании рокового момента.
Тем временем Гжельский, стоя в своем кабинете перед стеклянной стеной с видом на Москву, задумчиво говорил полковнику Шилову:
— Не нравится мне эта история… Что-то тут не так…
У Шилова зазвонил мобильный телефон, он сказал в трубку:
— Шилов слушает. Что? Сейчас возьму! — и поспешно направился к двери.
Навстречу ему уже шла секретарь Гжельского с факсом в руке.
— Что это? — спросил Гжельский.
— Это от нашего человека из газеты «Московское время», — объяснил Шилов. — Завтрашний номер.
Действительно, факс был копией завтрашней газеты с крупным заголовком «ЛЮБОВНИЦА ГЖЕЛЬСКОГО БОЛЬНА СПИДом» и фотографией Гжельского с Аленой.
Гжельский, взглянув на этот факс, быстро сказал Шилову:
— Так, теперь все ясно. Займись газетой. — И стал поспешно набирать телефонный номер.
Алена уже кренилась к воде через перила Крымского моста, когда раздался телефонный звонок. Она замерла, открыла глаза. Телефон в ее сумочке продолжал звенеть. Алена, еще не придя в себя, заторможенно достала из сумочки мобильник, сказала пустым голосом:
— Да…
— Алена! — закричала трубка голосом Гжельского. — Алена, ты где? Отвечай!
— Не знаю… На каком-то мосту…
Голос Гжельского взлетел в панике:
— На каком мосту? — Но тут же перешел на тихие, ласковые ноты: — Аленушка, золото мое! Где ты? Я все проверил. Клянусь тебе, ты здорова! Где ты? На каком мосту?
Алена огляделась по сторонам:
— Не знаю… Напротив большого памятника Петру…
— Пожалуйста, стой где стоишь! — Гжельский, стоя в своем кабинете, прикрыл трубку рукой, сказал Шилову: — На Крымский мост! Живо! — И вместе с Шиловым побежал к лифту, на ходу ласково говоря в трубку: — Аленушка! Золото мое! Послушай! Послушай, что я тебе скажу…
Через несколько минут «кадиллак» Гжельского и два джипа сопровождения, завывая сиреной и сверкая мигалками, вылетели по осевой полосе на Крымский мост и, взревев ревуном и подрезая весь транспорт, причалили к тротуару возле Алены. Из джипов выскочили охранники, сгребли Алену, оторвали ее от перил и бросили в лимузин Гжельского. Машины рванули с места, Гжельский обнял Алену.
— С чего ты взяла, что у тебя СПИД?
— Мне сказал доктор… Он мне сделал анализы…
Ее трясло, но он продолжал:
— Фамилия доктора? Где тебе делали анализы?
— Кравченко, в клинике «Europa Medicine». Это очень дорогой доктор.
— Могу себе представить! — темно усмехнулся Гжельский. — Сейчас тебя отвезут в мою клинику, и ты увидишь, что ты абсолютно здорова.
— Ты шутишь…
Лимузин остановился у банка «Славянский кредит», Гжельский и Шилов вышли, а водитель с охранником повезли Алену на Мичуринский проспект, в Кремлевку. Там тот же врач, оторвавшись от окуляра того же лазерного микроскопа, сказал Алене:
— Ну и наделали же вы паники, девушка!
— То есть?
— А то! Нет у вас никакого СПИДа! Вы здоровы.
— Ура!.. — Алена вскочила, чмокнула врача и выбежала из клиники, готовая обнять весь мир. Как девочка, проскакала на одной ноге по тротуару аж до проходной, обняла по дороге дерево, поцеловала замшелого старика вахтера, выбежала на улицу и… изумленно остановилась, глядя, как лимузин Гжельского отчалил от тротуара и укатил. — Стой! Эй!.. — закричала она ему вслед, выхватила из сумочки свой мобильный телефон, набрала номер: — Алло, Олега Борисовича. Это Алена Бочкарева… — И изменилась в лице. — Куда уехал?.. Как это «за границу»? Зачем вы врете?! Алло!..
Но трубка уже гудела короткими гудками отбоя.
* * *
В тот же вечер в Москве произошло два странных события. В подъезде своего дома неизвестными грабителями был убит гинеколог Кравченко, у погибшего похитили портфель со служебными документами и кошелек. А в типографии, где печатался выпуск газеты «Московское время», случился пожар и весь тираж завтрашнего номера погиб в огне.
А наутро в Белом доме на Краснопресненской набережной, в небольшом и уютном конференц-зале, заново, после памятного расстрела, отделанном карельской березой, за овальным столом рассаживались олигархи, банкиры и маститые бизнесмены. Среди них были Гжельский и Солодкин. Все были вежливы, улыбались, пожимали друг другу руки. Во главу стола сел сорокалетний председатель правительственной комиссии, в руках у него была папка со стопкой запечатанных конвертов.
— Доброе утро, господа. Прошу садиться… — сказал он и подождал, пока все расселись. — Итак, сегодня мы проводим первый приватизационный аукцион. Правительство заинтересовано в том, чтобы в это трудное для страны время государство получило за свою собственность как можно больше. Поэтому сейчас в обстановке полного доверия, демократии и честной конкуренции мы вскроем эти конверты с вашими предложениями. Итак, первый лот — Братская ГЭС…
