Именно с Сашей не хотела бабка расставаться, да что поделаешь... Надо было Васильевым жизнь налаживать в России.
- Може, ты мне, доча, Сашеньку оставишь? - неуверенно попросила Тоню мать. - Мы тут с ней вдвоем бы куковали...
Тоня покачала головой. Зачем семью делить? Страна распалась, разделилась - и то как больно, а тут родные дочки... Нет, все вместе они поедут...
И поехали.
- Встать, суд идет!
Грохот стульев и шум встающего зала...
Приснилось ли, примерещилось ей это...
- Встать... Суд идет...
Как долго говорит прокурор... Как долго читают приговор... Приговор... Ее мальчику... Родному и любимому...
Катя очнулась от страшного сна. Она почти ничего не понимала. Думать и помнить стало просто невозможно, словно она никогда не умела этого делать. Ночами, чтобы заснуть... да нет, не заснуть, а забыться, провалиться, рухнуть в страшную темень небытия - наверное, именно так умирают, или не так вовсе, не ищи варианты! - Катя забивала уши наушниками плеера и включала радио. "Семь холмов" пели, играли и приговаривали, ласково вещали и, наконец, утаскивали за собой в тьму непроглядную... до утра. А тогда проснешься все равно в слезах и будешь лежать и думать... думать до головной боли, до минуты, когда еле-еле сдержать бы крик... и о чем можно думать, когда не хочется ни о чем... и мысли уже не мысли вовсе, а картинки, переводные из детства, когда ими так все увлекались...
Вчера утром Вера бросилась к Кате с криком:
- Нелька, сволочь, отравила Зою! Мужика не поделили! А все ты виновата! Ты привела к нам в школу на мою голову этих двух англичанок! Подружек неразлучных! Сын тебя просил! А теперь нам что делать?
Катя растерялась.
- Ты что?.. Как... отравила?.. Не может быть...
Но все оказалось правдой.
Испуганные лица учителей, странная тишина в учительской, детям постарались ничего не сказать, да ведь все равно вызнают...
А потом ночью этот сон...
Переводные картинки... Как далеко оно осталось, Катино детство...
В младших классах ее всегда страшил крикливый физкультурник, который на деток плевал и орал на них так, что шведская стенка вполне могла рухнуть на пол от страха и вибрации. Грубил он изощренно и со знанием дела:
- Малютин, негодяй, ты зачем на баскетбольный щиток залез? Ты не дело задумал. Упадешь оттуда, разобьешься - из тебя кишки полезут, и я, физкультурник, скончаюсь от инфаркта! Да еще за гроб платить нечем! Твоим предкам раскошелиться придется.
Когда Катя прошла младшие классы, родители деловито у нее поинтересовались целью жизни, чтобы знать, куда дочь направить дальше уже всерьез. К естественным или гуманитарным наукам ее тянет больше. Катю спросили:
- Какие предметы в школе тебе нравятся больше?
Она четко и честно ответила:
- Русский язык, литература и история!
После этого ее тотчас отдали в математическую школу.
Детская любовь к родителям - это всего-навсего привязанность к людям, которых совершенно не знаешь и не понимаешь. С возрастом все меняется. Совсем неблизкие близкие...
- Школа эта твоя паршивая! Как тебе не надоест?! И что ты там все без конца изобретаешь, Макаренко? Тебя просто выгонят оттуда под жэ коленом? Вот увидишь! Выгонят!
Катя молча сжималась.
Нельзя объяснить, что именно школа отвлекает ее от болезней, что там ей - пусть это странно - становится легче. Что с детьми ей общаться намного проще, чем со взрослыми.
И у нее сейчас все неплохо. Если так можно охарактеризовать ситуацию. Настроение поганое, несмотря ни на что. Сын вырос, радоваться надо, но она уже не в силах заставлять себя улыбаться. А так больше ничего. Ничего интересного. Жизнь словно остановилась - стоишь в листе ожидания. Вот поедем куда-то, вот сделаем что-то, вот тогда... И это тогда - вроде как никогда. А что сегодня? Сегодня дотянуть бы до вечера, и в койку. Десять часов вечера - ее любимое время. Потому что день прошел, и пора спать.
Ищешь хорошее, как кролика в цилиндре фокусника. Кролик, ау, ты где? Нет его, хорошего...
Хотя это у многих. Почти у всех. У тех, кто не справился с этой жизнью, не сумел ее осознать и принять, как должно, а необдуманно решил, что морской берег, где ждала принца юная Ассоль, - наилучшее место существования.
Ладно, не надо загружать, забивать себя тоской. Ничто в целом свете не может нас подкосить, а вот сами мы себя бьем очень больно - страдаем по прошедшему и слишком часто думаем о прошлом. Кажется, очень немногие живут сегодняшним днем - большинство намерено жить позднее. Но пока мы откладываем жизнь на завтра и послезавтра, она незаметно проходит. Истина давняя. Подруги толковали про другие жизни... Да это глупость! Зачем они нам, если мы с одной, Богом даденной, толком справиться не умеем!
Потом время словно разорвалось, расслоилось, рассыпалось, показалось непоследовательным - маленький сын совершенно непохож на сына взрослого. Неужели это тот самый, который не спал ночами, вопил и ревел, не желал расставаться с коляской - ленился ходить, который обожал мягкие игрушки, не любил темноты и скупо общался с другими детишками?..
Катя стирала его обожаемых мохнатых зайцев и собак, развешивала сушить и приговаривала:
- За ушко да на солнышко!
Почему люди так привязаны к этой расхожей истине, что время летит, а жизнь проходит, как один день? Никуда оно не летит, и жизнь идет себе размеренно и неторопливо, как ей и положено. И ее события - ах, это было словно вчера! - были не вчера вовсе, а давным-давно. Оглянешься - сколько лет прошло... И столько всего случилось... Река жизни принесла, прибила...
Получить алименты в суде... Да это ведь невозможно! Ах, ваш муж - творческий человек, член Союза художников? Да вы что! Как мы с него получим деньги? Его гонорары сначала еще надо найти. Вы беретесь их отыскать? Ах, нет?! И мы тоже - нет. Это нереально. Чего же вы от нас хотите? Судебный пристав не может...
И Катя махнула рукой на алименты.
Она всегда очень плохо знала живопись и не любила ее, редко бывала в музеях и на выставках, хотя муж был художником. Впрочем, наверное, именно потому, что он был художником, Катя так плохо и знала живопись...
Позже она стала настоящим мужиком - извратилась - все повадки и привычки, все поведение мужицкое. Или ей так только казалось? Но казалось упорно.
А Платоша лет до трех был уверен, что "папа" - нет такого слова...
С будущим мужем на первом свидании вышел казус. Володя мучился насморком, но хотел скрыть это от Кати и без конца наклонялся, чтобы завязать шнурки. Что же это за шнурки такие? Катя начала беситься. Неужели нельзя завязать толком или купить другие? Оглянулась: ухажер вытирает нос. Может, стоило тогда Володю оставить вытирать нос дальше? Оставить с носом... Примитивная игра слов. Банально до омерзения.
И все это смешно и грустно... И не очень прилично. Но факт...
Был у юной Кати в жизни один случай... человек звал ее к себе на интимное свидание и явно строил планы и на дальнейшее. Она собиралась идти, и парень нравился... Но не пошла. Застеснялась. Чего? Смешно и стыдно сказать... На ней в тот день оказались дурацкие трусы. Желтые панталошки в крупный горошек. И она испугалась, что их увидит мужчина... Позорище. И никуда не пошла. А он воспринял это как отказ - да как еще он должен был это воспринять? И пропал... Больше они не виделись, у него другая судьба, и у Кати тоже. Своя семья, развод, сын Платоша... И муж после развода, предрекающий:
- Ну, парня ты, конечно, ухайдакаешь!
Но иногда Катя вспоминала тот случай - далекий-далекий... И вздыхала, и думала: как все это нелепо и ненужно - юношеские страсти, панталончики... Жизнь не может состоять из этих мелочей. Но ведь состояла...
На углу Петровки был магазин женской одежды. Его прозвали "Смерть мужьям". Подруга Вера туда часто заглядывала, а потом вдруг словно ненароком сообщала:
- Кать, тебе нужен предмет?
Так Вера называла панталошки или трусики.
- О-очень приличный, беленький... и все размеры есть... Бежим?
И они мчались. Пока не расхватали. В стране неуемного дефицита нужно очень хорошо ориентироваться и быстро бегать.
Вера удивительно легко втерлась к Кате в доверие, завоевав и подчинив ее сумрачную и смятенную душу. И Кате даже стало казаться, что это счастье - такая подруга.
Перед очередным выходом в свет, то бишь на какой-нибудь вечер или в театр, Вера всегда просила Катю зайти за ней. И ныла, и капризничала, и умоляла...
- Что-то я так боюсь... не знаю прямо, что надеть... Ты мне посоветуй, Котик, что выбрать, а то в прошлый раз я, по-моему, была чучело чучелом. А сегодня как раз собирался прийти Никита... ах! - Вера поднимала светлые глазки к потолку. - Он тебе не нравится? - и ревниво смотрела в упор.
Катя улыбалась.
- Нет, не нравится. То есть не в том смысле... Он милый. Но не мой вариант.
Вера успокаивалась.
Сцена повторялась с завидным постоянством. Только менялись мужские имена.
Главным Вериным пристрастием было зеркало.
