- Куда мне идти?
- Я слышу движение машин где-то позади. Хайвэй проходит слева от нас, - отец говорил мягко, еле шевеля губами. - Двигайся к хайвэю и останови какую-нибудь машину.
- Но что ты, Па?
- Я думаю, что справлюсь с ней сам. Я попытаюсь уйти в сторону.
- Я хочу быть с тобой, Па, - ему, конечно же, хотелось уйти, он был сильно напуган, но понимал, что предаст отца, если уйдет.
- Ты мне больше поможешь, если уйдешь, Адам, - категорично заявил отец. - А теперь медленно…
Адам неохотно отошел, медленно посторонился, не осмеливаясь взглянуть на собаку, уткнув глаза в землю, надеясь на то, что он никуда не пойдет, упадет на землю, и собака нападет именно на него. Он слышал бормотание отца: «Собака… уйди прочь…» Собака не шевелилась. Адам оглянулся: ее свирепые глаза уставились на отца.
Адам сделал еще один шаг, и она бросилась, рычание перешло в вой сирены. Она метнулась прямо к отцу. Он отступил в сторону, отмахнувшись рукой, собачьи зубы вцепились в рукав отцовской куртки. Он с размаху швырнул ее в сторону. На мгновение обернувшись, он кричал Адаму, чтобы тот бежал прочь, но Адам застыл от ужаса на месте. Отец пригнулся низко к земле, почти до уровня собаки. Его правая рука что-нибудь искала – палку или камень. Собака также пригнулась, ее тело почти лежало на земле. Отец медленно поднялся, он держал в руке кленовую ветку, толщиной примерно с дюйм. Он подсунул ее собаке, как бы преподнося ей букет цветов. В первый же момент животное взбеленилось, ужасные глаза засверкали еще сильнее. Оно без предупреждения прыгнуло уже на ветку, схватив ее зубами. Отец схватил ветку с обеими руками и поднял ее. Собака повисла на ветке. Ее челюсти держали крепко. Вращаясь вокруг своей оси, отец отпустил ветку. Собака с веткой в зубах отлетела на несколько метров в сторону, неловко упав на землю, взвыла, спеша стать на лапы. Отец взял по ветке в каждую руку. Он выглядел как дрессировщик львов.
- Иди ко мне, ты… гнусный ублюдок… уродина, - кричал отец собаке.
Адам никогда не слышал от отца таких слов, хотя иногда это были «черт» или «проклятье». Звуки, исходящие от собаки, уже были не рычащими, а скорее кричащими, стонущими – она уже была ранена. И не смотря на это, она старалась внезапно напасть, отскакивала в сторону, опять нападала, гребя лапами землю. В какой-то момент она с визгом исчезла, прыгая через кусты и чащу.
Отец повернулся. Он хватал воздух огромными глотками через широко открытый рот. Щеки были в поту и грязи, куртка – порвана. Адам бросился к нему и обнял. Он никогда не любил отца так сильно, как тогда.
Т: И это ключ?
А: Думаю, да. Вы просили рассказать, как все это начиналось. Возможно, это и было начало.
Т: Что для тебя было самым решающим в этом случае?
А: Что вы полагаете?
Т: Я полагаю – встреча с той собакой в лесу? Или было что-то еще, подтолкнувшее вас с отцом войти в лес?
(пауза 5 секунд)
А: Выйдя из лесу, мы с отцом не разговаривали, и ни о чем не говорили матери,сделав из этого секрет. У меня не было ничего страшнее встречи с той собакой. Но вроде бы для меня все это не имело никаких последствий. Отец рассказывал матери о том, как мы гуляли по лесу, и о том, как приятно быть на свежем воздухе в первое воскресенье марта. А все, что было потом – отец был очень сильно искусан и нуждался в медицинской помощи… я забыл о причине, по которой мы вошли в лес.
Т: Как ты думаешь – твой отец увидел на улице что-то, что могло его ввести в панику?
А: Да.
Т: Что, ты полагаешь, он увидел?
А: Я не знаю… не знаю…
(пауза 5 секунд)
А: Если можно, то мы прервемся? Я устал… это был водосток и лужа, которую не обойти.
Т: Конечно прервемся. Ты был молодцом. Постарайся отдохнуть.
А: Спасибо.
ЕND ТАРЕ ОZК004
-----------------------------------
Телефонная будка стоит в стороне от Ховард-Джонсонса на перекрестке магистралей номер 99 и 119. Солнце слепит, отражаясь от ее стекол. Я слезаю с байка и иду к ней. Ботинок трет, и на правой пятке вздувается пузырь. Я гнусь под ветром и шарю по карманам, ища заблудшие в закутки монеты. Я должен поговорить с Эмми Герц. Ее голос поддержит меня. Я хотел позвонить ей этим утром, когда покидал Монумент. Мне вообще-то нужны лекарства. Можно было бы остановиться в Файрфельде, отдохнуть и немного перекусить, разве что только в «Херши-Баре». Сейчас я где-то между Файрфельдом и Карвелом, как раз между теми местами, через которые проезжаю. Я растерян, и поэтому нуждаюсь в разговоре с Эмми. Она поднимет мой дух и рассмешит меня. Я ее люблю.
Я дошел до телефонной будки после бесконечной ходьбы, похожей на сон, когда идешь и никак не можешь дойти до места назначения. Смотрю на часы – на них только лишь час пятнадцать. Уроки закончатся только в два пятнадцать, и еще пятнадцать минут ей идти домой, если она где-нибудь не задержится. Смотрю на телефон в будке с отвращением – не к телефону, а к себе. Я потерял счет времени и никогда не доеду до Белтон-Фолса до наступления темноты. Я мельком взглянул на Ховард-Джонсонс. Я не голодный, но знаю, что телу нужна энергия для всего моего путешествия в Ротербург. Мать всегда говорит, что я недостаточно ем, и всегда пытается впихнуть в меня как можно больше или приносит домой самые новые витамины в виде сладостей или жевательной резинки. Моя бедная мама.
Я качу свой байк по дороге на Ховард-Джонсонс. Когда я еще был маленьким, то назвал его «Апельсиновым Джонсоном». Мы проезжали его на машине – мать, отец и я. Я был между ними на переднем сидении, и когда я сказал «Апельсиновый Джонсон», они засмеялись, и я почувствовал себя в безопасности и в окружении их любви. Иногда и по сей день, я могу как-нибудь ночью прошептать: «Апельсиновый Джонсон», мне снова становится лучше, и я защищен от всех бед.
Мне обязательно надо отдохнуть. Я знаю, что в Ховард-Джонсонсе есть комната отдыха, но, по меньшей мере, у меня две проблемы. Прежде всего – это то, что мне делать с байком? Он без замка, и я не могу оставить его без присмотра. Я застряну тут, если что-нибудь с ним случится. Другая проблема в том, что ванные комнаты или душевые обычно не имеют окон. Это создает множество сложностей, потому что не могу находиться один в закрытом помещении. Мне надо будет сидеть в ванне с закрытой дверью и не иметь возможности наблюдать за байком. Вторая проблема решается, если я беру комнату, выходящую окнами на площадь, быстро моюсь, наблюдая за байком через окно.
И вот я на центральной площади Ховард-Джонсонса. Мне очень хочется отдохнуть, и я спешу через улицу.
------------------------------
Я стою в телефонной будке, в трубке все гудит и гудит. Я знаю – это дальний выстрел, и, скорее всего, Эмми Герц осталась в школе, но гудки следуют один за другим, и я потерял счет их количеству.
Мой желудок тянет и напрягает. Съеденный в Ховард-Джонсонсе Гамбургер, переворачивается камнем в животе. Можно было бы заказать что-нибудь легкое, например, суп или жаркое с рыбой. И мне бы врача. Мои руки липнут от пота к поручням будки, а пальцы – как чужие. В отличие от меня они привыкли к изгибам велосипедного руля. Головная боль наступает железными прутьями под костью лба. Я разбит, но Эмми Герц может все излечить.
В трубке по-прежнему гудки, им нет конца.
Грузовики несутся на север по девяносто девятому шоссе. Их моторы ревут и стонут в непрерывном гуле.
- Извините. Ваш абонент не отвечает, - коротко отрезает мужской голос оператора в линии.
- Вы можете попытаться еще раз? - спрашиваю я, хотя знаю, что зря. Еще как-то нахожу утешение в том, что телефон звонит у Эмми дома, отзываясь эхом в стенах комнат, где Эмми ест и спит, читает книги и смотрит телевизор.
Но, на зло всему, оператор холодно произносит:
- Извините, сир, ваш абонент не отвечает.
- Спасибо, - отвечаю я. - Спасибо за попытку.
Монеты выпадают в желобок под номеронабирателем, и я выгребаю их окоченевшими пальцами. Толкаю дверь будки. Она не поддается. Пинаю ее изо всех сил ногой. Она со скрежетом смещается, и, открыв ее, я иду прочь. Солнце скрывается под низкими облаками, которые давят и становятся все ниже, нагнетая клаустрофобию. Ротербург кажется все дальше и недосягаемее. В желудке покачивается тошнота, а в голове пульсирует боль. Я иду к байку. Пузырь на пятке лопается. Если бы все это рассказать Эмми…
Моя следующая остановка в Карвере, и я проверяю путь по карте. Масштаб карты – десять миль на один дюйм. Карвер только в полудюйме от точки, где я сейчас нахожусь. Когда я прибуду в Карвер, Эмми, наверно, придет из школы домой. И, может быть, я смогу найти аптеку и купить аспирин. Мне нужно что-нибудь от головной боли. Я проверяю байк, возвращаю подарок для отца в корзину и натягиваю шапку на уши, это удержит тепло и прикроет их от сильного шума, исходящего от грузовиков, несущихся по девяносто девятой магистрали. Оглядываюсь – никого. Очевидно, в Карвере я смогу найти ресторан и заказать немного супа или тушеных моллюсков.
