Пикин понимал, что встреча с сотрудником КГБ неизбежна и что его обязательно будут вербовать. Опыт отмазки от вербовки у него уже был в армии, когда особист предложил рядовому Пикину «стучать». Тогда Пикин прибёг к хитрости, сказав, что он с детства разговаривает во сне. Естественно, особисту такой осведомитель не подходил. На втором году службы от подвыпившего офицера Пикин узнал, что старый особист владеет уже утраченным, в силу появления диктофонов, искусством: в кармане он носил маленький блокнотик и огрызок карандаша. Во время нужного разговора он держал руку в кармане и записывал в своем блокнотике беседу. Он мог это делать как правой, так и левой рукой. Школа!
Пикин знал, что от кагэбэшника ему легко отвертеться не удастся и придётся идти на конфронтацию с неизвестными последствиями. Жизнь готовила испытание, судьба завязывала первый узелок, который будут затягивать мастера, привыкшие к победам над покорным народом.
Пикин решил не говорить партийцам о встрече с кагэбэшником, предпочтя дождаться развязки да и повнимательней присмотреться к руководству партии. Нравился Пикину тихий и рассудительный Юлий Болучев, член координационного совета партии. Внешне он был чем-то похож на Якова Свердлова, чей портрет висел в приёмном покое больницы, в которой работал Пикин. С этим портретом была забавная история. Один из поступивших больных — дедуля лет под девяносто — увидев портрет, иронично сказал: «А я Яшку-то живым видел, когда его рабочие на митинге в Орле булыжниками изувечили. После чего он слёг и помер. А в книжонках пишут, что он на митинге простудился, воспаление лёгких подхватил. Не издох бы в девятнадцатом, его бы всё равно порешил Сталин в тридцать седьмом. Тогда многих жидков постреляли. Врут собаки, всё врут и нонешные врут! Стрелять-то теперь некому — помойку развели… Пора помирать. Устал я, даже говорить не хочу». От этой тирады деда у дежурного врача Нейшлоса Зелика Хаимовича, сына первой волны большевиков, случилась лёгкая истерика.
Дедуля на следующий день умер. Пикин поверил его словам: не было смысла врать ему, уставшему жить. К тому же, родственники сказали, что дедушка служил в секретно-оперативном отделе Объединённого Главного Политического Управления (ОГПУ) и был членом партии большевиков с 1918 года.
В двухкомнатной квартире, приспособленной для штаба Северо-Западного отделения партии «Демократический союз», царила тишина. Болучев, придерживая пальцем очки, вычитывал очередную листовку партии, которую готовили к обсуждению. Рядом с ним сидела его жена, такого же маленького роста и тщедушного телосложения, тревожно поглядывая на своего революционера сквозь маленькие очки. Она не была членом партии, а забежала на минутку взять деньги у мужа на новые очки для сына. Их двенадцатилетний сын сидел в дальнем углу с разбитой губой, грыз ногти и пытался рассмотреть помещение, сильно щуря глаза. Его побили дворовые мальчишки, разбили очки. Перед глазами Пикина была типичная интеллигентная ленинградская семья очкариков. По этому поводу Пикину вспомнилась шутка приятеля, воспитателя в детском саду. Почему в садике половина детей в очках, а другая без? Да потому, что вторая половина забыла их дома.
Пикин дождался, когда отец-революционер освободится от партийных и семейных забот.
— Юрий, я хотел бы с вами поговорить.
— Да, пожалуйста, Андрей, к тому же, я хочу прогуляться — устал сидеть. Они вышли на улицу и побрели по скверику, шурша первой листвой осени. Пикин рассказал Болучеву о своих сомнениях в отношении судимости лидеров партии Рыбкина и Тереховича.
— Насчёт Тереховича я, Андрей, ничего точно сказать не могу, а вот Рыбкин точно за политику сидел. У него и родители сидели за политику, он даже в тюрьме родился, — осторожно ронял слова Болучев.
— Тогда зачем солидным газетам так грубо врать, когда враньё их легко опровергнуть?
— Видишь ли, Андрей, ведь когда антисоветчиков ловят на политической деятельности, им ведь стараются повесить уголовные дела или приписать психическое заболевание. У нас официально политзаключённых нет. Я думаю, что с руководством партии у нас всё нормально. Меня вот наша молодёжь больше беспокоит, как бы чего не выкинули. Ты почти их сверстник, присмотрел бы. Ведь нам с ними работать и ответственность делить.
— Хорошо, в меру свих возможностей присмотрю.
Спокойный и рассудительный тон Болучева пригасил сомнения Пикина. Да и данное поручение старшего товарища приободрило. Пикин не ждал от своего участия в первой антисоветской партии каких-либо дальнейших благ. Он был глубоко уверен, что после падения власти коммунистов Россия пойдет семимильными шагами к своему процветанию. Что не будут русские мужики и бабы гробиться за гроши в колхозах и совхозах, а будут, как европейские или американские фермеры, иметь свою землю и трактора, разъезжать на личных автомашинах. Ему почему-то было жалко именно сельскую часть России. Пролетариат не вызывал в нём сочувствия, может, потому, что он вырос в селе и хорошо знал его нужды.
Опасения Болучева в отношении молодёжи оправдались. Через две недели на собрании было объявлено, что один из молодых кандидатов в члены партии, парень лет двадцати из пригорода, написал на автобусной остановке краской: «Смерть коммунистам!». Автора крайне экстремистской надписи искали кагэбисты области и города. Серьёзность положения осознавали все. Проблему разрешил сам автор несвоевременной надписи, предложив забрать своё заявление в партию и нигде не упоминать о своём контакте с ДС. При этом благородном поступке его пролетарское лицо бунтаря просияло трогательной крестьянской искренностью.
В пятницу майор Сикорин позвонил Пикину на работу и предложил к шести часам вечера подъехать к гостинице «Октябрьская». Пикин уже прошёл ликбез начинающего революционера с помощью старших наставников-партийцев и знал, что на встречу лучше приходить раньше минут на двадцать, чтобы лучше осмотреться на местности, постоять в сторонке. Можно дополнительно собрать немало информации: человек, возможно, назначил встречу ещё кому-нибудь на этом же месте, но пораньше; или с кем-то распрощается перед вашим приходом; подъедет ли на автомобиле и т. п. Пикин не пренебрёг наставлениями, и за двадцать минут до назначенного времени уже стоял в стороне от центрального входа в гостиницу, борясь с мелкой дрожью волнения.
Сикорин приехал на десять минут раньше на своей служебной «Волге» и, оглядываясь, прошёл в холл. Пикин последовал за ним. Майор показал удостоверение администратору, и тот выдал ему ключ. Когда Сикорин повернулся и увидел перед собой Пикина, то вздрогнул от неожиданности. Пикина это удивило.
— Ты? Что так рано? — смущенно произнес майор, вглядываясь в Пикина.
— Боялся опоздать. Я не люблю опаздывать, поэтому всегда выхожу с запасом, товарищ…
Пикин умышленно заставил Сикорина ещё раз поволноваться, пытаясь произнести его звание. В голове и сердце Андрея что-то произошло, когда он увидел, как майор вздрогнул, неожиданно увидев его. Тело Андрея уже не тряслось мелкой внутренней дрожью, оно налилось теплом покоя, а дух медленно наполнялся силой и даже дерзостью. Сикорин как опытный психолог это увидел.
Они молча поднялись в лифте на третий этаж и долго шли по длинному коридору гостиницы, размеренно ступая по вишнёвой ковровой дорожке. Сикорин открыл двери, и они вошли в одноместный номер. Пикин сел в дальний угол на одиноко стоящий стул. Майор зашёл в ванну, включил воду. Сквозь шум Пикин услышал, как щелкнул электромагнит прижимного механизма магнитофона. Сикорин вышел, обнюхивая пальцы рук, сел на кровать, полуразвалившись.
— Мыло вонючее, не люблю индийское мыло, у меня на него аллергия.
Комнату освещала только настольная лампа, окна были наглухо закрыты чёрной бумагой и занавешены тяжёлыми шторами. Обстановка была интимно-фронтовой. Майор долго смотрел на Пикина, затем позвал к себе медленным жестом ладони. Пикин вдруг почувствовал, что волнение и дрожь вновь возвращаются в его тело. Он мог ожидать чего угодно, но не такой ход событий: оказаться в конспиративном номере гостиницы наедине с голубым кагэбэшником. Майор продолжал смотреть на Пикина. Пикин же быстро обдумывал способ сопротивления на тот случай, если майор озвереет. Его взгляд остановился на мощном стеклянном графине, который стоял на журнальном столике на расстоянии вытянутой руки. Сикорин этот взгляд поймал.
— Андрей Романович, пожалуйста, присаживайтесь поближе на этот стул, — бодрым голосом произнёс заволновавшийся майор.
Сикорин не был гомосексуалистом, он решил отыграться на Пикине за дерзость. Да и спокойствие Пикина его начинало раздражать. Но Сикорин лишний раз убедился в правильности своего первого впечатления от встречи с Пикиным, оценив его как воина по духу. И получить по голове графином от потенциального агента он вполне мог, заигравшись в психологических приёмах. Сикорин даже почесал голову и улыбнулся.
