Вы извините меня, детишки, но в действительности несколько ночей, проведенных в постели с совершенно незнакомыми людьми, или полная отключка мозгов с помощью чистейшего ЛСД — это самое лучшее, что у вас может быть в жизни. Забудьте о своем желании устроиться на работу в «Google» или накопить деньги для открытия какой-то фирмочки. Найдите лучше себе хорошую травку, забейте косячок и поймайте кайф, а тогда уже и начинайте поиски великой идеи по созданию собственной компании.
Я так долго все это рассказываю, чтобы вы поняли, что вернувшись домой с матча по фрисби, я первым делом поднимаюсь к себе в кабинет, ставлю диск Леонарда Коэна и поджигаю в чаше красноватые шишки. Это спелый натуральный продукт в стиле 1970-х годов, а не какая-то вызывающая паранойю хреновина, выращенная на гидропонике, от которой только хочется залезть под кровать и спрятаться. Их специально выращивает для меня один кореш в Орегоне, который умеет контролировать нужное содержание ТГК.[5] Действительно отличная штука.
Я уже чувствую, как на меня начинает накатывать, но в это время звонит телефон. Это Ларри Эллисон, который просит меня включить телевизор. Телевизор — это мягко сказано. У меня стоит невероятно огромный плазменный экран со сверхвысоким разрешением, который будет хитом на рынке в ближайшие два года.
В новостях CNN показывают, как федеральные агенты выводят нашего друга Джеффа Эрнандеса в наручниках из собственного дома в Вудсайде. Вся эта сцена снята на камеру с вертолета. Я не могу поверить своим глазам. Ведь Джефф — глава компании «Braid Network». У него жена и четверо детей. Он регулярно посещает церковь.
Репортер «Fox News» рассказывает, что Джеффа обвиняют в двенадцати эпизодах мошенничества.
— Они уже обложили и некоторых других, — говорит Ларри, — его главного финансиста, юрисконсульта и пару членов правления. Все обвинения основаны на анализе финансовых документов. Там обнаружены ошибки отчетности. Слушай, приятель, это хуже, чем я предполагал. Попахивает большим дерьмом.
Когда он вешает трубку, я выключаю телевизор, выхожу во двор и пытаюсь проделать несколько упражнений тай-чи, но у меня трясутся ноги, и я не могу удержать позу.
Итак, мне страшно. Я знаю, о чем вы думаете, но дело совсем не в том, что в камере меня поимеют в задницу. Конечно, я не отношусь к любителям таких острых ощущений, но подобные вещи, на мой взгляд, случаются обычно в исправительных заведениях, где сидят всякие цветные отбросы общества. У меня нет предубеждений против каких-либо этнических или социоэкономических групп, потому что я истинно верующий буддист, а не расист и не фанатик какого-то другого толка. Но давайте взглянем правде в глаза: если вы посадите в тюрьму кучу белых бизнесменов, они не будут трахать друг друга в задницу. Они подождут, пока выйдут на свободу, и будут проделывать это друг с другом, как всегда, метафорически.
Что меня действительно пугает, так это то, что меня вышвырнут из моей же компании. Такое со мной уже случалось в восьмидесятые годы. «Apple» попал в полосу неудач, и все грехи свалили на меня. Когда меня уволили, я чуть не умер. В буквальном смысле слова.
Мой психотерапевт уверяет, что это следствие моего сиротского детства. Мол, тот факт, что мать отказалась от меня, нанес мне душевную травму.
«У вас в душе образовалась рана, — говорит он, — огромная пропасть, которую вам никогда не заполнить, как бы вы ни старались. У вас есть потребность доказать своей матери, что она совершила ошибку, отказавшись от вас. Поэтому вы работаете, и работаете, и работаете. Вы никогда не останавливаетесь. Но чего бы вы ни достигли, этого не хватит, чтобы заполнить пропасть. В то же время вы не в состоянии остановиться. Ведь вам кажется, что в этом случае вы умрете. Просто прекратите существовать. Вы станете никем. Вы снова превратитесь в того маленького мальчика, который прятался под кроватью, узнав, что он неродной сын. Вам захочется снова стать невидимым. Если вы потеряете работу, то в выигрыше будет ваша мать, а вы проиграете. Окажется, что она была права, отказавшись от вас в роддоме».
Я думаю, что за двести пятьдесят долларов в час этот хмырь мог бы относиться ко мне и поделикатнее. Но в общем он прав. Именно это я и чувствую. Мне кажется, что я умру, и это меня пугает.
Да, в прошлый раз, когда компания меня уволила, я выжил. Но на этот раз у меня такой уверенности нет. Мне уже пятьдесят один год. У меня был рак, и я уже не тот, что прежде.
Ведь даже в прошлый раз я чуть было не умер. Мне было тридцать лет, и я жил один в своем коттедже в Вудсайде, где не было никакой мебели, кроме громадной стереосистемы и подушек на полу. Я месяцами совершенно ничего не делал, только накачивался каждый день ЛСД. В тот раз я установил рекорд по продолжительности приема — четырнадцать дней подряд. И поверьте, это изменило мою жизнь. Я прошел через все восемь стадий, описываемых в психологии, — злость, отрицание, опять злость, потом еще больше злости, потом ярость, мстительность, еще больше злости и, наконец, отмщение.
Именно в тот момент, когда я решил отомстить этим жополизам, которые вышвырнули меня из компании, и началось мое исцеление. Я переманил к себе лучших инженеров из «Apple» и основал новую компанию «NeXT», поставив перед собой цель создать самый совершенный компьютер в мире. И мы его сделали. Правда, была одна проблема: эта машина стоила десять тысяч баксов. Но когда «Apple» пошел без меня ко дну и совет директоров начал умолять меня вернуться, я захватил с собой все программное обеспечение из «NeXT». Оно стало основой нашего нового компьютера «Macintosh», который спас компанию.
С тех пор я одарил мир еще многими замечательными устройствами и программами, которые заново пробуждают в людях детское ощущение чуда. Я изобрел iPod во всех его реинкарнациях и музыкальный магазин iTunes. Я создал музыкальную систему hi-fi и устройство, чтобы крутить кинофильмы по телевизору. Скоро я выпущу на рынок самый совершенный телефон из всех, какие когда-либо создавались.
А что случится с миром, если Джобс вдруг выйдет из игры? Могу дать подсказку: «Microsoft». И это очень пугающая перспектива.
В полночь раздается звонок телефона. Это снова Ларри, и по его голосу слышно, что он напуган еще больше, чем я. Он рассказывает, что забрали шестерых руководителей фирмы «Braid» и еще двух членов совета директоров — