– Не откажусь.
Саша был по возрасту такой же, как и сам Коштяну, пенсионного возраста – за шестьдесят. Большой кабинет его представлял собой необычное зрелище. В нем стояло три письменных стола, заваленных бумагами и еще один стол с пишущей машинкой. В точно таких же кабинетах этажом выше или ниже сидело по несколько человек.
– Саша, ты слышал про новые путевки в Болгарию, как раз следующим летом, – Пал Петрович разгласил самую страшную тайну кремлевских стен, что появились десять свободных путевок в Болгарию, на Золотые пески. Тогда это было безумной роскошью даже для работников Кремля.
– Паша, я мало этим интересуюсь, хотя, знаешь ли, годы берут свое, надо подлечиться.
– Подлечиться хорошо в Чехословакии, в Карловых Варах. Помнишь, в прошлом году была путевка?
– Говорят, там стало плохо. После 68 года нас там не любят, – хозяин кабинета насыпал в кружки чай из пачки со слоном.
– Тебе как, покрепче?
– Нет, нормально.
Во время этого пустого разговора Пал Петрович ворошил глазами груды бумаг, лежащих на всех трех столах.
– Садись пить чай вот здесь, а то у меня тут бумаг навалено. Все время надо что-то переделывать. И за столько лет я ни разу не ошибся. Хоть бы кто оценил!
– Да, Саша работа у тебя – не позавидуешь.
– Вот уйду скоро на пенсию, как они смогут без меня? Никто же не знает, что к чему. – он обвел рукой три горы бумаги на трех столах.
– Не надо про пенсию, рано тебе еще. Без тебя просто пропадут.
В те годы выходить на пенсию было не принято ровно в 60 для мужчин. Высшее начальники государства были все старые, но работали, это давало и негласное разрешение и на работу пенсионеров всех уровней. Годы были тяжелые для молодых, которые хотят пробиться. Старые не уходили, держались до последнего. В вечном споре молодости и опыта молодость в те годы проигрывала с крупным счетом.
Коштяну мешал чай, но смотрел не на то, как плавают чаинки в кружке. Наконец, за дальним от него столом он увидел то, что искал: наспех спрятанную от посторонних глаз бумажку с размашистым росчерком Черненко.
Чем плоха работа чиновника, я уже рассказывал. Старинный черный телефон зазвенел, так, что оба в комнате вздрогнули.
– Это к главному. Паш, посиди пока здесь, чтобы кабинет не запирать.
– А долго? У меня ведь своей работы полно, – соврал обрадованный Коштяну.
– Нет, не долго, это Черненко вызывает, а он так, – на, и пошел исполнять.
– Хорошо, только не долго.
– Я побежал.
Когда шаги Голубкова пропали в кремлевских ковровых дорожках, Пал Петрович подошел к тому самому столу. Аккуратно сдвинул бумаги закрывавшие документ. Это был текст диктора Балашова. Начало вы уже знаете, а концовка была такая:
– Пленум избрал генеральным секретарем ЦК КПСС Черненко Константина Устиновича.
Пал Петрович так же осторожно задвинул бумагу и сел допивать свой чиновничий чай. Мысли в его голове сконцентрировались. Придет Черненко, старый бюрократ, – назначит всех своих. Остается одно – идти к самому Брежневу и просить повышения. Благо сейчас свободно место зама. Его, Коштяну даже не рассматривают, а это обидно. Уж кто-кто, а он-то заслужил! В конце то концов Брежневу теперь уже все равно, а уходить на пенсию лучше с высокой должности. Это Брежнев сам знает и поймет. А не получится, так и так на пенсию – в земле на даче ковыряться. Жалко виноград под Москвой не растет.
Тут примчался с очередной бумагой Голубков, Пал Петрович поблагодарил за чай, вымыл кружку и пошел к себе. А для хозяина кабинета 312 началась большая работа. Надо было все менять.
В тот понедельник Брежневу работалось очень хорошо. Главное решение было принято, все боли и переживания остались позади. И хотя накануне вся страна обмывала новую конституцию, голова работала четко, сердце не болело, даже курить не хотелось.
Дела проходили пачками. По каждому случаю он не вызывал помощников, не спрашивал специалистов не консультировался со старыми друзьями. Он создавал комиссии, давал распоряжения, даже кого-то из своих старых кадров еще по Кишиневу успел повысить в должности. Все шло легко, так легко, что подкрадывалась плохая мысль, а что если так дальше, то еще столько всего можно переделать. Он же не Никита Хрущев и в огороде копаться не собирается. Чем заняться, когда кроме как руководить ты ничего не умеешь и ничего другого не любишь? Но решение было принято и назад пути нет.
Уже к концу рабочего дня попросился Андропов. Он как всегда мягкой, кошачьей походкой прошел большой кабинет.
– Что там у тебя Юра? Если не срочно, то через пару дней к Косте обращайся. Пусть входит в курс.
– Тут кое-что важное, для тебя. Лично. Принес тебе дела на твою Галю. Надо, чтобы ты посмотрел.
Бесстрастное лисье лицо Андропова ничего не выражало. Просто глаза блестели под очками. Он открыл папку, сверху лежало признание какого-то Красовского в том, что Галина Брежнева торгует государственными секретами. Под ним лежали бумаги о спекуляции валютой, ювелирными изделиями и антиквариатом.
– А что ты мне это показываешь? Она уже сама взрослая баба.
– Ты бы повлиял как-то на нее. Тут ведь все статьи расстрельные.
– А она меня слушает что ли? Да и не могу с ней строго. Дочка. Вспоминаю ее, как маленькая была, как болела, не могу ей слова сказать,
Оказывается, Брежнев был сентиментален, оказывается, Андропов это знал.
– Нет, Леня, ты уйдешь, что она Костика слушаться будет? Подумай.
– Костика не будет. Он мягкий, его никто слушаться не будет.
– Надо что-то делать.
– А ты знаешь, что делать?
– За меня не волнуйся, я все сделаю, что могу, даже когда ты на пенсии будешь. Но и я не все могу.
– Не уходить?
– Зачем уходить, когда здоров, и молодым еще фору дашь по работе. У секретаря только что видел, сколько ты за день перелопатил, один, как целый отдел.
– А это правда. – одобрительно кивнул Брежнев и нажал на селектор.
– Черненко мне срочно сюда.
– Я пойду, – опять мягко заговорил Андропов. Я знал, что ты все сделаешь правильно, как всегда, – Обнял Брежнева и поцеловал, как тот любил. И на всякий случай забрал с собой папку.
– Иди, и с Костей Черненко не столкнитесь, а то у него и так удар будет.
– Иду, иду, – и Андропов бесшумно скрылся за дверьми.
К операции «пенсия» Андропов готовился. Беседа, которая только что закончилась, длилась пять минут, но она была не случайно. Всё готовилось не вчера даже, когда Брежнева усилено напаивали вытяжкой из женьшеня, чтобы в понедельник силы его утроились. Начиналось все загодя, когда известному режиссеру Рязанову поручили делать фильм о трудовой старости. После огромного успеха фильмов про советских разведчиков («мертвый сезон», например), которые, говоря современным языком, продюсировал КГБ, Андропов понял, что кино это сила и научился запускать через кино разные темы. Режиссеру Рязанову дали денег, лучших актеров, а талант режиссера у него свой. Какой получился убедительный молодой прохвост Андрей Миронов, выгоняющий на пенсию умного и работящего Юрия Никулина! Получилось, конечно, не то, что хотел Андропов, но фильм достигал своей главной цели – на пенсию после просмотра такого фильма никому не хотелось.
А каких усилий стоило вручение золотой медали ООН за укрепление мира Брежневу!
Только что в сентябре вручали медаль, не для того, чтобы он любовался ей на пенсии.
Андропов понимал, что пожизненное правление Брежнева – его единственный шанс достичь высшей власти. Он не хотел делать ошибку, как его предшественник Берия, который пытался просто вырвать власть. Власть не далась, а Берия сломал шею. Андропов хотел взять власть мягко, чтобы народ его любил, а не называл стукачом.
Кроме кино на стороне Андропова сыграл еще и закон природы. Любой нормальный отец все готов сделать для своей дочери. Спекуляция и любовь к бриллиантам не были сами по себе чем-то страшным. Можно было морально осудить, но на большее это не тянуло.
Хорошо в последнюю минуту случайно подвернулся серьезный эпизод. От разглашения государственной тайны до измены родине один шаг. А это расстрел. Какой же любящий отец согласиться на такое для дочери?
Практически в те же часы профессор Изотов набирал номер профессора Боркова.
Смешное было время – не было мобильных телефонов.
– Здравствуйте, это Изотов. Как дела у вас? Готовитесь к занятиям?
– Здравствуйте! Да, занятия будут, как всегда по пятницам.
Профессора говорили на птичьем языке понимая, что их внимательно слушают.
– Значит в пятницу, как всегда?
– Можете приходить десятого, телевизор посмотрим.
– А в котором часу?
– Я думаю, к семичасовым новостям. Позже трудности с охраной, пропуск некому будет выписать.
– Хорошо, у меня как раз рано заканчивается заседание кафедры. Буду у вас.
– До свидания.
– Всего доброго.
