— Наверное, долго ждать придётся. На ногах-то не выдержишь, свалишься.
Ждать пришлось действительно долго. Или ей так казалось. Она смотрела на часы и каждый раз думала, что они остановились. Трясла рукой, подносила к уху — нет, тикают. В приёмном покое больше никого не было, только иногда с улицы заходил кто-то в белом халате или в зелёной врачебной робе, проходил мимо, не обращая внимания на Аню, исчезал за одной из дверей. Потом из этих дверей стали выходить такие же белые халаты и зелёные робы, и Аня каждый раз вскакивала, с надеждой ловя взгляды выходящих. Опять все проходили мимо, не глядя на неё, и она опять опускалась на стул, сжималась, чтобы не дрожать, и каждые три минуты смотрела на часы, трясла рукой и подносила их к уху.
Пол жизни прошло, прежде чем из стеклянной двери, замазанной белой краской, вышел наконец тот, кто не побежал мимо неё, не глядя. Наоборот — остановился прямо перед ней, внимательно поразглядывал весёлыми глазами и сказал весёлым голосом:
— Ну что, вещи-то принесла? Давид Васильевич спрашивает, где телефон.
— Как он? Что с ним? Мне к нему можно? — Аня с трудом поднялась, почувствовала, что ноги сейчас совсем откажут, и опять шлёпнулась на стул. — Пожалуйста, мне обязательно к нему надо, пожалуйста… Я всё принесла, я сама отдам… Я только посмотрю — и всё… Пожалуйста!
— Ну, вот ещё, — недовольным голосом сказал врач, но при этом улыбался. — Экскурсий мне тут ещё не хватало. Чего тебе там рассматривать? Давид Васильевич сейчас спит. Ну, давай, что ты там принесла. У меня времени мало.
Врач попытался вынуть из её рук пакет, но она вцепилась в него мёртвой хваткой и всё повторяла упрямо и умоляюще:
— Мне обязательно надо! Я только посмотрю — и уйду! Правда!
— Нельзя, — помолчав и повздыхав, сочувственно сказал врач. — Сама не маленькая, должна понимать, тем более — внучка врача. Тут никаких исключений быть не может… Да ты не бойся уже, дед у тебя сильный, выкарабкается. Опасности уже нет, вовремя привезли. Он сказал, что ты молодец, не растерялась, всё быстро сделала. Главное — мне позвонила. Это ведь ты мне звонила?
— Вы Михаил Максимович? — наконец догадалась Аня. — Я звонила, да. Мне Давид Васильевич сказал, вот я и… А с ним правда всё в порядке?
— Вот ведь репей, — буркнул врач и опять улыбнулся. — Тебе что, прогноз на всю оставшуюся жизнь дать? Я суеверный. Давид Васильевич сам тебе позвонит. Завтра, наверное. Ну, давай уж пакет, что ты в него вцепилась…
Он вынул из её рук пакет, заглянул в него, кивнул и пошёл к стеклянной двери, замазанной белой краской. На пороге оглянулся, качнул головой и добавил:
— В общем, молодец. Вовремя рядом оказалась. Сердце — это такое дело… Главное — не опоздать. Молодец, не опоздала.
Дверь закрылась за ним, а Аня вдруг неудержимо расплакалась от огромного облегчения. Сидела, уткнувшись лицом в ладони, плакала, улыбалась и представляла, как будет печь яблоки с малиновым вареньем внутри. И абрикосы надо купить. И настоящий творог, потому что он очень полезен для сердца… И ещё что-то надо сделать до тех пор, когда царь Давид позвонит ей, и она пойдёт его навещать. Так что хватит плакать, пора делом заняться.
Аня пошарила в карманах в поисках платка, не нашла, вытерла лицо рукавом пальто и поднялась со стула. Повернулась к выходу — и увидела Ваську. Васька стоял, подпирая стену плечом, смотрел на неё и опять скалился, как киношный вампир. Как это он здесь оказался? И когда?
Она шагнула к выходу, но он отлепился от стены и преградил ей дорогу. Посверлил её злыми глазами, поскалился и сказал противным голосом:
— Что, поторопилась, да? Вызвала бы «скорую» попозже — уже богатой наследницей была бы. А ты поторопилась. Обидно, да?
Аня даже не поняла, как это произошло: её кулак, будто сам собой, без всякого её веления, вдруг врезался в Васькин подбородок. Рука вспыхнула пронзительной болью и тут же онемела почти до плеча. Васька отшатнулся, отступил на шаг и с изумлением молча уставился на неё. Она тоже молчала, баюкала ушибленную руку и вспоминала, как не могла понять ту корректоршу, которая «так злилась, так злилась, что по морде смазала бы». Тогда она не могла представить, как надо злиться, чтобы ударить человека по лицу. Теперь очень даже представляла. Она бы и ещё раз ударила, но рука болит и не слушается.
Она обогнула Ваську, как неживой столб, и вышла из приёмного отделения, думая уже не о нём, а о том, что домой придётся добираться зайцем. Деньги она с собой не захватила, забыла в суете. Надо было вынуть из бумажника царя Давида хоть десятку на маршрутку. А лучше — полторы сотни на такси. Потом бы она вернула эти полторы сотни. Зайцем — стыдно… Наверное, пешком придётся.
Аня подошла к воротам в высоком каменном заборе, огораживающем территорию больницы, и отступила в сторону, пропуская въезжающую машину. Машина скользнула было мимо, но через пять метров остановилась, хлопнула дверца и знакомый голос окликнул:
— Анна! Ну, что там такое? Я ведь уже все больницы обзвонила! И три объездила! Почему ты мне не позвонила сразу? Что с Давидом, говори скорее!
Аня оглянулась, пару минут вспоминала, где она видела эту женщину, наконец вспомнила: дама Маргарита. Васькина родная мать.
— Давид Васильевич не разрешил мне вам звонить, — устало сказала она. — Я хотела, а он не разрешил. Вы туда не ходите, вас всё равно не пустят. У Давида Васильевича инфаркт.
— Как это инфаркт? — дама Маргарита заметно побледнела и прижала руку к сердцу. — Почему инфаркт?
Аня смотрела через её плечо и видела, как от приёмного покоя по усыпанному жёлтой листвой асфальту широко шагает Васька. Уверенно и вроде бы даже неторопливо. Весь в белом. Жаль, что она не сумела попасть ему по носу. Сейчас бы его белый прикид сильно испорчен был. Кулак сжался сам собой, рука опять заболела до самого плеча.
— Почему бывает инфаркт? Инфаркт бывает по разным причинам… — Аня перевела дыхание, ненавидяще глядя на подходившего Ваську, и, даже не думая скрывать свою ненависть, добавила: — О причинах вам лучше спросить у сына.
— Ты что? — ещё больше испугалась дама Маргарита. — А Василий при чём? Да скажи ты мне хоть что-нибудь!
Аня многое могла бы сказать. Васька был уже в нескольких шагах, она смотрела на него, не отрываясь, и с неожиданным для себя чувством жестокой радости заметила на его подбородке кровоподтёк. Не такой уж большой и не слишком яркий, но дня через два на этом месте будет хороший тёмный синяк. Не будет она ничего говорить даме Маргарите. Пусть сама выясняет у своего сыночка.
— Нет, — сказала Аня, с трудом проглотив комок в горле. — Не буду я вам ничего говорить. Извините. Спросите у сына. Может быть, он решится сказать правду. Хотя я сомневаюсь.
Она повернулась и вышла из ворот, успев услышать, как дама Маргарита нервным голосом что-то спрашивает у Васьки, а тот зло, громко — явно в расчёте на то, что услышит Аня, — отвечает:
— Да не обломится ей наследства! Выживет дядь Давид! Вот она и бесится!
Аня задохнулась от несправедливости и почти ослепла от хлынувших ручьём слёз, бросилась, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этой гадости, гадости, гадости… Визг тормозов даже не испугал её, она и останавливаться не стала бы, если бы смутно знакомый голос не позвал:
— Аня! Это вы, что ли? Ну, как же так неосторожно… Куда вы так спешите? Случилось что-то? Пойдёмте, я вас довезу.
Она так и не узнала того, кто помог ей сесть в машину, потом сам сел за руль, включил зажигание и буднично спросил:
— Куда вам? Домой, что ли?
— Не знаю, — сипло сказала она, не переставая плакать. — Куда-нибудь… Только у меня денег нет.
— Вы меня не узнали, — понял водитель. — Это потому, что я без бороды. Ну, посмотрите как следует.
Он даже и не думал выяснять, почему она ревёт в три ручья, даже и не пытался успокаивать, — наверное, поэтому она и перестала плакать. Потёрла лицо ладонями, всхлипнула последний раз и повернулась к водителю. Долго смотрела на его профиль, наклонилась, заглянула в лицо. Он мельком глянул на неё и сверкнул в улыбке очень белыми зубами. Как у человека могут быть такие белые зубы, если он всё время пьёт кофе? По крайней мере, от него всегда пахнет кофе.
— Виктор Александрович, — нерешительно сказала Аня. — Правильно?
— Правильно, — согласился тот. — Только наоборот: Александр Викторович.
Это был тот самый бомж, который зачем-то притворялся стариком, приходил вместе с другими бомжами к импровизированному столу на краю оврага за домом, куда она выносила еду, и ел вместе со всеми… А от самого всегда пахло чистотой и хорошим кофе.
— Я сразу догадалась, что вы не старый, — сказала Аня. Услышала, как он хмыкнул, и торопливо добавила: — Но вы ещё моложе, чем я думала… То есть я хочу сказать, что вы хорошо выглядите. Без бороды вам гораздо лучше. Вы, наверное, работу нашли? У вас всё получилось хорошо? Знаете, у многих в этом году всё хорошо получилось. Даже Леонид какую-то работу нашёл, и место, где в холода погреться можно. Галину Андреевну в дом престарелых устроили. А Льва Борисовича лечат. Алине дом уже почти отремонтировали, пристройка уже готова, и воду провели… А, вы же не знаете Алину… Ну, всё равно. У всех всё хорошо получается. Потому что царь Давид появился, вот у всех всё сразу и получается… Всем помогает. А сам…
