Наше молчание перебили крики, доносящиеся с берега.
– Лидка! Идем, Лида! – молодые люди размахивали руками, зазывая девушку к себе. – Лида! Скоро начнется дождь! Идем, Лида!
Белокурый красавчик не выдержал и мгновенно очутился возле нас. На меня он даже не обратил внимания. Я был для него вроде засохшего дуба и удачно вписывался в лесной пейзаж.
– Лидок, бежим, ты видишь, какие тучи.
Вблизи он оказался еще красивее. Я подумал, что такая девушка делает рядом со мной? И недоуменно взглянул на Лиду.
– Иди, Эдик, иди, я вас догоню.
Наконец он удостоил меня вниманием.
– А, знаю, – довольно приветливо улыбнулся он, – вы местный лесник? Что ж, Лиде будет полезно с вами пообщаться. Ей ведь предложили роль лесной колдуньи. А она ни черта не смыслит в природе. Дитя города, так сказать.
– Иди, Эд, иди, – уже настойчиво повторила девушка.
– Надеюсь, вы доставите наш молодой талант в полной сохранности? – не унимался клиповый герой.
– Я-то доставлю. А вот вы поторопитесь. – Я с деланной тревогой обернулся в сторону леса. Ели и сосны, погруженные в сумрак, сильно раскачивались на порывистом ветре. Зловеще кричал филин. Черные вороны тревожно кружились над самыми кронами деревьев. И я могильным голосом прогудел прямо Эдику в лицо: – Как у нас говорят: ходить в лесу – видеть смерть на носу.
Эдик вздрогнул, машинально взмахнул на прощанье рукой, и его словно ветром сдуло. Это был не клип, где он мог сколько угодно изображать из себя супермена. Это была природная стихия, в которой он ни черта не смыслил. И которой боялся.
– Он неплохой парень, – виновато сказала девушка, хотя я так и не понял, в чем она виновата.
– Он прав, ваш неплохой парень. Сейчас хлынет дождь. А на Самсона дождь – семь недель дождь. Нам нужно успеть спрятаться хотя бы сейчас. – Я посмотрел на темное небо, все ниже и ниже опускающееся на землю.
Спрятаться мы не успели. Ливень застал нас на середине пути. Я набросил свою ветровку на плечи Лиды, и она в ней почти утонула. Мы бежали по мокрой траве, грязь растекалась под ногами, а резкие струи дождя хлестали нас по лицу. Тревожно кричали птицы, могучие ели, как пьяные, шатались из стороны в сторону. Становилось все темнее и темнее; казалось, что небо вот-вот рухнет, и мы погибнем под обломками туч.
– Мне страшно, Даник, мне страшно! – кричала Лида, захлебываясь дождем и ветром.
– Не бойся, Лида! – кричал я в ответ. – Все будет хорошо! Здесь нас ничто не тронет!!! – Я крепко схватил Лиду за руку и сквозь разбушевавшуюся стихию тащил за собой.
Позднее, когда мы, промокшие до нитки, грелись в моей сторожке, Лида спросила:
– А почему ты был уверен, что нас ничто не тронет? Ведь любое дерево могло свалиться на нас! Запросто!
Девушка сидела в моей майке на диване, скрестив ноги по-турецки, и наслаждалась горячим глинтвейном, который я приготовил из трав и домашнего вина.
– Неужели непонятно? Своих не трогают. А я в лесу свой. К тому же, запомни хорошенько, беда не по лесу ходит, а по людям.
Лида бросила на меня встревоженный взгляд.
– Надеюсь, это не про меня? И разве люди приносят только несчастье?
Я взъерошил свои мокрые волосы и широко улыбнулся.
– Нет, не только. И сегодня я это понял…
– Боже, как хорошо, – выдохнула она. Ее глаза блестели, и на щеках появился легкий румянец. – Как хорошо вот так промокнуть, продрогнуть, а потом греться горячим вином в твоей сторожке. Ты счастливый.
– А ты?
Она на секунду запнулась.
– Я? Пожалуй, да. Сегодня я по-настоящему счастлива.
Я укутал ноги девушки пушистым пледом и присел возле нее на корточках.
– Скажи, Лида, ты и впрямь будешь играть лесную колдунью?
– Да, а что? – она слегка смутилась.
– И для этого я тебе понадобился?
Лида звонко расхохоталась. Оказалось, что я обожал ее беззаботный смех!
– Какой же ты большой и глупый! А если бы лесник оказался столетним дедом? Неужели ты думаешь, что ради роли я с ним целовалась бы?!
– А со мной разве ты уже целовалась? – я искренне удивился.
– Да, в мечтах, – откровенно ответила она, и ее горящие глаза взволнованно бегали по моему лицу. – А наяву нет. Но разве это трудно исправить?
– Легко, девочка моя, очень легко… – Я нашел ее горячие губы, и на моих губах остался привкус лесных трав и лесной стихии, которая нас сегодня соединила. Надолго ли?
Чижик безжизненно лежал на пороге. Он за весь вечер не проронил ни звука. И только когда я вышел проводить Лиду, Чижик жалобно заскулил вслед. Мне показалось, он плачет.
Всю дорогу мы шли молча. Я пытался подобрать все нежные слова, которые знал, и даже парочку сумел выдавить из себя, но Лида резко меня прервала.
