Яшин тем временем тащит мяч из-под перекладины, и в этот момент раздается трель финального свистка Готтфрида Динста.
- Да-а-а-а! - ору я, упав на колени и сжав кулаки.
Закрываю глаза, лоб упирается в газон, губы шепчут: 'Спасибо тебе, Господи!
Хоть бы это был не сон, хоть бы все это было на самом деле'.
Представил, как оживаю в своей палате, и оказывается, что все, что было со мной за эти пять лет - не более чем галлюцинации бессознательного разума.
Чувствую крепкий такой шлепок по спине и слышу восторженный голос Шестернева:
- Малец, мы чемпионы мира! Ты хоть это понимаешь?!
Нет, вроде все взаправду, не брежу. Поднимаю голову, открываю глаза... Унылые англичане кто стоит, кто сидит, у всех донельзя понурый вид, их тренер Альф Рамсей о чем-то переговаривается со своим помощником, разводит руки в стороны. А наши скачут, как дети, включая Морозова и удаленного Стрельцова, разве что Лев Иваныч сохраняет хладнокровие, разматывая с колена осточертевшую повязку.
Шестернев стискивает меня в своих объятиях, затем бежит обниматься с другими. Перевожу взгляд на королевскую ложу. Елизавета II сдержанно аплодирует, ничем не демонстрируя свои эмоции, если я правильно определил с такого расстояния. Шелепин тоже хлопает, с куда большим энтузиазмом, и на его лице однозначно улыбка от уха до уха.
Наконец-то я могу вынуть тампоны из ноздрей, чтобы попозировать набежавшим фотографам. Хотя глаза уже заплыли изрядно, но теперь уж ничего не поделаешь. Пусть это останется фишкой финального поединка чемпионата мира 1966 года.
А потом было награждение, рукопожатие королевы и Шелепина и вздымающийся над головами кубок Жюля Риме. Все это словно в тумане, я так до конца и не смог осознать того, что сегодня произошло на стадионе 'Уэмбли'.
В раздевалке Гранаткин и Ряшенцев оба сияют, как начищенные самовары. А чуть позже все-таки и Шелепин появляется.
- Ну-ка, дайте я вас обниму каждого, герои вы наши, - говорит он, начиная с меня, потного и затекшего кровью. - При королеве неудобно как-то было, зато сейчас тут все свои.
Затем короткая речь о превосходстве советского спорта, о том, что наши заслуги будут на Родине оценены по достоинству, и пожелание не расслабляться, а продолжать в каждом международном турнире доказывать силу советского футбола.
Не успел Александр Николаевич откланяться, как вносят ящик 'Советского шампанского', и пенные струи льются на пол, на ноги, на трусы и майки... Я сижу в уголке, не в силах так же бурно радоваться, как мои товарищи по сборной. Кто-то сует мне открытую бутылку в руки, и я прикладываюсь прямо к горлышку. Только сейчас понимаю, как хочется пить. Выхлебываю всю бутылку, потом еще вливаю в себя охлажденную бутылку кваса 'MaximЫch'.
Минут через пятнадцать веселье как-то само собой сошло на нет, и ребята потянулись в душ, смывать грязь и липкое шампанское. Я не спешу, мне так хорошо сидеть, закрыв глаза, осознавая все величие сегодняшней победы. Из прострации меня выводит легкий толчок в плечо.
- Егор, все уже вымылись, иди тоже освежись, - говорит Яшин.
Медленно поднимаюсь, беру полотенце и, едва переставляя ноги, бреду в душевую. Действительно, никого, я последний, кто здесь еще не побывал. Хочется малость остудиться. Встаю под прохладные струи, которые меня бодрят и приводят в чувство. Стою с минуту с закрытыми глазами, и вдруг сквозь опущенные веки вижу, как мигает свет. Открываю глаза - действительно мигает. Взглядом нашариваю находящийся в углу выключатель. Вот же глупая система, тут ведь какая влажность, выключатель нужно было делать снаружи.
Тут же улавливаю запах горелой проводки и вижу, что из-под потолка начинает дымить провод, тянущийся к одной из забранных в мутное стекло ламп. Только этого не хватало. Ну ее на фиг, такую помывку, пойду я, пожалуй. Не успеваю сделать и пары шагов, как сверху раздается какой-то подозрительный звук. Поднимаю глаза, и в этот момент рядом со мной на мокрый пол падает искрящийся провод. Успеваю подумать, как же он был хреново закреплен, а спустя мгновение мое тело изгибается дугой, я падаю затылком на пол и проваливаюсь в чернильную тьму.
Эпилог
Сознание возвращалось медленно, словно бы нехотя, но я усилием воли заставил себя сделать глубокий вдох и приподнять будто склеенные веки. Тут же до моего слуха донесся едва слышный писк. С трудом повернув голову, увидел справа от себя какой-то осциллограф, по экрану которого бежали изломанные линии. Где я вообще нахожусь? Судя по белым стенам, похоже на больничную палату. А еще, похоже, лежу под капельницей. Ну еще бы, так головой о кафельный пол шандарахнуться, да еще, помнится, провод рядом со мной искрил. Что ж мне так везет-то на электрический ток!
За окном стоял день, причем вполне себе солнечный, вот только жалюзи были закрыты. Пошевелил пальцами ног, рук... Вроде бы слушаются. Начал было восстанавливать в памяти события финальной встречи, но тут распахнулась дверь и в палату влетела молоденькая сестричка. Ничего не сказав, она почему-то охнула и исчезла за дверью. Странное поведение.
Спустя минуту дверь снова открылась, и в палату вошел благообразный старичок в белоснежном халате, такой же белоснежной шапочке, очочках и бородкой клинышком. Только стетоскопа и торчащего из кармана градусника не хватало, а так ни дать ни взять - доктор Айболит. Его сопровождали та же сестричка, и женщина постарше, державшая в руках ручку и блокнот.
- Алексей Дмитриевич, как вы себя чувствуете?
- Алексей? А не Егор Дмитриевич? А что, я разве не в Англии?
Голос у меня был сиплый, будто я молчал не один день, прежде чем заговорить.
- Хм, - Айболит переглянулся с коллегами. - Скажите, голубчик, а что вы вообще помните?
Что-то не нравится мне это, ой, не нравится.
- Что я помню? Финал чемпионата мира, где мы обыграли англичан в дополнительное время...
- Мы? Хм... А что-то более свежее?
- Да уж куда свежее, - нашел я в себе силы хмыкнуть. - Скажите, товарищ...
- Ох, простите, забыл представиться, - всплеснул руками Айболит. - Петр Илларионович Крупский, профессор неврологии. Это моя помощница Екатерина Алексеевна, а это дежурная медсестра Оленька.
- А где я нахожусь?
- Это институт мозга человека Академии наук СССР.
- И давно я здесь?
- Ну, как вам сказать... Больше полугода.
- Ничего себе!
- А вы как думали, вас же так током тряхнуло - не дай Бог каждому. Так что же, батенька, что вы помните еще? Имя и фамилию хоть помните? А то какого-то Егора придумали...
Вот тут у меня стали закрадываться первые подозрения. Я с надеждой посмотрел на профессора и предположил:
- Лозовой Алексей Дмитриевич?
- Эврика! - хлопнул в ладоши невропатолог, даже немного подпрыгнув на стуле. - Великолепно, первый рубеж взят! Ну-ка, чем вы еще нас порадуете?
- Я... я музыкант.
- Та-а-а-к, продолжайте, - протянул Петр Илларионович, подбадривая меня.
- Я выступал на корпоративе, и меня ударило током, после чего я потерял сознание.
- На чем, извините, выступали? На кор... кор-по-ра-тиве? - выговорил по слогам профессор.
Мда, тут возникает какая-то нестыковочка. Либо этот Крупский настолько древний, что и слова-то такого не знает, либо...
- Петр Илларионович, - взмолился я, - не могли бы вы представить свою версию событий?
- Отчего же, пожалуйста. Вы действительно Лозовой Алексей Дмитриевич, вам 63 года, вы музыкант. Выступали на правительственном концерте, посвященному Международному женскому дню 8 Марта, и вас за кулисами ударило током...
- Постойте! На правительственном концерте? За кулисами?
- То есть эти подробности вы не помните? Екатерина Алексеевна, так и запишите - больной путается в показаниях. Ну-с, продолжим, хотя, собственно говоря, дальше ничего интересного. Вы впали в кому, и полгода провели здесь, в отдельной палате, как Народный артист Советского Союза. А сегодня, 18-го сентября 2016 года, - он щелкнул крышкой карманных часов, - в 16.44 по Москве вы пришли наконец-то в сознание. Видите, уровень развития советской медицины и применение передовых препаратов даже спустя полгода пребывания в коме позволили вам вернуться во вполне адекватное состояние. Вы прямо-таки ничего выглядите, бодрячком, и путаетесь совсем немного. Ну ничего, сейчас приступим к интенсивному лечению, и уверен - все ваши воспоминания к вам вернутся. Пока отдыхайте, а Оленька вам принесет завтрак. Что у нас там для таких больных, овсяная кашка? Отлично! Нужно уже, дорогой вы мой Алексей Дмитриевич, желудочно-кишечный тракт понемногу тренировать, пока кашки поедите, а там и до более нормальной еды доберетесь, глядишь, через месяц-другой уже и шашлыки кушать будете. Хотя как по мне - кашки все же полезнее. И кстати, Оленька, я думаю, уже можно извлечь катетер.
Все ушли, а я остался наедине сам с собой и все еще попискивающим осциллографом. Интересно девки пляшут... Если я окончательно не спятил, выходит, я вернулся в тело самого себя, в 2016-й. Вот только это самое тело живет не России, а все еще в Советском Союзе. Мало того, получается, я довольно успешный музыкант, да еще со званием Народного! Значит, мое сознание все-таки вернулось обратно, но уже в измененное будущее? Вот это поворот!
