На каминной полке стоял ящик с ружейными патронами, ваза зелёного стекла, полная скрученных кусочков бумаги, чтобы раскуривать трубку, жестяная коробка с табаком, почти порожняя бутылка хорошего виски, два охотничьих ножа, револьвер, несколько бананов.
Огня в камине не было. На стене, у двери, ведущей в коридор, горела лампочка да светился экран телевизора. Звук был настолько уменьшен, что слышно было, как мягко и печально ударяются о сетку в окне мотыльки, а иногда с гулом летят из темноты какие-то жуки.
Сай Грайндер сидел в кресле перед телевизором, но мысли его были далеко. Его трубка давно погасла, спичек в кармане не было, но он продолжал сжимать трубку в зубах. Он будет сидеть так до последнего выпуска новостей из Нэшвилла, потом пойдёт в спальню и попробует уснуть.
Подошло время новостей. Сай видел диктора с красивым, энергичным, хотя и несколько помятым, лицом, в хорошо сшитом костюме, с тщательно причёсанными тёмными волосами. Он видел, как шевелятся губы диктора, но слова звучали чуть слышно; они едва доносились из того мира, который был для Сая чужим. Сай тяжело откинулся на спинку кресла. Мир, окружавший его сейчас, он создал своими руками.
Вдруг в шёпоте телевизора, который едва перекрывал шелест первой ещё бледной листвы за окном, Сай услышал знакомое имя. Вздрогнув, он наклонился вперёд.
«…в больницу в Паркертоне. Сообщается, что продолжаются попытки реанимировать пациента, однако представитель клиники заявил, что шансов на успех мало. Мистер Гилфорт давно известен как замечательный адвокат, с недавнего времени — член Верховного суда штата. В последние годы он был выдающимся…»
Сай Грайндер поднялся и выключил телевизор.
Он прошёл на кухню, с минуту постоял там, неторопливо подошёл к раковине и наполнил стакан водой из-под крана. На стене над раковиной сияло пятно лунного света. Сай отступил из этой светлой полосы и медленно выпил воду. Потом постоял немного с пустым стаканом в руке.
— Вот черт, — громко произнёс он наконец, — взял да и отравился, а?! — Голос его звучал сухо и хрипло.
Он удивлённо осмотрелся вокруг. Это была его кухня, но все в ней казалось ему незнакомым. Его вдруг охватила ужасная тоска.
Ну что тут делать, если приходишь ночью в пустую кухню, стоишь в лунном свете с пустым стаканом в руке и вдруг чувствуешь, как в горле пересохло, хотя только что пил воду, и как ужасная тоска наваливается на тебя, хотя ты один из тех немногих людей, кто любит одиночество. Что тут делать?
Он медленно поставил пустой стакан на стол и вышел в коридор. Нагнулся, снял туфли и, осторожно держа их в руке, тихонько открыл дверь в комнату дочери и на цыпочках подошёл к её кровати. Штора на окне была задёрнута, и лицо девочки тонуло в темноте. Но Саю и не нужен был свет — он отлично помнил лицо своей дочери. И он долго стоял возле кровати, вглядываясь в её смутно белевшие черты.
Потом вернулся в коридор и прошёл в спальню. Поставив туфли на пол рядом с креслом, он посмотрел на спящую жену. Оконная занавеска была задёрнута неплотно, и свет проникал в комнату, падая на подушку.
Сай на цыпочках пересёк комнату и остановился возле кровати, неторопливо и печально изучая лицо Глэдис. Только теперь он заметил, как похоже оно на лицо девочки, спящей в соседней комнате. Наконец он отвернулся и стал раздеваться.
Раздевшись, постоял посреди комнаты, освещённый лунным светом, соображая, что же следует из этого наблюдения. Его ночная рубашка висела на стуле, там, где её оставила жена. Старомодная фланелевая рубашка, которую не так-то легко натянуть. Сай подошёл к кровати и осторожно залез под простыню. Он знал, что не заснёт. Но лежал тихо, стараясь не шевелиться.
А потом он представил себе, что придёт время и маленькая девочка, спящая сейчас в соседней комнате, располнеет, станет шаркать, сопеть. И она тоже будет спать в комнате, залитой лунным светом, рядом с каким-нибудь неизвестным ему мужчиной, который будет вот так же глядеть на неё, не зная и не желая знать, что творится у неё в душе.
Мысль эта была ужасна, нестерпима. Сай приподнялся на локте, снова пристально посмотрел в лицо жены, омытое лунным светом, и почувствовал, что жизнь вообще ужасна, невыносима.
Он встал.
Снял с вешалки старый махровый халат и босиком прошёл по коридору на заднее крыльцо. Спустился с него и стал под большим дубом, белым от лунного света, и оглядел свой мир, тоже белый и водянистый под луной. Дерево только начало покрываться листьями, но Саю так хотелось спрятаться, что даже это прозрачное укрытие показалось ему недостаточно надёжным: он стоял под дубом, стараясь не дышать, и ждал чего-то.
Он взглянул в долину, на далёкие верхушки деревьев, залитые водянистым светом. Ветер утих, но в воздухе сладко пахло приближающимся дождём. Сай слышал, как мелодично журчит ручеёк, стекавший с верхнего пастбища вдоль изгороди и убегавший в темноту, туда, где скоро разольётся озеро. Небо над долиной было затянуто молочной дымкой.
Он знал, что, когда настанет время выйти из тени под деревом, полная луна будет висеть высоко в небе, в смутно-радужных кольцах тумана, и с этой высоты перламутровое сияние будет струиться вниз, в необъятный мир. Сай босой стоял под дубом, покрывающимся молодыми листочками, чувствовал, как холодна земля, уже поросшая свежей травой, и в душе у него что-то медленно цепенело — так цепенеет ушибленное место сразу после удара, когда ещё не чувствуешь боли. Он опустил голову, прижав подбородок к груди, закрыл глаза и приказал себе ни о чём не думать. Совсем ни о чём.
Но не прошло и нескольких секунд, как перед глазами его снова всплыло лицо женщины, спавшей в его постели, спавшей в ней уже много лет. Да, она была похожа на его девочку. И как он раньше этого не замечал? Все ещё отчётливо видя лицо жены, Сай стал спрашивать себя: «А о чём она думает? Что чувствует?» И поначалу самая мысль об этом казалась ему странной. А о чём вообще она думала всю жизнь? Что чувствовала? Он вдруг понял, что его это никогда не интересовало.
Поняв это, он ощутил мучительную боль. Но он понимал также, что боль эта неизбежна. Потому-то он и стоит здесь.
А когда пришло время, он вышел из-под дерева. Поднял голову. Луна заливала светом все небо и весь мир.
Стихи в переводе В. Рогова
