Правда, это было летом… Валентин, словно в ступоре, рассматривал пустые плиты площадки, усыпанные нападавшими за зиму листьями платанов и мусором, оставшимся от периодически распивавших тут пиво подростков. Пусто. Вадика, естественно, нет. И денег — тоже.
К дрожи тела присоединились лязгающие звуки — это затряслась нижняя челюсть и застучали друг о друга зубы. Парень заплакал. Господи, за что ты так?
Словно в бреду, он, шатаясь, направился обратно, судорожно всхлипывая и вытирая грязным кулаком слезы. Внезапно очень захотелось жить… а в том, что он умрет, если не уколется, Валентин уже не сомневался.
Он добрался до центральной аллеи, упал на лавку и уронил голову в ладони. Все. Дальше идти некуда. Мать на своем хлебозаводе до утра, к ней не пустят. А если даже и пустят — не даст она денег, не даст, тварь! На кой черт вообще тогда рожала, скотина бессердечная?! Валентин глухо застонал.
Мимо кто-то прошел. Он оторвал лицо от ладоней, глядя бездумно на женщину и двух девочек лет семи — восьми, идущих рядом с ней. У развилки, делящей центральную аллею надвое, они остановились.
— Ты точно дойдешь, Леночка? — в голосе женщины звучало сомнение.
— Дойду, тетя Света.
— Я твоей маме обещала…
— Да не переживайте, тут до нашего дома три минуты. Мне еще молока купить надо.
— Ну, ладно. А деньги у тебя есть?
— Есть.
Деньги! Валентин выпрямился, словно от укола иглы.
— Тогда прощайся с Риммой, и мы пошли. Позвонишь, как будешь дома, ладно?
Одна из девочек закивала, покачивая помпоном на вязаной шапочке, обняла вторую и направилась по правой аллее. Женщина и вторая девочка пошли по левой. Парень торопливо поднялся и, крадучись, поспешил следом, воровато озираясь по сторонам. Парк был пуст, но аллея, по которой пошла девочка, была слишком ярко освещена.
Идея родилась быстро. Валентин оббежал по кустам, старясь не шуметь, и, помешкав, уселся прямо на землю газона. Шаги детских ножек приближались. Дождавшись, когда они будут совсем рядом, он громко застонал.
— Ой!
Он застонал снова, держась за ногу.
— Дядя? — осторожно спросила Лена, глядя на лежащего на газоне парня, полускрытого кустом остролиста. — Вам что, плохо?
— Да… Я ногу сломал.
— Я сейчас позову кого-нибудь! — пообещала девочка. — Подождите!
— Стой! — не сдержавшись, крикнул Валентин. Если убежит, то все, хана плану. — Подожди… не бросай меня. Мне нужно ногу перевязать, я сам не могу.
— Перевязать?
— Да, перевязать. Я достать не могу.
— Я умею, дядя. — Дочь врача не смогла устоять. — Меня папа учил. А у вас бинт есть?
— Есть, — наркоман резко выбросил вперед руку, хватая приблизившуюся девочку за воротник и дергая на себя.
Лена издала истошный крик, падая на рыхлую холодную землю.
— Заткнись! — яростно прошипел парень, придавливая дергающееся тело ребенка своим весом и пытаясь зажать ей рот ладонью. — Заткнись, сука!
Но девочка продолжала вырываться, издавая сдавленное мычание. Валентин попытался, удерживая ее, шарить по карманам, но не успел — Лена, изловчившись, укусила его за палец.
— А-а, тварь!
— Помо… — снова закричала девочка.
Валентин больше не мешкал. Нащупав лежащий рядом камень, он одной рукой сорвал с ее головы шапочку, а второй схватил его и изо всех сил ударил по темени. Крик оборвался. Трясущимися руками Валентин перевернул ребенка. Лена была еще жива. Из уголка ротика тянулась тонкая нить кровавой слюны, и даже в свете далекого фонаря, неизвестно как проникавшем в темноту кустов, было видно, как медленно стекленеют ее глаза.
Внезапно парень осознал, что стал убийцей. Он с ужасом посмотрел на неподвижно лежащее детское тело, обмякшее в его руках, пока не вспомнил — деньги! Все это из-за денег! Они ему нужны любой ценой. Он начал торопливо расстегивать пальтишко, когда ему в лицо ударил луч фонаря.
— Что тут… ах, твою мать! — раздался изумленный голос. — Ты что же сделал, выродок?!
Валентин рванулся с места, как испуганный выстрелом волк, прямо через кусты. Бежать, спрятаться!
— Стоять!!
Наперерез ему, откуда-то из темноты метнулась рослая фигура. Валентин прянул в сторону, но не успел — страшный удар дубинки с металлической сердцевиной свалил его на землю, ломая ключицу. Он заголосил, скорчившись на холодном асфальте, чувствуя, как от плеча по всему тела расползаются раскаленные щупальца боли.
— Заткнись! — пнул его охранник парка. — Саня, что там?
— Он девочку камнем двинул! — донесся ответный крик. — Вызывай «Скорую», у нее тут вся голова в крови! Я пока в милицию звоню!
— Ах ты, тварюга! — произнес охранник. Он нагнулся над лежащим и коротким, быстрым движением врезал ему в пах. Валентин взвыл, сворачиваясь в клубок от страшной боли. Охранник достал сотовый телефон.
— Добрый вечер, девушка. Это беспокоит сотрудник службы охраны парка «Магнолия». У нас тут напали на ребенка, сильно ударили. Куда? Вроде бы по голове, я не видел. Пришлите врача, побыстрее! Да, будут встречать, у главного входа. Да… хорошо. Возле карусели «Сюрприз». Покажем, конечно.
Спрятав телефон, он приподнял лежащего и стонущего парня за шиворот так, что тот захрипел, и потащил его к месту преступления, где ждал напарник. Там он швырнул его на газон и придавил к земле «берцем».
— Дернешься — покалечу. Сань, как она?
— Да хрен его знает, — нервно ответил напарник. — Кажется, не дышит…
— Черт! Ладно, иди врачей встречай… а, смотри, идут!
Действительно, по аллее торопливо шли двое людей в зеленой форме, нагруженные сумками с медикаментами и оборудованием.
— Сюда! — замахал руками Саня. — Сюда!
— Где ребенок? — быстро спросил Коля, ставя укладку на пол и натягивая перчатки.
— Там, в кустах. Мы ее не трогали, мало ли что…
— Посветите нам, пожалуйста, — попросил Сергеев, отодвигая мешающую ветку. — Что сл…
Он осекся, не веря своим глазам. Торопливо рухнул на колени, переворачивая лежащую Лену лицом вверх, в ужасе посмотрел на свои пальцы в перчатках, окрасившиеся кровью, текущей из глубокой раны на темени.
— Михалыч, что там? О, господи!
Пульса не было, дыхания тоже. Зрачки закатившихся глаз чернели широкими провалами. Лена была мертва.
Сергеев встал, сжимая кулаки.
— Доктор, ты чего? — оторопело посмотрел на него охранник. — Она что… все?
— Где этот выродок? — жутким сиплым голосом спросил врач. — Я его убью.
— Э, э, стой, ты чего!! — На плечах у Сергеева повисли оба охранника. — Куда? Сань, держи его! Держи!!
— Это он!! — кричал врач, вырываясь из их рук. — Это он, мразь!! Коля, слышишь, это он!!!
— Боже… — как заведенный, повторял Коля, глядя на неподвижную Лену, сломанной куклой лежащую на холодной земле. — Боже… Боже…
* * *
— Суд удаляется на совещание, — громко объявила секретарь, откладывая протокол в сторону.
Трое одетых в темно-синие мантии людей, сидящих за массивным столом, украшенным гербом Российской Федерации, тяжело поднялись и направились за дверь, находящуюся справа от них.
Сидящие в зале, пользуясь их отсутствием, зашумели. Все, кроме одного.
Алексей сидел молча, глядя в одну точку. На бледного Валентина, прикованного наручниками к барьеру, где находилась скамья подсудимых, он не смотрел вообще. С того самого момента, как он держал на руках своего ребенка в последний раз, он произнес не более десятка слов. Дины рядом не было. Новость, которую ей сообщил муж, просто подкосила ее. Уже четвертый день она не вставала с постели, только плакала, отвернувшись к стене. Он не плакал. И молчал.
Тяжкий груз смутного сознания своей вины давил на его плечи. Он сам, своими руками, спас того, кто убил его ребенка. Отпустил его, хотя обязан был сообщить в милицию. Пожалел… Вот результат жалости. Как сказать об этом Дине? Как сказать, что убийца их девочки был спасен его руками? Как сказать, что, жалея этого выродка, он подписал приговор собственной дочери? А если бы и не ей — то чьей-то еще дочери?
Совещание прошло быстро. Слишком уж многое говорило против обвиняемого. Краем уха Алексей слышал, как шелестят мантии вернувшихся. Судья развернула приговор и начала громко зачитывать. Врач не слушал ее. К чему все это? Лены уже нет. Даже срок в тысячу лет для преступника не вернет ее.
— …согласно статье Уголовного Кодекса Российской Федерации номер сто пять…
Сергеев сжал кулаки. Господи, как теперь жить? Как?
— …убийство несовершеннолетней, разбой…
Сидящий рядом Коля осторожно толкнул его локтем — слушай, мол.
— …подсудимый Селезнев Валентин Эдуардович, приговаривается к лишению свободы сроком на двенадцать лет в колонии строгого режима. Приговор суда окончательный, обжалованию не подлежит.
Алексей громко засмеялся, все так же глядя в пол.
