— Какой странный сон, — вздохнула журналистка.
И рука ее автоматически потянулась к записной книжке. Но открывать ее она не стала. Женщина сначала набрала свой московский домашний номер телефона. Но там никто не ответил. Лариса позвонила на дачу. И там — молчание. Журналистка теперь часто, волнуясь, звонила домой. Заканчивался октябрь 91-го. Лариса находилась с мужем в Канаде уже семь месяцев.
Она опять вздохнула и наугад открыла записную книжку. Книжка раскрылась на букву «Л». Глаз сразу выхватил телефон Лариски-актриски. И подталкиваемая естественным женским любопытством, журналистка набрала московский номер, прикрывая трубку рукой.
На другом конце провода отозвалась мама Васильковой.
— Могу я поговорить с Ларисой? — был осторожно задан вопрос.
— А Ларочки нет в Москве. Она вышла замуж и теперь живет в Италии. А кто ее спрашивает? — поинтересовалась женщина.
— Знакомая, — тихо ответила Лариса.
— Вас очень плохо слышно, — сказала мама Васильковой.
— Я сейчас перезвоню…
Но перезванивать она не стала. И так всё было ясно.
«Какой знакомый голос», — подумала мать актрисы, так и не дождавшись повторного звонка.
Лариса положила трубку.
«Понятное дело, кому достался этот красавчик-аристократ», — усмехнулась она.
Антонио ее не волновал абсолютно. Вспыхнуло — и погасло, не успев начаться.
Совсем другое дело — Мишель. Ну, вот почему он вдруг приснился? И она открыла записную книжку на той странице, где был записан ленинградский телефонный номер музыканта. И быстро набрала его, снова прикрыв немного трубку рукой, еще не решив, будет она говорить или нет.
На том конце телефонного провода отозвался глуховатый женский голос, и Лариса сразу поняла, что разговаривает со своей несостоявшейся свекровью.
— Это вас беспокоят из Москвы, дирекции концертных программ, — сказала журналистка, а сама подумала: какой дирекции, каких программ…
— Очень даже кстати, что вы сами позвонили, — обрадовалась женщина. — А Мишенька вам собирался звонить. В смысле, в Москву. Ведь, понимаете, какое дело… Так всё изменилось вдруг. Наверное, он с вами разорвет контракт. Впрочем, он сам вам всё доложит.
— А почему он решил разорвать контракт? — осторожно попыталась прощупать почву Лариса.
— Теперь наш сын будет жить во Франции. Он женится. И мы — его родители — тоже уезжаем из России. Вот квартиру уже продаем, — разоткровенничалась женщина и вдруг насторожилась, — а вы, собственно, кто? С кем я разговариваю? С секретарем Петра Семеновича?
— Я референт, точнее, ассистент, — сказала тихо Лариса. — Извините, вас очень плохо слышно, — и добавила, — да, вы правы, пусть лучше Михаил сам позвонит Петру Семеновичу, — и повесила трубку.
«Так вот к чему этот сон, — вздохнула женщина, — выходит, предчувствие меня не обмануло».
Оказывается, Мишель женится! Хоть бы, одним глазком взглянуть на его избранницу! Она бы сразу всё поняла о ней: достойна та его или нет. Ведь вокруг столько хищных и злых женщин! А она так не хочет, чтобы он попался в лапы какой-нибудь их них. Она так желает ему счастья. Ведь он его достоин.
Ах, Мишель, Мишель, я не знаю, зачем мы встретились. Как ты сказал: мы две песчинки, затерянные на путях мирозданья. Но я так благодарна судьбе за эту встречу. Ты навсегда останешься жить в самом потаенном уголке моего сердца. Заветный мой, но теперь уже — такой запретный…
А я вышла замуж. Возможно, ты это как-то тоже почувствовал: и поэтому женишься?
Может быть, это и правда, как ты сказал, что мы встречались в каких-то там прежних жизнях? Или встретимся еще — в будущих? Не знаю, не знаю… Но я желаю тебе счастья. Ты его достоин. А я… Я так счастлива. И знаю, что ты бы порадовался за меня, потому что ты искренне желаешь мне счастья… И у меня — замечательный муж. Он меня так любит. И я жду от него ребенка… Но мой муж ужасно ревнивый. Именно, по отношению к тебе. Он нас видел в тот холодный московский день в кинотеатре «Зарядье», представляешь? И мы чуть не поссорились из-за тебя на четвертый день нашего медового месяца! Но ты никогда не узнаешь об этом, теперь уже никогда…
… Когда Аристарх вошел в «Корреспондентский пункт», он увидел Ларису, сидящую к нему вполоборота и в задумчивости. Правая рука ее лежала на телефонной рубке, а левую она держала на груди.
«Как странно держит она руку, как будто… — была первая его тревожная мысль».
— Арис, ну, наконец-то! — Лариса поднялась и бросилась навстречу мужу, — я так соскучилась.
Они обнялись.
— Ларчик, скажи, почему до тебя невозможно дозвониться? Я останавливал таксиста чуть ли не у каждого автомата. А у тебя всё время было занято.
— Я в Москву звонила родителям. Но телефон не отвечает. Решила, что они на даче. А на дачу, сам знаешь, как трудно дозвониться. Набирала, набирала…
— А почему ты руку держала на груди, неужели… сердечко?
— Арис, Арис, — и женщина с нежным укором посмотрела на мужа. — Ну, я же говорила тебе. — Грудь наливается, и поэтому иногда немножко побаливает, — и она умышленно прикоснулась рукой, теперь уже, к правой груди.
Он обцеловал ее лицо и спросил: «А почему глазки воспаленные. Ты плакала?»
— Немножко. Ты, ведь, знаешь, я всегда волнуюсь теперь, когда звоню домой. И я опять вспомнила, как напугалась в те августовские дни, и… и как мне вдруг стало плохо, хотя мы даже не знали еще, что я беременна.
(И это было, между прочим, правдой, жестокой правдой).
— И, вообще, я же тебе говорила, что у меня сейчас немного изменился эмоциональный фон, что беременные женщины плачут без всяких на то причин…
— Всё хорошо, успокойся, успокойся, — сказал Аристарх. — Дайте я на вас посмотрю, — и он отпустил руки от ее талии.
— Да что же могло измениться за два дня? — улыбнулась Лариса. — У меня и срок такой: всего два с половиной месяца, когда еще ничего незаметно…
Лариса освободилась из объятий и сказала во множественном числе: «Вообще-то, мы есть хотим».
— Да, кстати, я, когда ехал, обнаружил новое кафе, мы там еще не были ни разу.
— Отлично. Я согласна.
* * *
… Аристарх притормозил на светофоре. Лариса ехала на заднем сиденье.
— Не укачало, не тошнит? — заботливо спросил он.
Лариса отрицательно покачала головой.
— Девочка будет, — без тени сомнения сказал мужчина.
— Откуда такая уверенность, откуда ты даже это знаешь? — усмехнулась жена.
— Я не раз слышал, как мама рассказывала: с Магдой ее не тошнило, а вот я и Томаш ее просто замучили.
— Я подремлю немножко, — и Лариса прикрыла глаза.
«Ой, она же вышла замуж одновременно за телепата и „агента 007“ с его подозрительностью и осторожностью. Ей даже подумать о Мишеле нельзя! Но, ведь, не виновата же она, что он ей приснился! А вот, звонить, наверное, девочка, не нужно было. Да чего уж, теперь»…
«Может, показалось? — Аристарх пытливо глянул на дремавшую жену. — Рука на груди лежала так, словно за золотую брошечку держалась. Да, ладно, не накручивай. Она же всё объяснила. И видно, что говорит правду. И он знает, что она любит только его. Тогда, откуда взялось это чувство? Они уже семь месяцев вместе. Но иногда ему снится кошмарный сон: морозным московским днем он бежит вокруг гоcтиницы „Россия“ и кричит. Он в ужасе просыпается, а она рядом с ним, на его подушке. И вздох облегчения вырывается из его груди.
И, всё же: откуда тогда взялось это тревожное ощущение? Ведь он явно чувствует! Откуда оно взялось?
А, кажется, понял… Посыл пришел не от нее, а от него. Точно. Именно от него. Он этого опереточного не только за версту, а за моря и океаны чувствует.
Может, он разыскал ее? Звонил или… Может, на гастроли приезжает в Канаду случайно? Или — не случайно? Надо все предстоящие культурные новости пересмотреть, афишки и прочее. Пусть приезжает с гастролями. Пусть приезжает… Нас просто случайно не окажется в нужное время и в нужном месте. Фиг тебе, опереточный. Опоздал. Но и случайные встречи ей с тобою тоже не нужны. Не позволю. И не надо ее волновать, тем более, теперь. Когда ж ты нас уже в покое оставишь»?
Аристарху посигналил водитель стоявшего следом за ним автомобиля на светофоре. И это вывело его из оцепенения…
— Ну, вот: через неделю уезжаем в Союз, — сказал Аристарх, поднимая высоко, на вытянутых руках, двухлетнюю девчушку. — Катаржина, моя Катаржина! Розовейшая ты наша!
— Скажешь, тоже — в Союз…
— Это я по привычке.
— Да не тряси ты так Катеньку, — попросила Лариса.
— Уезжали в командировку от ТАСС, возвращаемся в ИТАР-ТАСС, — сказал Аристарх.
— «Контора» сменила вывеску, — тихо вздохнув, сказала журналистка.
— Но, не взирая на это, «контора» всё равно пишет, — сказал Аристарх и машинально включил местный музыкальный радиоканал.
