– А не кажется ли вам, милейший, что картина похожа на «Черный квадрат» Малевича? – ехидно заметил низкого роста старик в очках, распываясь в улыбке.
– Совсем не нахожу сходства, – моментально ответил Афанаскин, словно догадываясь, что кто-то из посетителей выставки задаст подобный вопрос, – разве что черный цвет на обоих картинах. Но… но разве дело только в одном цвете? На картине Малевича не нарисована карта, только всё черное.
Наконец, молчащий дотоле Подпевалов соизволил вставить свое веское слово:
– М-да, ну и выставка у вас!.. Попахивает экстремизмом…
– Чем, чем? – обомлел Афанаскин, с удивлением уставясь на важного и мрачного Подпевалова.
Но Афанаскину никто не ответил.
– Чем, чем попахивает? – в надежде услышать ответ повторил вопрос художник, уставясь на Подпевалова, но Подпевалов ничего не ответил, показав художнику свою широкую спину и следуя вместе с молодящейся дамой к выходу.
– Экстремист! – выкрикнул депутат из партии «Единое Новопотемкино», услышав мнение председателя своей партии. – Вы оказывается экстремист! – вновь повторил депутат, подходя к Афанаскину и тыча почти ему в лицо свой указательный палец правой руки.
Но Афанаскин игнорировал этот выкрик, усмехаясь и отходя от депутата подальше.
– А что значит название вашей картины «Кляп во рту»? – крикнул вдогонку художнику депутат, покраснев от злости.
К кричащему депутату подошли двое охранников вместе с администратором выставки, вежливо попросив вести себя потише.
Алексей заметил в толпе зрителей своего коллегу по работе, редактора местной газеты «Новопотемкинские новости» Лену.
– Привет, Лен! – поздоровался с ней наш герой, улыбаясь.
Лена обернулась, пряча в сумочку записную книжку с ручкой.
Это была лет двадцати трех миловидная девушка среднего роста с широкими голубыми глазами. Алексею нравились блондинки с голубыми глазами, а Лена была именно такой блондинкой, с приятной улыбкой. Конечно, она не так часто улыбалась, как наш главный герой романа, но старалась улыбаться часто на работе, особенно, когда рядом был Алексей.
Увидев Алексея рядом на выставке, Лена улыбнулась, начав быстро говорить и смеяться, как и все девушки, которым нравится мужское общество и внимание. Вдобавок ко всему Алексей ей нравился с первых минут, когда он только появился в редакции газеты.
– Как впечатление? – поинтересовался Алексей.
– Ты знаешь, Алеш, все картины нарисованы хорошо, да… Но все они с авторским подтекстом, так бы я сказала, – произнесла Лена, продолжая осматривать картины и медленно прохаживаясь с Алексеем. – А ты какого мнения? Как я полагаю, тебе должно понравиться, ведь ты не коммунист и не член партии «Единое Новопотемкино».
Алексей кивнул в знак согласия.
– Я угадала, – обрадовалась Лена, улыбаясь и глядя влюбленными глазами на Алексея.
Появившиеся несколько парней и девушек в красных футболках с надписью «Свои» громко выражали свое недовольство, не считаясь с мнением окружающих:
– Ну, гляди, он нашу страну в черный корсет одел!
– Позор это, а не выставка!
– Выбросить все картины в унитаз!
К удивлению зрителей администратор стоял неподвижно, словно не слышал громких возгласов молодых людей.
Охранники тоже стояли, не двигаясь.
Дверь в художественный салон с шумом распахнулась, после чего Алексей увидел группу людей в черных масках, черной униформе и с автоматами.
– В чем дело? – только и успел выговорить администратор, как его схватили за руки, словно он преступник.
– Где художник? – Вопрос задал человек в штатском лет тридцати с короткой стрижкой.
Лицо его было непроницаемо, а ледяные глаза ничего не выражали, пристально глядя на испуганного администратора.
– Но что случилось? – воскликнул администратор, пытаясь вырваться из цепких рук неизвестных в черных масках. – Кто вы такие и что хотите?
– Я спросил тебя, где художник? – холодно повторил вопрос человек в штатском, вскидывая нервно левую бровь.
Афанаскин, услышав шум и разговоры о художнике, подошел к людям в черных масках и с автоматами, представился, пытаясь сохранять спокойствие, что ему удавалось не легко.
– Собственно я – художник, если меня вы ищете, – произнес Афанаскин, – и что…
– Фамилия? – тут же перебил художника штатский.
– Афанаскин Глеб Иванович, – ответил художник, – но почему меня перебива…
– Кто дал вам разрешение выставляться? – словно на допросе, продолжал человек в штатском.
Короткая пауза.
Афанаскин хмыкнул, покачивая головой.
– Вы не слышали мой вопрос?
– Нет, я всё прекрасно слышу и всё вижу, если хотите это знать… Сначала отпустите моего администратора, зачем его держать, как преступника и…
– Молчать, когда вас спрашивают! – перебил нервно художника человек в штатском. – Отпустить этого, – распорядился он, показывая на администратора.
Неизвестные в черном отпустили администратора, после чего тот быстро отошел в сторону, вздрагивая.
