Наблюдать за тем, как Тайсон затевает мордобой — одна из традиций нашей школы. Лично я никогда не стремился померяться с ним силами. Как я уже говорил, Тайсон дрался точно дикий зверь, мне такой стиль не по нутру. При одном только взгляде на этого парня становилось ясно, что с ним что-то неладно: глаза его вечно блуждали где-то далеко, как будто он вовсе тебя не видел, а взлохмаченные сальные вихры производили отталкивающее впечатление; казалось, им никакая расчёска не в силах помочь. Тайсона определённо нельзя было назвать мечтой любой мамочки.
Мистер Грин увидел начавшуюся свалку и бегом кинулся разнимать. Мистер Грин — заместитель директора школы, а вдобавок ещё и завуч по воспитательной работе; тяжёленькая должность, скажу я вам, если принять во внимание, сколько в нашей неполной старшей задиристых ребят.
Мистер Грин вмешался в драку (которая, в общем, и на нормальную драку-то не была похожа; скорее на сцену из ужастика, в котором Тайсон изображал из себя «тасманийского дьявола»[7]), и весь коридор разразился аплодисментами и хохотом: Тайсон продолжал бороться с завучем. Я тоже немного посмеялся — говорю же, традиция школы.
Мистер Грин держал Тайсона мёртвой хваткой, тот вырывался, как одержимый, а потом выпалил в завуча целым залпом таких слов, которые я не хочу здесь повторять; при этом он дышал, как бык, собирающийся броситься в атаку.
— Вы знаете, что он сделал? — проорал Тайсон Грину.
— Что он сделал, Тайсон?
— Он сказал, что я отрыжка!
Я не смог сдержаться — расхохотался. Не над тем, что Тайсон сказал, а над тем, как он это сказал — с каким остервенением он растянул: «Атр-р-р-рыш-шка».
Хохотали все, но я, должно быть, громче всех, потому что Тайсон вырвался из объятий Грина и бросился ко мне.
— Ах тебе смешно, да?! — завопил он, воздевая кулаки с явным намерением пустить их в ход.
— Только тронь меня, Тайсон — клянусь, я тебя раскатаю в блин! — сказал я. — Подвешу за лодыжки над медвежьим капканом!
Услышав такое, Тайсон озадачился. Он взглянул на меня своими шальными глазами, видимо, пытаясь прочувствовать, каково это — висеть вниз головой над медвежьим капканом. На долю секунды мне стало его жалко: чокнутый пацан, над которым все ржут. Как это, должно быть, ужасно. Мне даже захотелось сказать что-то типа: «Да ладно тебе, Тайсон, ты не отрыжка, расслабься!» — лишь бы ему стало полегче, но все вокруг буквально зашлись от смеха, и Тайсону ничего не оставалось, как сбежать с поля боя.
Грин воззрился на меня с выражением, которое словно говорило: «Медвежий капкан? Я тебе сейчас покажу медвежий капкан! Целься! Пли! Паф-паф!» — а потом устремился вслед за Тайсоном.
Словом, школа как школа, ничего не изменилось.
Как только прозвенел звонок на классный час, за моей спиной прозвучал голос:
— Джаред, задержись на минутку, мне бы хотелось с тобой поговорить.
Я сразу узнал этот голос. Обернувшись, я увидел тренера Шулера. Вам, наверно, знакомо чувство: вот сейчас произойдёт что-то замечательное, и у вас сердце замирает, а позвоночник словно пробивает током? Именно это и случилось со мной сейчас. С чего бы это тренеру отзывать меня в сторонку и заводить разговоры, если у него нет для меня доброй вести о капитанстве?
— Привет, тренер! — бодро сказал я. — А что такое?
— Поговорить время есть?
— Конечно.
— Хорошо. Пошли в мой кабинет?
Мы проследовали по коридору в спортзал — там было куда тише. В пустом громадном помещении наши шаги отзывались гулким эхом. Здесь было холодно и едко пахло лаком для пола. Мы вошли в кабинет тренера.
— Присаживайся, — сказал он, подхватил свой блокнот и впился в него взглядом; потом уселся на стул с другой стороны письменного стола. — Я подвёл итог голосованию.
— Да? — сказал я, старательно делая вид, что мне безразлично.
— Голоса распределились с весьма незначительной разницей.
— Да?
Он оторвал взгляд от блокнота. Я ничего не мог прочитать по лицу тренера — его умению владеть своей мимикой позавидовал бы любой игрок в покер; ты бы в жизни никогда не догадался, что у Шулера на уме. Он помолчал — чтобы подразнить меня. Я не играю в покер, у меня все мои чувства на лице написаны. Я опустил руки на колени и так крепко сцепил их, что костяшки побелели.
— Джаред, прости, но выбрали не тебя.
