С тех пор прошло уже много лет, но я запомнил ощущения того дня. Меня заметили. Очень скоро я буду не таким, как все актеры и режиссеры. У меня будет тайна. Как и все мальчишки, я смотрел фильмы о разведчиках и читал книги, как наши разведчики за рубежом добывают необходимые родине секреты. Правда, я никогда не мечтал стать разведчиком, понимая, что сельские парни из Красногородска вряд ли попадают в разведку.
В разведку идут те, кто любит рисковать, но я тогда еще не знал, что идут из-за комплекса неполноценности, из страха перед этими организациями. Не случайно чаще всего осведомителями становятся бывшие заключенные. Нормальная человеческая слабость. Только что тебя подавляли, а теперь можешь подавлять сам. Много раз я видел, что среди собак, если дерутся два кобеля, третий всегда присоединяется к более сильному, хотя этот сильный недавно его покусал. И вроде бы двое слабых могли бы объединиться, чтобы отомстить более сильному, но никогда не объединяются из страха быть покусанными завтра.
Как ни странно, у меня не было страха перед карательными органами. Когда разоблачили культ личности Сталина, я еще не пошел в школу. Так получилось, что среди моих знакомых не было ни одного диссидента или правозащитника. Конечно, я знал, что перед праздниками диссидентов забирают и помещают в психушки, и считал, что это вполне нормально. Диссиденты были явно с психическими отклонениями. Какой нормальный человек пойдет на Красную площадь протестовать против ввода наших войск в Чехословакию или, как генерал Григоренко, будет бороться за возвращение крымских татар из ссылки? Не зная ни одного крымского татарина, почему я должен за них страдать?
Конечно, я считал себя умным человеком, но все-таки не настолько умным, чтобы принимать самостоятельные решения, меняющие всю мою жизнь. Раньше я советовался со многими и выбирал оптимальный вариант. Сейчас, помня о запрете, я мог позволить себе посоветоваться максимум с одним человеком, который никогда и никому об этом не расскажет. Таких у меня было двое: Альтерман и ТТ. Но Альтермана в эти дни не было в Москве, значит, оставался один ТТ. Я позвонил ему и сказал:
— Мне надо с вами посоветоваться.
— По какому поводу? — спросил он.
— По предложениям из конторы Большого Ивана.
— Я спущусь, посидим в садике, хорошая погода, совсем не бываю на свежем воздухе.
Мы прошли в яблоневый сад, который, как утверждали историки кино и ветераны «Мосфильма», посадил один из классиков советского кино — Довженко. Официально в советской истории кино первые три места были закреплены за Эйзенштейном, Пудовкиным и Довженко.
Весна только начиналась, на яблонях распустились, но еще не развернулись листья, солнце в этот час уже нагрело асфальт.
Мы сели на скамью на окраине яблоневого сада, и я рассказал о своей беседе с полковником. ТТ выслушал и спросил:
— Тебе надоело кино?
— Мне обещали, что я по-прежнему буду снимать фильмы.
— Я, хотя мне никто не сообщает, знаю почти всех, кто на студии сотрудничает с КГБ. И потому что я сам работал в разведке, и потому что не дурак, но и вокруг довольно много умных людей, которые умеют анализировать, сопоставлять и делать выводы. Вот ты подал заявление на туристическую поездку в Америку. Руководить группой будет один из наших режиссеров. Ты за поездку заплатишь тысячу восемьсот рублей, а он поедет бесплатно. А бесплатным бывает только сыр в мышеловке, значит, однажды он попал в эту мышеловку, ему придавили лапы, а потом ослабили пружину и выпустили из мышеловки. Это называется — топорная работа, если все и сразу узнают, что он платный или не платный агент, давший подписку о сотрудничестве с органами. И вообще, когда анализируешь поступки, участие в руководящих органах, в кинофестивалях, секретные сотрудники, или сексоты, высчитываются довольно легко. А некоторые даже и не скрывают своего сотрудничества с органами. К ним соответствующее и отношение. Попробуем заглянуть немного вперед. Брежнев вряд ли протянет еще год. Его место займет Андропов, и как председатель КГБ, и вообще он сильная личность. Но он болен не меньше, чем Брежнев, а может быть, и больше. С его почками он тоже долго не протянет. Я это знаю из первых рук. Моя жена работает в ЦКБ или, как называет народ, в «Кремлевке». У Черненко эмфизема легких. И вообще, в Политбюро нет здоровых людей. Это очень характерно для наших правителей. Они все амбициозные личности, упрямо карабкаются вверх, работают и интригуют со сверхнапряжением, не занимаются спортом, жиреют, пьют, а когда становятся руководителями страны, их организм уже разрушен и нуждается в постоянном лечении. Сегодня в Политбюро нет ни молодых, ни здоровых. Старики начнут умирать. После двух-трех смертей оставшиеся поймут, что нужен молодой и волевой. Потому что, чтобы сдержать недовольство такой огромной страны, нужен человек, который начнет сразу действовать. А действовать можно только двумя способами: или закручивать, или откручивать гайки.
