— Сейчас, дорогие друзья, родственники, гости, слово я предоставлю очень хорошему, очень почетному человеку, который все делает для родных, много достиг в жизни и, короче, помогает им во всем. И в этот день, когда соединяются сердца наших дорогих Камала и Амины, он скажет им напутствие. Слушай сюда, Камал! Потом поговорить успеешь. Тебе сейчас уважаемый Айдемир расскажет, как тебе поступать в будущей семейной жизни. Айдемир, вот скажи мне…
— Ле, земляк, не знаешь, что сказать, да? — спросил грузный мужчина Далгата, не слушая косноязычного тамаду.
— Не знаю, — отвечал Далгат, подцепляя масляное чуду.
— Бардак же кругом, кругом бардак, — качал головой мужчина.
Из динамиков уже несся голос Айдемира.
— Сегодня соединяются сердца представителей двух народов, двух великих народов Дагестана, — вдохновенно и с пафосом говорил голос, — аварского и лакского. Мы очень рады, что наш Камал, которого я еще помню вооот в таком возрасте, теперь такой джигит, орел, и что он женится на самой красивой девушке Амине из знаменитого аула Цовкра. Весь мир знает канатоходцев из аула Цовкра, и я желаю Камалу, чтобы со своей женой ему было легче, чем канатоходцу на канате. Давайте выпьем за эту новую семью! Пожелаем, чтобы у Камала и Амины родилось десять детей! И все радовали своих родителей.
Айдемир, видимо, поднял бокал, так что все мужчины встали. Далгат тоже поднялся и пригубил для виду. Когда снова уселись, грузный мужчина опять обратился к Далгату.
— Вот лакцы — хорошие они, а даргинцы — они шайтаны, купи-продай.
— Почему это? — спросил Далгат.
— Как это почему? Все знают это! Торговцы они, — с чувством сказал ему собеседник. — Выпьем давай.
— Э, ты на даргинцев тоже много не капай, Сайпудин, — сказал ему сухой в шляпе. — Наши тоже очень много бизнес делают. Вот, Ахмеда сын скажет.
Но Сайпудин молча проглотил водку и снова обратился к Далгату.
— Я вот этими руками всю жизнь что-то делаю, — пожаловался Сайпудин. — И все просто так уходит. Туда отдай, сюда отдай, в школе учителю отдай, в вузе за сессию отдай. Дом же есть никак не построю, двадцать лет строю, теперь сына на работу устраивать надо, деньги собирать. Жене говорю, цепочку продавай. Жениться будет, как свадьбу ему сделаем? Красть придется.
— Что красть? — спросил Далгат.
— Невесту, да! — воскликнул Сайпудин. — Тогда банкет собирать не надо, просто магьар[32] сделаем, и все.
— Нет, плохо жену красть, это чеченцы крадут, а мы не крадем, нет, — вмешался седой мужчина, сидевший напротив. Далгат обратил внимание, что у него на голове, несмотря на жару, высится каракулевая шапка.
— Вах, Далгат, ты что здесь сидишь, танцевать идем, — к Далгату нагнулся троюродный брат, белозубый, с умными глазами.
— Привет, Малик, — обрадовался Далгат, поспешно вставая с места. — Иду.
— Стой, — сказал Сайпудин, неловко вскакивая со стула и чуть покачиваясь. — Я твоего отца знал.
Сайпудин навалился на Далгата всем телом, обнимая и хлопая его по тщедушной спине.
— Вот это держи, — сказал он, доставая из кармана мятую купюру и всучивая ее Далгату. — Мне Аллах много денег не дал, но я всем даю.
Далгат осторожно отстранил от себя Сайпудина вместе с его купюрой.
— Спасибо, у меня есть, сыну отдайте, — сказал он, оглядываясь на Малика.
— Обижаешь! — воскликнул Сайпудин и под шумно-одобрительные комментарии сотоварищей вложил Далгату купюру в карман джинсов.
Далгат опешил и попытался вернуть деньги, но Малик взял его в охапку и повел к молодежи.
— Оставь да их, сейчас жениха похищать будем, — смеялся Малик.
Из-за длинного стола на них с любопытством смотрели девушки.
— Это что, Далгат что ли Мусаевский? — говорила Залина протяжным голосом.
— Далгат, Далгат, — отвечала ей, смеясь, Ася.
— Вая, какой он худой! — тянула Залина.
Ася снова захохотала:
— Отвечаю, его пять лет не кормили.
К ним подсела крупная девушка в узкой золотистой юбке, с мелированной челкой и густо намазанным круглым лицом.
— Ай, такой сушняк из-за этой жары, сейчас всю минералку выбухаю, — воскликнула девушка, наливая себе воды.
— Патя, — говорила Залина, внимательно разглядывая Патю с ног до головы. — Ты юбку эту где купила?
— Из Москвы, в бутике покупала. Это гуччи, — важно ответила Патя, проглатывая воду и дуя на челку.
— Такая прелесть. Да же? — спросила Залина, ударяя на последний слог.
Позади Пати внезапно возник мужчина в летах и поднес ей веточку. Патя недовольно вздохнула, медленно оправила юбку и волосы и, тяжело выбравшись из-за стола, пошла за мужчиной.
— Ой-ой, посмотри на нее, — сказала Залина Асе. — Видела, как она пошла?
— Не говори… И юбка беспонтовая у нее. Она ее на Восточном купила, отвечаю, — сказала Ася, насмешливо глядя, как Патя лениво крутит кистями, обходя скачущего танцора. — Пусть не гонит, что это гуччи. Ты же знаешь, что ее жених слово свое забрал?
— Вая! Как забрал? — загорелась Залина. — Даци что ли? Они же уже «Марракеш» сняли, Патя татуаж сделала, туда-сюда…
— Какой! — воскликнула Ася. — Даци ее в «Пирамиде» увидел. Все, говорит, отменяйте. Подарки тоже она все вернула. И чемодан вернула.
— Чемодан саулский, наверное, был.
— Ты что! Шуба, одежда, сапоги, телефон навороченный, че только они ей не дарили. Теперь так опозорилась она, зачем сюда пришла вообще?
— Залина! — громко шепнула Ася. — Ты на Зайнаб посмотри.
Ася ткнула длинным бордовым ногтем в сторону соседнего стола, за которым сидела девица в богатом хиджабе.
— Закрылась, — сказала Залина, искоса взглянув на мусульманский наряд девицы.
— Я так и знала, что закроется после всего.
— После чего? — спросила Залина.
— Ну, она же в селе когда была, ночью одна оставалась с подружкой и, короче, с какими-то парнями маарда[33] уехала. Ее брат случайно в тот вечер в дом постучал, ее нет, шум подняли. Утром вернулась она, ее сразу к врачу повели, говорят, на проверку.
— И что?
— Не знаю. Замуж хочет она, теперь святую будет строить.
— Я тоже закрыться хочу, — сказала Залина серьезно.
— Брат заставляет?
— Нет, сама хочу. А то как я делаю — не считается. Уразу держу, намаз делаю, но не всегда, а платок не ношу. Ты слышала, что в городе говорят? Боевики на Рамазан всех девушек, кого без платка увидят, убивать будут. Уже убили двух девочек.
— Не гони да! — засмеялась Ася. — Даже по телеку говорили, что специально в народе панику делают. Неправда это!
— Все равно боюсь, — отвечала Залина.
Тут из гущи танцующих выскочил веселый Хаджик и поманил танцевать. Залина радостно заулыбалась и пошла, поблескивая длинным открытым платьем.
Ася смотрела то на Залину с Хаджиком, то на Патю, уже отплясывающую с братом жениха, то на старую бабушку, закручивающую спирали в старинном танце, то на приглашенную певицу, довольно известную. Какой-то молодец вывел певицу танцевать и та, придерживая микрофон, изящно, на персидский манер, двигала задом.
Малик с друзьями успели тихонько умыкнуть жениха, невеста, как и принято, сидела с кислым лицом, а Далгат продолжал выискивать Халилбека. Песня закончилась, и смеющуюся певицу уже щупали тамада и уважаемые гости. Там были и Айдемир, и Халилбек, и Залбег, отец жениха, и какие-то гости-чиновники из важных ведомств. Далгата трепал по плечам дядя Магомед.
— Абдуллы дочку пригласи, Мадину, вон она сидит, видишь, рядом с моей матерью, — говорил Магомед, показывая на виденную уже на кассете девушку с отглаженными волосами. — Иди давай, когда музыка будет.
Далгат отпирался.
— Я хочу с Халилбеком поговорить, — объяснял он Магомеду.
— Хабары[34] свои потом будешь разводить, мозги не делай мне. Иди пригласи, когда музыка будет.
Тамада взял в руки микрофон и снова закосноязычил:
— Эти, вот, кто там, короче, жениха нашего украли. Почему невеста одна сидит, а? Наша делегация уже поехала искать жениха, и мы этих друзей накажем его, которые это сделали. Да же, Халилбек? Сейчас даю слово нашему уважаемому Халилбеку…
— Далгат, салам! — отвлек Далгата чей-то голос, и Далгат увидел небритого и усталого Мурада, своего кузена. — Идем со мной, отойдем на разговор.
— Что случилось? — спросил Далгат.
— Помощь твоя нужна.
Далгат тоскливо оглянулся на тамаду и Халилбека, готовящегося держать речь, и пошел за Мурадом. Они подошли к краю открытой мансарды и перегнулись через перила. Внизу вокруг машин бегали дети, курили мужчины и женщины в балахонах переносили с места на место свадебные торты.
— У меня сверток есть, — говорил Мурад, — в ковре. Ты можешь его несколько дней у себя подержать, матушки нет же твоей?
— Какой сверток? — спросил Далгат, нетерпеливо оглядываясь туда, где звучал из динамиков голос Халилбека.