Сперва мне показалось, что я его не расслышал. Пальцы мои по-прежнему были крепко сплетены, как будто от этого смысл сказанного тренером мог как-то измениться. Я не дышал. Но тут слова Шулера наконец достигли моих ушей и проникли в мозг.
Вам, наверно, известно это чувство — как будто ещё десять секунд, и тебя стошнит? Хотя, конечно, блевать я не собирался, но чувство было именно таким, и оно ещё долго не покидало меня.
До того, как тренер обратился ко мне в коридоре, я был морально готов к поражению, но когда он позвал меня в свой кабинет, я проникся уверенностью, что выиграл. Почему он просто не дал мне самому всё узнать из объявления на доске?! Я бы не пал духом; ну, прочитал бы и пошёл своей дорогой, особенно не расстраиваясь. Но тренер подал мне надежду, и теперь я не мог просто повернуться и уйти; мне пришлось сидеть здесь и переживать своё унижение у него на глазах.
— Как я уже сказал, — продолжал Шулер, — борьба была равной. Вы с Остином всё время шли, что называется, ноздря в ноздрю.
Он принялся крутить блокнот в пальцах. Это у него привычка такая, он вечно что-то крутит в пальцах: если не блокнот, то свисток, если не свисток, то очки.
— Послушай, — проговорил он, — я знаю, как тебе хотелось стать капитаном. Ты большой трудяга, и поэтому я хочу предложить тебе кое-что. Как второй по результатам, ты можешь рассчитывать на особое положение, поэтому я назначаю тебя помощником тренера.
— Помощником тренера? — переспросил я. Для вас это, возможно, и звучит не так уж плохо, но вы должны понять одно: помощник тренера — это должность для пацана помладше, который не настолько хорошо бегает, чтобы включить его в команду. С тем же успехом тренер мог бы сообщить, что назначает меня на роль талисмана команды. Помощник тренера!
— Верно.
— И в чём будут заключаться мои обязанности?
— Отмечать присутствующих, выдавать снаряжение, всё в таком духе.
Ну и что я должен был на это ответить? Остину достанется вся слава и власть капитана команды, а я буду, так сказать, выполнять обязанности прислужника. Я попытался изобразить энтузиазм, но получилось плохо, и тренер увидел разочарование в моих глазах. Я не играю в покер.
— Спасибо, — сказал я.
— Не похоже, чтобы ты был доволен.
— Нет, я доволен. Просто немного огорчён, что не стал капитаном. Вот и всё.
— Конечно, я понимаю. Можешь побыть здесь ещё несколько минут, если хочешь. Я дам записку, чтобы тебя не ругали за опоздание на классный час.
— Да нет, не надо, всё нормально.
Уверен — тренер понял по моему тону, что всё вовсе не нормально. Я не играю в покер.
— Послушай, — сказал он, — ведь ещё будет старшая школа.
— Да, верно, — согласился я, думая о том, что и в выпускном классе старшей школы Остин-Спесь по-прежнему будет у меня выигрывать. — Спасибо, — повторил я.
— Всё, что могу, Джаред. Ты хороший парень. Сожалею, что так получилось.
— Не надо меня жалеть. Я не хочу, чтобы вы меня жалели.
— Я только хотел сказать, что иногда жизнь упорно показывает человеку средний палец. Я знаю — ты заслуживаешь лучшего.
— Спасибо, — проговорил я в тысячу двухсотый раз.
— Тогда увидимся сегодня на тренировке?
— Да.
— Приди пораньше, — предупредил он. — Ты должен будешь отметить присутствующих.
* * *
Я вышел из спортзала. Коридор был пуст, если не считать одного человека: перед входом в зал стоял Остин-Спесь собственной персоной. Не говорите мне, что это произошло случайно.
— О, ты уже побеседовал с тренером? — спросил он.
— Да.
— Так что ты уже знаешь, что я выиграл?
— А ты откуда знаешь?
— А он сначала побеседовал со мной, — сообщил Остин. — Не думаешь же ты, что он сперва сказал тебе, а потом уже мне, а?
Он ждал от меня ответа, но я молчал.
— Думаю, тебе понравится быть секретарём команды, — произнёс он.
— Помощником тренера!
— Ну да, ну да, но на самом деле это просто секретарь. Не волнуйся, уж я постараюсь загрузить тебя работой — будешь делать массу заметок на память, — сказал он, покатываясь со смеху. — Может, когда-никогда придёшь ко мне домой? Мне нужен человек — отвечать на телефонные звонки.
Я повернулся и пошёл прочь по коридору. Он последовал за мной, плавно скользя по натёртому полу в своих «аэропедах». Меня так и подмывало наступить на них и оставить миленькие серые отпечатки своих подошв на их белоснежных мысках.
— Я не секретарь, — сказал я.
