Макамер включил радио, и диктор из Лондона сообщил, что Гитлер пока не дал ответ на ультиматум Чемберлена. После этого оркестр заиграл мелодию: «Возможно, я ошибаюсь, но я думаю, что ты прекрасна».
Датчер внимательно, снизу вверх, посмотрел на Максину. У неё было круглое, чуть полное личико, с маленьким пухлым ртом. Создавалось впечатление, что, создавая эту женщину, Бог с самого начала решил снабдить её ярко накрашенными, блестящими от помады губками.
— Вы очень красивы, — серьезно сказал он.
— Я вполне ничего, с улыбкой сказала Максина, благодарно похлопав его по щеке. — Сейчас, правда, я немного полновата. Пила в Нью-Йорке слишком много вина. Долли, я слышала, что Глэдис выходит замуж за Эдди Лейна. Это правда?
— В октябре, — ответила Долли.
— Ну и Глэдис, — со вздохом произнесла Максина. — Папаша Эдди Лейна делает в год пятьсот тысяч. В школе мы с ней учились в одном классе. Нефть. Старый Лейн по самый пуп сидит в нефти, а Эдди Лейн целых два года бегал за мной так, как мальчишки бегают за пожарной машиной. Какая же я была дура, когда уехала в Нью-Йорк.
— У вас весьма милый и крайне оригинальный взгляд на финансы, — со смехом заметил Датчер, глядя на неё снизу вверх.
— Деньги есть деньги, — тоже рассмеявшись, ответила она. — Если я ещё растолстею, то даже «Рипаблик» может отказаться взять меня на работу. И что тогда вы прикажете мне делать?
— Датчер сочинит пьесу, — сказал Макамер, крепко держась за руль, — ты получишь в ней роль и сыграешь в Нью-Йорке. В Нью-Йорке обожают толстушек.
— Я это уже проходила, — ответила Максина. — Однако я нашла выход получше. Я застраховала своего отчима…
— Великий Боже! — воскликнул Датчер. — И на сколько же?
— На пятьдесят тысяч.
— У нас с вами теперь куча бабок, — сказал Датчер. — Эй, Макамер, останови машину, она хочет купить мне «Линкольн».
Ха, — ухмыльнулась Максима. — Я три года исправно делала взносы, а он меня надул, женившись на какой-то ничтожной ирландской стерве, которая обслуживала его в ресторане в Обиспо.
Все рассмеялись.
— Вы изумительны, — сказал Датчер, привлек её к себе и поцеловал поцеловал вежливо, сдержано, осторожно и в то же время с намеком на некоторую вульгарность.
Как нехорошо, подумал Датчер, вновь уронив голову на её колени… и это знаток Спинозы, почитатель Джон Мильтона.
— Говорит Берлин, — донеслось из радиоприемника. — Город погружен во тьму. Фюрер пока не ответил на ультиматум англичан. На берлинских вокзалах замечены войска, и эшелоны один за другим направляются в сторону польской границы.
Радио заиграло песенку «Давай-ка пофлиртуем», а Максина принялась с увлечением рассказывать Долли об их очередной подруге, которая выскочила замуж за семидесятипятилетнего старца, владеющего недвижимостью в виде четырнадцати городских кварталов в центре Кливленда.
— Город погружен во тьму, — пробормотал Датчер, устраиваясь поудобнее.
Не так уж и плохо, думал он, мчаться сквозь ночь в другую страну, в иной город с новой девушкой — пусть страна эта будет Мексика, город Тиахуаной, а девушка — существом более, чем заурядным. Красивая, полнеющая, чуть грубоватая — одним словом, совсем не та, которую ты избрал бы в спутницы для визита к профессору этики в Амерсте. В любом случае, это гораздо лучше, чем сидеть в одиночестве за стойкой бара. Потерплю ещё десять минут, думал он, затем попрошу остановить машину и выйду, чтобы купить свежую газету. Посмотрим, что они на это скажут.
Он чуть повернул голову и зарылся лицом в рыжий мех. Мех источал густой аромат духов, что было гораздо приятнее, чем запах кожи и бензина, господствующий в хвосте машины.
— «Князь Матчабелли»… — сказал Датчер. — Эта лиса свалилась в колодец, наполненный до краев «Князем Матчабелли» и там утонула. Прекрасная смерть. Макамер, я рассказывал тебе когда-нибудь о Синтии Мессмор, с которой я учился в классе выпуска 99 года прошлого века и её отношениях с мисс Финч? Она потом вышла замуж за Шамуса Гунана, Члена Окружной Ассамблеи…
— Вы что, издеваетесь надо мной? — спросила довольно грубо Максина.
Датчер понимал, что надо остановится, но ничего не мог с собой поделать.
Он принял сидячее положение и продолжил печально:
— Мне не следовало покидать школу в 1899 году, а секс есть не что иное, как опиум для народа. Включи-ка радио, Макамер.
Долли укоризненно покачала головой, а Датчер сделал вид, что смотрит в окно. Какая низость, подумал он. Я веду себя низко, и мне это нравится. Этой ночью я желаю быть всем… низким, злобным, изящным, величественным, покорным: одним словом — всяким. Я хочу, чтобы жили все мои эмоции. А её я не люблю, и ничего у меня с ней не получится. Но если я смогу сделать так, чтобы она на меня разозлилась, то…
— Говорит Париж, — произнес диктор. — Все огни в городе потушены. Кабинет министров заседает непрерывно с шести вечера.
Макамер выключил приемник.
Датчер чувствовал, что Максина не сводит с него глаз. Он повернул голову, одарил её ласковым взглядом. Девица она красивая, подумал он. Фигура у неё вполне приличная. И, кроме того, мне придется пробыть рядом с ней ещё целые сутки…
— И в таком виде вы собираетесь завтра идти на скачки? Без галстука?
Датчер подергал воротничок рубашки. Рубашка была в стиле «поло» и на верхнюю пуговицу не застегивалась.
— Думаю, что в таком, — ответил он. — Здесь ужасно жарко.
— Если вы не повяжете галстук, я с вами не пойду, — объявила Максина.
— У меня нет галстука.
— Тогда я с вами не пойду, — твердо сказала она.
— Мы обитаем в тропическом климате, — произнес Датчер, — и забывать об этом не должны. Я северный человек и потею, как…
— У меня есть запасной галстук, — заметил Макамер, — и ты можешь его надеть.
— Почему бы и нет, если это сделает Максину счастливой, — послав девушке очередную улыбку, согласился Датчер.
— Я не могу появиться перед людьми в обществе человека без галстука.
— Вот теперь, — сказал с ласковой улыбкой Датчер, — я вижу, что вы совершенно правы.
Максина ответила ему улыбкой.
По крайней мере, подумал он, за все время поездки я ни разу не вспомнил о «Полуночном убийстве». Этого она, все-таки, сумела добиться.
Они остановились в Сан-Диего и немного выпили в баре в окружении множества матросов с близлежащей военно-морской базы. Долли проглотила таблетки, которые принимала постоянно, схватила Макамера за руку и, быстро наклонившись, поцеловала его в шею. Время близилось к двум часам ночи, бар закрывался и матросы были пьяны.
— Соединенные Штаты ни в какую войну влезать не станут, — объявил похожий на юного фермера и явно не умещающийся в своей непрочной, синей форме матрос. — Мне дал гарантии мой конгрессмен.
— Откуда вы? — поинтересовался Датчер.
— Из Арканзаса.
Датчер кивнул, как будто это его полностью убедило в правоте члена Конгресса. Матрос одним глотком допил все, что оставалось в его кружке, и сказал:
— Пусть япошки приходят. Мы сметем их со всех морей. Мне хотелось бы посмотреть, как они попытаются на нас напасть. Пусть только попробуют…
Максина улыбнулась матросу.
— Я голоден, — объявил Датчер, увлекая Максину и Долли к дверям. Ненавижу дискуссии о сравнительной силе различных флотов.
— Приятно слышать, — сказал Макамер, — что официальный представитель Вооруженных сил Соединенных Штатов уверен в том, что наша страна не вступит в войну.
Они шли по улице в направлении ярко освещенного кафе, фирменным блюдом которого были разнообразные вафли.
— Красивый мальчик, — заметила Максина, когда компания вошла в кафе. Если его извлечь из его матросского костюма.
Кафе было переполнено, и им пришлось сесть за столик, с которого ещё не успели убрать грязную посуду. Максина и Долли отправились в дамскую комнату, а Макамер и Датчер, оставшись за столом в тускло освещенном зале, взирали друг на друга поверх грязных тарелок и пятен кофе на скатерти.
— А она в полном порядке, — глядя с ухмылкой на Датчера, громогласно объявил Макамер. — У неё классная фигура. Долли для тебя здорово постаралась. Разве нет?
— Макамер, — сказал Датчер, — если бы мне потребовался оратор, способный произнести спич под грохот бетономешалки, я выбрал бы тебя.
— Не правда ли смешно, что я всегда так громко говорю? — оглядев зал, виновато спросил Макамер.
— Теперь всем посетителям этого заведения стало известно, что у Максины «классная фигура».
Официантка, очень бледная и очень (к двум часам ночи) усталая застучала тарелками, торопливо сгребая их со стола.
— По-моему, ты прекрасно проводишь время, — сказал Макамер. — Она ведь заставляет тебя смеяться, не так ли?
— Да, она меня смешит, — согласился Датчер.
