Ханна шмыгнула носом. Лицо ее было мокро от слез.
— Нет, не спросим, Нина Яковлевна. Мы и сами не сожгли свою копию по той же причине: действие необратимое, и нет никакой уверенности в том, что оно поможет.
— Вот-вот.
За окном начало смеркаться. Сильный ветер гнул к земле чахлые голые деревца. Январский питерский день умирал, не успев родиться. Нина Яковлевна встала из-за стола включить свет.
— Интересно, сколько их еще, бродит по свету, этих медных копий, — пробормотал Сева.
— Медных копий? — удивленно переспросила Нина Яковлевна. — Но почему ты решил, что они вообще существуют?
— Как это? Разве найденный Фирковичем свиток не является копией нашего? Или наоборот?
— Конечно, нет, Севушка! Это вовсе не копии. Это один и тот же свиток. У вас — начало и большая его часть. У меня — окончание. Последняя четверть или чуть меньше того… Посмотрите, — она вернулась к столу и к фотографиям. — Вот тут очень хорошо видно. Кто-то оторвал последнюю часть документа, по месту склепки… видите?.. тут и тут… Но главное, главное: склепка пришлась прямо на середину предложения. Моя копия продолжает предложение, которое обрывается в вашей. Ханна, вы можете сами убедиться.
Ханна покачала головой.
— Не могу. Я плохо знакома с палеоивритом.
— Как все-таки это странно… — задумчиво сказала Нина Яковлевна, складывая в одну тоненькую стопку листки кумранской копии и свои фотографии. — Смотрите, свиток наконец-то цел. Впервые за две тысячи лет… для него это должно быть большим событием.
Сева посмотрел на часы.
— Боюсь, что сегодня мы уже не успеем к Школьнику, даже если тетя Ниночка уговорит его принять нас.
— Принять вас? — отозвалась тетка Нина. — Севушка, ты меня беспокоишь: одно неправильное предположение за другим. Я не собираюсь просить его об этом. Я поеду к нему сама. Так надежнее. И безопаснее для тебя.
— А для вас?
Она засмеялась:
— Ты же видишь: это проклятие действует только на особ мужского пола. Нет-нет, даже не спорьте. Мне Школьник не откажет, можете не сомневаться. Вы тут посидите, а я пока позвоню.
Нина Яковлевна вышла в соседнюю комнату.
— Ты смотри, как ветер разыгрался, — сказал Сева, подходя к окну. — Сумасшествие какое-то. Нельзя ее так отпускать. Поедем вместе.
— Нет, — глухо проговорила Ханна, прижимаясь сзади к его спине. — Никуда ты не поедешь. Она уже не уберегла своих троих. Тебя я ей не отдам.
Сева принужденно засмеялся.
— Что за глупости, Ханна. Ну послушай, что ты несешь. «Ей не отдам»! Она, между прочим, моя родная тетка. И потом, не отпускать же пожилую больную женщину одну, да еще в такую непогоду.
— А почему бы и нет? Она ездит на работу три раза в неделю. В общественном транспорте. Мы вызовем ей такси. Это намного легче.
— Ханна…
— Нет.
Он начал увещевать ее мягко, как заупрямившегося ребенка.
— Ханна, милая, ты же будешь со мной, вместе. Ты ведь моя охранная грамота, помнишь? Ну что со мной станется? Обещаю держать тебя за руку, не выпускать…
— Как ты не понимаешь? — простонала она. — Все изменилось. Мы соединили обе части. Теперь уже ни на что нельзя полагаться. Ни на что.
— Ханна права, Севушка, — сказала сзади Нина Яковлевна.
Сева и Ханна обернулись. Хозяйка стояла в дверном проеме.
— Я дозвонилась до кафедры. Сегодня после конференции Школьник проводит семинар на для студентов Восточном факультете. Если ты вызовешь мне такси, то я успею с гарантией. В этом деле лучше не медлить, особенно сейчас.
— Да что вы обе заладили?! — нетерпеливо воскликнул Сева. — «Особенно сейчас»… «Теперь уже нельзя»… Что такого нового есть сегодня, чего не было бы вчера?
— Ханночка, — произнесла Нина Яковлевна с оттенком комического ужаса. — Вам и вправду нельзя отпускать его ни на шаг. Он еще совсем ребенок.
— И не подумаю… — серьезно отвечала Ханна. — Дорогой, как здесь заказывают такси по телефону?
Сева безнадежно пожал плечами. Спорить одному против двух забаррикадировавшихся в своем упрямстве женщин было абсолютно бесполезно.
— Ладно, — сдался он. — Тетя Ниночка, я вызываю вам такси до Восточного факультета. Он все там же, на Университетской набережной? Прекрасно. Сейчас половина пятого. Час на дорогу. Думаю, что семинар закончится не позже семи. Значит, в восемь вы уже будете свободны, со скальпом профессора Школьника на поясе. Мы с Ханной подгребем туда же к восьми и заберем вас домой. Договорились?
— Превосходно! — откликнулась хозяйка. — Вызывай машину, я уже одеваюсь.
Такси приехало через десять минут. Усаживая Нину Яковлевну в машину, Сева попытался еще раз, хитростью:
— Тетя Ниночка, может быть, заодно подбросите нас в центр? Проедем через Невский…
— Нет-нет, Севушка, — решительно ответила тетка Нина и потянула на себя дверцу. — Вы уж как-нибудь сами, ладно? Увидимся вечером, не расстраивайся.
Сева дал денег шоферу и выпрямился, глядя вслед отъехавшему такси. Сердце его было не на месте. Ханна осторожно просунула руку ему под локоть.
— Не переживай ты так, милый. Все будет хорошо, вот увидишь.
Он пожал плечами.
— Пойдем, а то, не ровен час, сдует нас куда-нибудь в канаву.
Они вышли со двора на улицу. Ветер и в самом деле разгулялся не на шутку. Голые тополя вдоль дороги покачивались в глубоких поклонах, будто молились своему древесному богу. Нужно было вызвать вторую машину, — подумал Сева с досадой. Зря он понадеялся на то, что тетка Нина согласится взять их с собой. А, впрочем, почему зря? Что такого ненормального в этой невинной просьбе? Ведь по пути, и никакого крюка делать не пришлось бы… Черт бы ее побрал, эту дурацкую паранойю! Что теперь? Он огляделся, причем ветер немедленно надавал ему мокрых пощечин. Знать бы, где тут стоянка такси… хорошо, что к метро идти не против ветра. Ханна что-то крикнула, но он не расслышал из-за свиста в ушах.
— Что?
— Мы не возьмем такси? — Сева скорее угадал ее вопрос, чем услышал.
— Я не знаю, где стоянка, — прокричал он в ответ, наклоняясь к самому ее уху. — Пойдем в сторону метро, это по ветру. Может, кто свободный попадется. А нет, поедем так. В центр. Покажу тебе Невский.
— Что?
— Невский!.. Невский!..
Ханна с готовностью закивала и покрепче вцепилась в его локоть. Еще только пять, а какая темень! Начался дождь, даже не косой, а почти параллельный земле. Они побежали, съежившись, подгоняемые, как плетью, мокрым ураганным ветром. Вот и метро. Сева и Ханна вбежали в его светлое, пахнущее опилками тепло и остановились, чтобы отдышаться.
— Не слабо, а? — сказал пожилой человек в очках и кроликовой шапке. — Еще и дождь… не знаю, как домой доберусь. Мне туда.
Он махнул рукой. Против ветра, — понял Сева и сочувственно кивнул.
— У нас еще что, а на Васильевском вообще труба, — продолжил мужчина, словно черпая силы в том, что где-то и кому-то еще хуже. — Нева поднялась. Того и гляди, затопит.
— Затопит? В январе? — не поверил Сева. — Когда такое было?
— Эх, мил-человек… А когда такое было, чтобы так долго не замерзало? Нету льда ни на реке, ни в заливе. Вот и гонит воду, как в ноябре. Эх, была — не была… — мужчина пригнул голову и нырнул за дверь. Сквозь стеклянную стену метро было видно, как он лег грудью на ветер и, пошатываясь, двинулся вперед.
— Надо же, какие тут, оказывается, страсти, — удивленно произнесла Ханна. — И как здесь люди выживают?
Сева пожал плечами:
— Не ты первая об этом спрашиваешь.
Они спустились на станцию и сели в полупустой вагон. Поначалу пассажиров было немного, но, по мере приближения к центру, народ стал прибывать. На «Техноложке», где они вышли, чтобы пересесть, народ стоял на платформе сплошной черной стеной. Непривычная к подобным испытаниям Ханна смотрела испуганно.
— Не бойся, — подбодрил ее Сева, проталкиваясь вперед. — Это часть местного колорита. Как у нас — забастовка в аэропорту…
Подошел поезд, людская волна качнулась, раздалась, выпуская выходящих, а затем хлынула внутрь единым неудержимым потоком. Кто-то больно наступил Севе на ногу, толкнул локтем… он на секунду замешкался и тут же потерял контакт с Ханной.
— Ханна! — крикнул он. — Подожди!..
Она обернулась, уже из вагона.
— Сева!
Толпа заталкивала ее все дальше и дальше, прессуя вместе с остальными в одну неразличимую слитную массу. Оставшийся на платформе Сева отчаянно рванулся вперед. Их разделяло не более двух метров. Двух катастрофически непреодолимых метров.
— Куда?!. Сука!.. Толкаться? — чья-то рука ухватила его за плечо, дернула в сторону. — Падла!
— Там… у меня… жена… — выкрикнул он в никуда, еще пытаясь ввинтиться, еще дергаясь и дрыгаясь, но в то же время понимая, что уже ничего не сделать, что это уже произошло — то самое, чего они так боялись, что все это не случайно — и отсутствие такси, и метро, и толпа, и пересадка на «Техноложке», и весь этот черный, злобный, бесснежный город, поджидающий их наверху со своим ветром и ливнем, и вышедшей из берегов рекой.
