– Ты куда утопал? – спрашивает она.
Он подбегает к ней и заключает в объятия.
– О господи, – говорит он. – Это было ужасно.
Пока Джули ведет его к номеру, Люк способен вымолвить только слова лабиринт, потерялся, кольцо и Эшер. Вряд ли она понимает, что с ним произошло, но может быть, она просто никогда не делала подобной ошибки, никогда не терялась в таких странных сооружениях. На карточке-ключе, который она держит в руке, написан номер – очевидно, его Люк и должен был набрать в лифте. Если бы у него была карточка-ключ, он бы догадался.
В номере Джули задергивает шторы и завешивает окна одеялом.
– Может, снимешь шлем? – предлагает она.
Пока Люк его снимает, она возится с разными предметами в комнате и раскладывает нечто, что сперва не похоже на кровать, а потом вдруг в нее превращается. Должно быть, это и есть «выдвижной диван». Люк ложится на него, сняв скафандр. Джули стаскивает кроссовки и садится, скрестив ноги, на большую двуспальную кровать.
– Бедняжка ты, бедняжка, – говорит она. – А что, собственно, произошло?
Люк рассказывает.
– О боже, прости, пожалуйста, – смеется Джули. – Я знаю, что это не смешно.
После чего объясняет ему, как устроены гостиницы, и почему все этажи одинаковые, и что Люк каждый раз оказывался в другом месте, пусть ему и казалось, что это не так.
– Если опять заблудишься, я всегда буду ждать тебя на нулевом этаже. О'кей?
– О'кей.
– Это будет наш план на экстренный случай.
– О'кей. – Люк все равно беспокоится.
– Больше такого не случится, Люк, честно.
– Я чувствую себя идиотом, – говорит он. – Я чуть не помер со страху.
– Я бы тоже напугалась, – кивает Джули, – если бы не знала, как устроены гостиницы.
Люк смотрит в пол.
– Я хочу поправиться. Я так хочу поправиться.
Он знает, что голос его дрожит, будто он сейчас расплачется, но ему наплевать.
– Я знаю, – хмурится Джули. – О! – вдруг улыбается она. – Только что вспомнила: когда я была маленькая, мама впервые взяла меня с собой в универмаг, и я потерялась. В таких местах это запросто. Мама рассматривала какие-то юбки, и это было скучно, я решила поискать игрушки и отошла. Я видела только огромные юбки и штаны, они окружали меня, как лес, и не успела я добраться до игрушек, как поняла, что потерялась и мне нужно вернуться обратно, но, куда бы я ни направилась, мамы не было. Я думала, что иду в одну сторону, но каждый раз выяснялось, что на самом деле я шла в другую. Помню, что успела проехаться по двум эскалаторам, прежде чем одна из теток, работавших там, спросила, не потерялась ли я, и я заплакала и сказала, что да. Тогда они дали мне леденец на палочке и сделали объявление для моей мамы, чтобы она пришла и забрала меня.
– А почему юбки были такими большими? – спрашивает Люк.
– Не были они большими, дурачок. Просто в то время я сама была очень маленькая.
– О, – говорит Люк. – Точно.
Хотя ему трудно это представить.
– Ты просто учишься, как ориентироваться в разных местах, как толковать условные обозначения. В этом ты тоже разберешься, когда поправишься.
– Ты думаешь, я поправлюсь?
– Конечно, поправишься. Ну, я надеюсь. – Голос у нее не шибко уверенный. Может, она просто не хочет, чтобы он слишком обнадеживался.
– Джул?
Она смотрит на него.
– Да?
– Как ты думаешь, что сделает Вэй?
Люк уже какое-то время об этом размышляет. Он видит комнату, залитую белым светом, и белый сверкающий хирургический стол с нависающей лампой. Он видит самого себя, лежащего на столе и утыканного электродами, и мужчину в защитных очках, который смотрит на него и, возможно, что-то регулирует на мониторе компьютера; низко гудят какие-то специальные приборы. В двери – стеклянное окошко. Медсестра в марлевой повязке входит и шепчет что-то на ухо доктору, пока Люка лечат электродами.
– Не знаю, – говорит Джули. – Но думаю, мы это скоро выясним.
В номере есть телевизор, и хотя Люк до боли соскучился по телевизору, он не просит его включить. У него странное предчувствие, что он расстроится, если телевидение здесь окажется таким же, как дома, и не меньше расстроится, если оно окажется другим. И вообще, какой теперь толк от телевидения? Может, для Люка оно вообще утратило смысл?
Он вытягивается на диване и закрывает глаза. Минут через пять кто-то стучится в дверь, и он подпрыгивает от неожиданности. Это Шарлотта с пиццей.
– У меня новости, – говорит она.
– Значит, ты не собираешься в Индию? – шепчет Джули. – Совсем-совсем?
Они с Шарлоттой лежат вдвоем на двуспальной кровати. Люк спит под одеялом на выдвижном диване. Они поужинали пиццей, и Шарлотта поведала им свою новость: она не поедет в Индию. Кровать теплая и удобная – почему, собственно, они в нее обе и забрались. Никто не захотел спать на софе, а Люк наотрез отказался расставаться со своим диваном.
– Совсем-совсем, – шепчет Шарлотта в ответ. – Круто, а?
– Да. В смысле раз ты так хочешь.
– На самом деле я просто хотела сбежать от всего. То есть это единственная причина, по которой я вообще собиралась куда-то ехать. Конечно, я по-прежнему хочу сбежать, но у меня это отлично получается и в вашей компании. Я подумала…
– Что?
– Ну, ты же не хочешь возвращаться домой, правда? Может, нам стоит бежать дальше вместе, вот и все. В любом случае, мы должны присматривать за фургоном, пока не вернется Шан. Как в фильме «Приключения оранжевого автобуса» или типа того.
– Но рано или поздно нам придется вернуться в Эссекс, – улыбается Джули.
– Это значит «да»? – Полувзвизги в темноте. – Детка, ты такая клевая.
– Да, только нужно спросить у Люка, что он думает на этот счет. Наверняка он хочет домой.
– Мы просто сделаем большой-большой крюк.
Обе хихикают.
– Однако с этим нам пора завязывать, – говорит Джули.
– С чем?
– С совместным спаньем.
– Почему? Ты приятно пахнешь. Как жвачка с перечной мятой.
– Спасибо. Кстати, во сколько рассвет?
– Без четверти семь или около того. Вэй сказал, что увидится с вами в семь.
– О'кей. Клево. – Джули настраивает будильник на своем мобильнике.
В семь ноль-ноль Люк и Джули стоят у двери номера на втором этаже. На Люке скафандр, а Джули держит в руках одеяло, чтоб закрыть окна Вэя: шторы в этой гостинице тонкие, а солнце уже взошло. Джули усталая и разбитая. Она знает, что Люку тоже плохо спалось: он всю ночь вздыхал и ворочался. Должно быть, ему странно было второй раз подряд спать на незнакомой кровати.
В коридоре тихо и темно. Дверь номера Вэя ничем не отличается от всех остальных. Джули глядит на нее, не в силах поверить, что за ней находится человек, заявивший, что поможет мечте Люка сбыться. Все так тихо и спокойно. Может, они совершают большую ошибку? Руки у нее вспотели. Она знает, что после того, как она постучится в эту дверь, все изменится навсегда.
– О'кей, – говорит она себе. – Смелее.
Она стучится, и сперва ничего не происходит. Потом она слышит, как мужчина говорит: минутку, сейчас открою. От звука его голоса ее пульс учащается, и адреналин неприятно щекочет желудок. К горлу подкатывает тошнота. Это он. Вот оно.
Дверь открывается, и за ней стоит высокий черноволосый человек.
– Здравствуйте, – радушно произносит он. – Эй, мне нравится твой скафандр. Ты, должно быть, Люк. – Он протягивает руку, и Люк неуверенно ее пожимает. – А ты – Джули?
Джули пожимает ему руку.
– Да. А вы, стало быть, Вэй. Спасибо, что согласились встретиться с Люком. Это так…
Вэй улыбается.
– На самом деле, я бы хотел сперва побеседовать с тобой.
– Со мной?
– Угу. Слушай, Люк, можешь вернуться через полчаса?
– О, э-э… – говорит Люк. – Я не знаю дороги к нашему номеру.
– Мне придется его отвести, – говорит Джули. – Вы уверены, что хотите сперва побеседовать со мной?
– Да. Определенно.
– О'кей. Я приду минут через пять. Это нормально?
– Конечно.
Вернувшись, Джули видит, что Вэй оставил дверь приоткрытой.
– Давай, входи, – говорит он с энтузиазмом. – Садись.
Джули входит и садится за маленький столик у окна, куда показывает Вэй. Напротив стоит еще один стул, и Джули спрашивает себя, нарочно ли Вэй все так расставил, готовясь к встрече с Люком. Здесь очень чисто и совсем не пахнет застоявшимся сигаретным дымом, как в номерах наверху. Эта комната пахнет кокосовым маслом и самую чуточку землей. Вэй, кажется, одухотворил свое жилище несколькими легкими штрихами: телевизор накрыт шарфом, а на одну подушку надета другая наволочка, в тонкую пастельную полоску. На стене у кровати висит фотография маленького мальчика – судя по внешности, сына Вэя. Сам Вэй высокий и угловатый; он одет в черный джемпер с высоким воротом и свободные черные штаны. Он выглядит словно поп-звезда или политик и внушает Джули благоговение. В нем нет ничего от «Хрустального шара» – для нее это неожиданность. Она поудобнее устраивается на стуле, после чего Вэй объясняет, что хочет ей помочь и что Люк рассказал ему о ее «проблемах».