Того, кто ослабит эти самые гайки, заставят ослаблять и дальше. Почти всегда первыми удар принимают секретные службы, которые подавляли, репрессировали, сторожили. Обычно снимают руководство этих служб, самых кровожадных арестовывают, и почти всегда так называемая общественность требует рассекретить и опубликовать имена тайных агентов, сотрудничавших со спецслужбами.
А теперь представь: однажды утром открываешь «Советскую культуру», и там списки агентов из режиссеров, сценаристов, актеров, писателей. И среди них твоя фамилия. Боюсь, что тогда ты не получишь постановку и в Средней Азии.
— Я не могу даже представить, что такое может произойти.
— Это может произойти, империя перегрелась. — ответил ТТ и вынес свой вердикт: — Ничего не подписывай. Я уже сорок лет на руководящей работе, но ни разу не видел подписи ни одного секретаря ЦК на документе, предписывающем, как поступать в том или ином случае. Аппаратчики, которые заложили этот стиль в ЦК КПСС, наверное, были неглупыми и предусмотрительными людьми и знали, что рано или поздно за все приходится отвечать. Если даже дойдет до нашего Нюренбергского процесса, на котором будут судить партийную номенклатуру ее оправдают за недоказанностью преступлений. Доказать — это значит предъявить документы с подписями конкретных людей, а таких документов практически нет. Есть телефонные звонки и вызовы, когда разговор идет с глазу на глаз. Никаких подписей. Это тебе мой совет…
ТТ встал и пошел к центральному входу. Скоро в окне его кабинета загорелась лампа под зеленым абажуром. Если солнце не светило в окна его кабинета, он всегда включал настольную лампу.
Полковник позвонил мне на студию через два дня и попросил зайти в удобное для меня время.
— Я освобожусь в десять вечера, — сказал я.
— Я буду вас ждать, — ответил полковник.
Я приехал к десяти и сказал полковнику, что не хочу переходить на кадровую службу в разведку, но при необходимости всегда готов оказать посильную помощь.
— Очень жаль, — сказал полковник, но настаивать не стал. Теперь я понимаю, что ТТ, вероятно, связался с кем-то из Организации. Возможно, с его доводами согласились. Этого я уже никогда не узнаю.
СПРОС ОПРЕДЕЛЯЕТ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
Органайзер, встретив меня на киностудии, как всегда, улыбнулась и спросила:
— Как дела?
На киностудии не заметили моего двухнедельного отсутствия.
И я ей ответил о своих делах:
— Меня выселяют из общежития.
Что было правдой. Комендант уже несколько раз заводил разговор, чтобы я освободил комнату, а вчера вечером он сказал напрямую:
— Ищи квартиру. Ты не аспирант, я тебя держать больше не могу. Ты теперь и актер известный, и режиссер, тебя трудно покрывать.
Что, вероятно, тоже было правдой. Я доплачивал ему через уборщицу. Она в первых числах месяца обходила таких незаконных, как я, и собирала деньги.
— С квартирой надо решать, никуда от этого не денешься. Получишь постановочные за фильм, внесешь первый взнос на кооператив, сейчас их много.
— Чтобы вступить в кооператив, нужна постоянная московская прописка, — объяснял я.
— Попроси ТТ. У него хорошие связи в милиции.
Все оказалось не так уж и сложно. Я позвонил ТТ и попросился на прием.
— Говори конкретно, я через два часа улетаю на Кубу, — сказал ТТ, как только я вошел в его кабинет.
— Я все еще живу в общежитии. Теперь выселяют. Есть кооперативы, но нужна постоянная прописка.
ТТ достал пухлую записную книжку в коленкоровом переплете, раскрыл на нужной странице.
— У тебя есть уже конкретный кооператив?
— Еще нет.
— В каком районе ты хотел бы воткнуться в кооператив? Лучше не в центре. Центр дорогой и много мороки.
— Речной вокзал, — сказал я.
— Выселки. Далеко до студии.