– И я вижу, – продолжал, поражаясь своей смелости Афанаскин, стараясь в этот момент не глядеть на людей в черном, – как вы сейчас в масках ворвались на нашу мирную выставку с автоматами, будто мы преступники…
– Молчать!.. – взревел человек в штатском. – К нам поступил сигнал: выставка экстремиста, поэтому мы здесь. Заодно мы проверим вашу финансовую отчетность.
– Какой я экстремист, господа? – удивился художник. – И как вы с автоматами будете проверять мои финансовые бумаги?
– Вы опять стараетесь спорить с нами? – недовольно произнес человек в штатском.
– Я даже не знаю, с кем говорю сейчас и…
– Молчать! – снова перебил Афанаскина человек в штатском.
– Маски-шоу началось, – вырвалось у Алексея.
Лена вздохнула, тихо говоря Алексею:
– Это Подпевалов их прислал.
Алексей кивнул, соглашаясь с ней:
– Да, больше некому.
Администратор выставки подошел к человеку в штатском, спрашивая его:
– А кто вы и на каком основании врываетесь и собираетесь здесь что-то проверять?
– Гм, я не обязан тебе докладывать, – высокомерно ответил администратору человек в штатском, даже не смотря в сторону администратора.
После этого человек в штатском повернулся к опешившим зрителям, громко объявляя и пытаясь говорить чуть мягче, чем ранее, что у него получилось с трудом:
– Итак… Всё, господа-товарищи! Выставка сейчас закрывается.
– Но почему? – выкрикнул кто-то из зрителей.
– Мол… – попытался сказать человек в штатском, но вовремя остановился, понимая, что нельзя всем грозить и пытаясь ответить помягче: – Прошу вас меня не перебивать, хорошо? Если будет решено выставку вновь открыть, будет объявлено в прессе. Прошу быстро всех разойтись!
Да, уважаемый читатель, когда главный аргумент в дискуссии или споре, – это пистолет или иное огнестрельное, холодное оружие, ракета с боеголовками, бомба, то все споры и дискуссии, сомнения быстро заканчиваются, а порой и чаще всего даже не начинаются…
Зрители молча пошли к выходу, стараясь не смотреть на неизвестных в масках.
Молодые люди в красных футболках с надписью «Свои» улыбались в отличие от остальных зрителей, подходили к людям в масках и одобрительно похлопывали их по плечам.
– Всё, представление «Маски-шоу» закончилось, картины увезут, – подытожил Алексей, посмеиваясь.
– И куда увезут? – спросила его Лена, пытаясь незаметно заснять неизвестных с автоматами и Афанаскина рядом с ними.
– Не знаю… – как-то неопределенно ответил Алексей. – Потом будет объявлено по нашему зомбиящику: сегодня была закрыта выставка художника Афанаскина в связи с его экстремистской деятельностью и неуплатой им налогов.
– Откуда ты знаешь про налоги? – спросил Максим.
– Смотри сегодня вечером новости, – произнес Алексей. – Ведь в последнее время у нас почти всегда один ответ: «Ничего личного, господа, только бизнес».
Вечером в девятнадцать часов местная телекампания «Наше зрение» очень кратко упомянула о закрытии выставки Афанаскина в связи с неуплатой им налогов.
Директор местной телекомпании «Наше зрение» Миловидов с самого начала рабочего дня был не в духе. Обычно добродушный и веселый Миловидов сегодня сидел, насупившись, сосредоточенно читая записку от мэра Горемыкова.
Это был среднего возраста человек с редкими светлыми волосами, зачесанными назад. Бледное лицо с рядом морщин, которые появлялись в последнее время все чаще, усталый взгляд, частые вздохи, отеки под глазами, нервная дрожь пальцев рук, частое употребление спиртных напитков на работе, – всё свидетельствовало о частых нервных срывах, переутомлении. Конечно, он мог бросить эту хорошо оплачиваемую, но такую беспокойную работу директора телекомпании, но тогда куда бы он пошел? Как известно, сейчас по профессии почти никто не работает, и наш Миловидов тоже не являлся исключением из общего правила. Ранее он окончил с большим трудом школу, поступил в один колледж, который бросил через месяц после поступления. Стал работать охранником в продуктовом магазине. Вспомнив свое увлечение музыкой, игру на гитаре, он вступил в группу «Авоськи», пытался зарабатывать на концертах. Знакомые посоветовали ему обратиться к директору телекомпании «Наше зрение», предварительно переговорив с этим директором, человеком уже пенсионного возраста и старой закалки. После той знаменательной встречи Миловидов был оформлен музыкальным ведущим телепрограммы «Музобозрение», причем, название своей будущей программы придумал сам Миловидов. Старый директор не удивлялся отсутствию у Миловидова музыкального образования, как и какого-либо другого, если не считать, конечно, школьного образования; он хотел помочь молодому человеку, пытавшемуся, как объяснил сам Миловидов на той встрече, найти свой путь в жизни, благо жизнь молодая только начиналась и поступить и окончить музыкальное или другое учебное заведение было совсем не поздно и даже очень нужно. Но потом, став ведущим на телеканале, Миловидов забыл свое обещание учиться дальше, стараясь лишь появляться в местной газете или ряде центральных журналов страны со своими цветными разнообразными фотографиями.