– Не нужно, – довольно грубо отрезала она. – Ты не умеешь говорить красивые фразы и читать стихи не умеешь. Это и не к чему. Я их за всю жизнь знаешь сколько наслушалась?!
– Сколько? – хмуро спросил я.
Лида мне не ответила. Казалось, она вообще не желает со мной разговаривать.
Мы остановились у дверей пансионата. Из уютного кирпичного здания, окрашенного в розовый цвет, раздавался веселый смех, слышалась бодрая музыка. Там веселились друзья Лиды. И за этими стенами кипела ее жизнь. Девушка прислушивалась к этому смеху, к этой музыке и улыбалась. Ей хотелось скорее туда.
– Ну, пока, – беззаботно бросила она мне на прощанье.
– Ты жалеешь обо всем, Лида?
– Я никогда ни о чем не жалею. Глупо жалеть о том, что уже не исправить. Бессмысленная трата времени, – резко ответила она.
– Мы еще встретимся?
– Не знаю, – равнодушно пожала она плечами. – Почему бы и нет. За этот месяц наши пути могут пересечься не раз. Лес большой.
– Ты меня совсем не любишь? – продолжал допрашивать я ее.
– А разве я когда-нибудь говорила о любви? – поразилась она моему вопросу.
– Тогда как это назвать, если не любовь?! – меня колотило от злости. Я себя еле сдерживал.
– Как хочешь, так и называй! – вызывающе встряхнула она головой. – Можешь – моей прихотью, можешь – солнечным ударом. А еще лучше – ударом молнии, которая в нас так и не попала.
– Я могу и покрепче подобрать слова!
– Пожалуйста, слов на свете много. Но я подозреваю, что выражения покрепче тебе ближе!
– Дура ты! – Терпению моему пришел конец. И я даже вцепился в плечи Лиде и встряхнул ее. – Просто разбалованная дура!
Ее глаза гневно сверкали, пухлый рот был поджат, мне показалось, она меня сейчас ударит. Я ждал этого удара. И вдруг, в одну секунду, так ничего и не сообразив, почувствовал на своих губах горячий мгновенный поцелуй. И в эту же секунду девушка скрылась за воротами пансионата. Она бежала по дорожке, усыпанной розовым гравием. А я тупо смотрел ей вслед. Я абсолютно ничего не понимал. Это непонимание меня и отталкивало, и раскаляло одновременно. Домой, скорее домой. Но я уже чувствовал, как эта волшебная фраза теряет свою силу.
Из оцепенения меня вывел Мишкин голос.
– Эй, Данька, ну очнись же, чего стоишь, как болван.
Пожалуй, в эту минуту я действительно был похож на болвана. Мой бессмысленный взгляд бегал по лицу, фигуре Мишки. И не видел его.
– Ну же, Данька. Чего здесь торчишь! Тоже на танцы пришел? Наконец-то выбрался, дикий медведь!
Постепенно до меня начал доходить смысл слов. Я уже мог разглядеть Мишку. И даже присвистнул от удивления.
– Ты, что ли, Мишка? Ну, тебя не узнать!
Мишка самодовольно покрутился перед моим носом. В новом черном костюме, купленном в честь окончания девятилетки, правда, на вырост, и полосатом галстуке, Мишка казался даже старше своих пятнадцати лет.
– Айда со мной, Данька! Тут знаешь какое веселье! Правда… – Мишка запнулся, почесал за ухом, оглядев меня с ног до головы. – Правда, видок у тебя еще тот…
– Еще тот, – согласился я. – Да, если честно, и танцор я никудышний. А ты иди, веселись. – Я на секунду замялся. – Ну, в общем, если что – заходи. Поболтаем.
– Зайду, Данька, если что. – Мишка лукаво мне подмигнул и тут же скрылся за воротами пансионата.
Я понуро брел по проторенной лесной дороге, уже не спеша домой. Мне опостылел и мой дом, и моя дорога. Я где-то читал, что когда приходит любовь, то острее начинаешь чувствовать мир, природу, запахи, цвет. Я шел по лесу, наполненному самыми разнообразными запахами и играющему самыми удивительными красками. И совсем не чувствовал их и ничего не видел. И все же это означало, что я влюблен.
Вглядываясь в ярко-зеленые, еще мокрые кроны высоких сосен, я видел мокрые крыши высоток Большого города. Я вдыхал свежий лесной воздух – и ощущал запах автомобильной гари. Я шел по сочной траве – и ощущал под ногами пористую дорожку асфальта… Я еще оставался здесь, но мои мысли были уже там. Там, где живет Лида. И мне хотелось туда, в этот непонятный чужой мир, который мне стал так дорог. Потому что я был влюблен.
А следующим утром ко мне заявился Мишка. И мне вновь пришлось делать вид, что безразлично, как прошел вечер. А Мишке пришлось делать вид, что у него нет никакого желания об этом рассказывать. Немного поиграв в эту странную игру, я наконец как можно беззаботнее спросил, как прошли вчера танцы. При этом я очень старательно разливал чай в чашки, словно это занятие являлось для меня самым главным в жизни. Мишка долго не отвечал, поскольку был поглощен чаепитием. В этот момент мне хотелось дать парню подзатыльник, но вместо этого я ласково спросил, как самого дорогого гостя:
