— Поровну. И чтобы больше здесь я вас никогда не видел — под трибунал пойдете!
— Спаси-ибо, — нестройно пробасили бойцы.
— На здоровье, — ответил Анатолич ласково, а потом вдруг рявкнул грозно:
— Ра-авняйсь! Смир-рна! Нале-е-во! В расположение части строевым шагом арш!
И бойцы, лупя асфальт и показательно вытягивая мыски, замаршировали к выходу. Анатолич долго глядел им вслед, а когда они скрылись за деревьями, тихо попросил:
— Трудыч, будь другом, за водкой сбегай! Они пили до утра, и в первый раз Анатолич, всегда отличавшийся завидной умеренностью в алкогольных вопросах, напился в стельку. Он скрипел зубами, стучал кулаком по столу, хватал Башмакова за грудки:
— Ты мне объясни, что происходит! Что?! У меня отец в Померании погиб! Дядька без ног пришел! Мы Берлин взяли! А потом все отдали! Все!!! Армию в помойку выбросили. У этих пацанов на прошлой неделе лейтенант застрелился. Мне рассказали… Денег нет. Двое детей. Он целый день в ангаре с техникой, а жена… А что ей еще делать? Ну, плюнут ей в матку — зато детей и мужа можно накормить! Лейтенантик узнал — и из табельного шлепнулся! Знаешь, сколько таких самошлепов теперь в армии? Все время шлепаются! Эпидемия! Я ведь, когда меня выкинули после беспорочной службы, тоже хотел… Но сначала… Понимаешь, если б каждый, перед тем как шлепнуться, пошел бы и хоть одну только гниду прикончил! Хоть одну! В Кремле или еще где-нибудь… Может, все бы по-другому у нас было? Как считаешь, Трудыч?
— Н-не исключено… Но ты-то никого ведь не шлепнул!
— Никого. Не могу! Калька ни разу ни на одного мужика даже не глянула! Куда она без меня? Но за это на том свете я буду вариться в походном котле. Знаешь, здоровый такой, на колесах? А черт мне будет по башке поварешкой лупить и приговаривать: «Варись, сапог, варись, трус поганый!»
— Д-допустим… Но у лейтенанта-то жена, скажем интеллигентно, на других смотрела, а он все равно никого в Кремле не шлепнул. Парадокс?
— Парадокс-с!
— А вообще, хоть один офицер хоть какого-нибудь самого завалящего демократа шлепнул?
— Не слышал.
— И я не слышал. Парадокс?
— Парадокс-с…
Потом они обнялись и пели:
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат!
Пусть солдаты немно-ого поспят!
— А знаешь, Анатолич, как мы в райкоме эту песню переделывали?
— Как?
— А вот так:
Комары, комары, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты орлом посидят!
А что война для комара,
Ведь комару пожрать пора…
— Вот так вы в своих райкомах страну орлом и просидели… — грустно молвил Анатолич. — Переделали!
— А вы в своих генштабах?
— И мы…
Утром, сдавая дежурство, они заплетающимися языками, перебивая друг друга, рассказали сменщикам о случившемся. Пока выпивали на дорожку, приехал хозяин: кто-то оперативно стукнул ему на пейджер. В ворота медленно вполз «крайслер». Как всегда, показалась сначала нога, потом живот и наконец — голова с усами. Хозяин был в ярко-красном кашемировом пиджаке и галстуке-бабочке. Сквозь затемненные стекла автомобиля просматривался женский силуэт. Судя по одежде и сыто-невыспавшемуся лицу, Шедеман Хосруевич прибыл прямо из ночного клуба.
— Зачем отпустил? — сурово спросил он.
— Отпустил и отпустил, — с необычной суровостью буркнул Анатолич.
Хозяин подозрительно понюхал воздух, оценил амплитуду покачивания подчиненных и потемнел:
— Пили?
— Пили, — с вызовом ответил Анатолич.
— Чуть-чуть, — уточнил Олег Трудович.
— Я тебя уволил, — сообщил Шедеман Хосруевич сначала почему-то Башмакову, а затем продолжил кадровую чистку: — И тебя… Я думал, ты, полковник, серьезный человек, а ты — пьяный ишак!
— Кто ишак? — Анатолич шагнул к хозяину.
В это время дверь машины распахнулась, и оттуда с томной неторопливостью явилась пышноволосая девица в облегающем платье из золотистого плюша. Впрочем, какая там девица! Кожа на ее немолодом уже лице была ухожена до лоснящейся ветхости, глаза ярко накрашены, а светлые волосы кудрились с неестественной регулярностью.
«Парик», — догадался Башмаков.
— Шедеман, — она топнула ногой, обутой в черный замшевый ботфорт, — хватит, поехали!
Если бы не голос, Олег Трудович так, наверное, никогда бы и не узнал в этой Шедемановой подруге Оксану — свою первую, «недолетную» любовь. Они встретились взглядами. Да, это были те же глаза — светло-голубые, но только уже не лучистые, а словно бы выцветшие. Оксана равнодушно скользнула взглядом по Башмакову, не узнавая, передернула плечами и повторила:
— Поехали домой! Я хочу спать, я устала…
— Поехали. — Шедеман Хосруевич покорно стал затрамбовываться в машину и, багровея от неравной борьбы с животом, прохрипел: — Больше я вас здесь не видел!
— Да пошел ты, чурка долбаный! — ответил Анатолич.
Машина уехала.
— Не узнала! — облегченно вздохнул Башмаков.
Они отправились домой, прихватив по пути еще бутылку. Русский человек последователен — он должен напиться до ненависти к водке.
— При советской власти хрен бы ты водку в восемь утра купил! — высказался Анатолич, оглаживая поллитру.
— Это точно. А жить было все-таки веселее! Парадокс?
— Парадокс-с. Идем ко мне!
— А Калька ругаться не будет?
— Нет, не будет.
— Парадокс?
— Никакого парадокса. мы войдем тихонько, она и не проснется.
Дверь Анатолич открывал старательно тихо, пришептывая:
— Без шума, без пыли слона схоронили…
Калерия, в длинном черном халате с усатыми китайскими драконами, встречала их на пороге.
— Ого! — сказала она, оценивая состояние мужа. — С горя или с радости?
— С горя. Нас уволили, — сообщил Башмаков.
— Понятно. Спать будете или допивать?
— Честно? — Анатолич посмотрел на жену долгим, любящим взглядом.
— Честно!
— Допивать.
— Хорошо, я сейчас закуску порежу. Сколько у вас выпивки?
— Айн бутыльсон, — сообщил почему-то не по-русски Башмаков.
— Но это последняя. Договорились?
Каля накрыла им стол и ушла.
— Парадокс! — восхитился Башмаков. — Моя, знаешь, что бы сейчас сделала?
— Что?
— Страшно сказать! А твоя… Счастливый ты мужик! — Олег Трудович вдруг
встрепенулся. — Слушай, а какая у Кальки грудь?
— Что ты имеешь в виду? — сурово уточнил Анатолич.
— Форму я имею в виду. А что еще можно иметь в виду? Нарисуй!
— Зачем?
— Это для науки. Ты рисуй, а я буду клас… клафиссицировать…
— Мою жену классифицировать могу только я. Ты понял? Или объяснить?
— Эх ты! — Башмаков обиделся до слез. — Ну ударь! Бей соседа!
— Ладно тебе… Но про такие вещи ты меня больше не спрашивай! Миримся?
— Не сердишься?
— Нет.
— Парадокс?
— Парадокс-с.
Они пожали друг другу руки и поцеловались.
— А с Катериной ты сам виноват. Женщину нужно баловать! Подарки дарить. Если ты сегодня к ней с подарком придешь, она слова тебе не скажет.
— С каким подарком?
— С любым. Подари ей… — Анатолич окинул глазами комнату. — Да хоть рыбок… Рыбок ей подари!
— Зачем?
— Во-от! Поэтому у тебя с Катькой и не ладится! Подарок дарят не «зачем», а «почему»!
— Почему?
— Потому что любят!
Анатолич принес с кухни литровую банку и, вооружившись сачком, долго гонялся по аквариуму за увертливыми рыбками, взметая со дна хлопья ила.
— Погоди, сейчас они успокоятся. Знаешь, Трудыч, если и в самом деле люди рождаются после смерти в другом самовыражении, я бы хотел меченосцем родиться. Ты посмотри! — он ткнул пальцем в ярко-алую рыбку с черным шпаговидным хвостом. — Красавец!
Наконец рыбки были пойманы. Башмаков, прижав банку к груди, налетая на косяки, двинулся к выходу.
— Нет, ничего ты в подарках не понимаешь! Нужен сюрприз. Она должна открыть глаза, а на тумбочке — рыбки… Понял?
— Нет.
— Объясняю: лезешь через балкон. Она думает, что ты вообще еще не пришел домой… А ты пришел — и с рыбками!
— Парадокс?
— Парадокс-с.
Эта идея страшно воодушевила Башмакова. Он легко, словно воздушный акробат, перескочил на свою половину балкона, после чего Анатолич, перегнувшись через перила, подал ему банку.
— Погоди! Посошок…
Он сбегал за рюмочками, и они выпили как тогда, в первый день знакомства.
Больше Олег Трудович ничего не помнил. Проснулся он оттого, что душа устала плутать по ярким, головокружительным лабиринтам пьяного сна. Он несколько раз пытался выбраться из лабиринта, но попадал в новые и новые сюжетные извивы, оканчивавшиеся тупиками, пока не ухватился за тонкую серебряную ниточку, она-то и вывела его на волю. Башмаков открыл глаза и увидел родной потолок с пятном от неудачно открытой бутылки шампанского. А серебряной ниточкой оказался Дашкин голосок:
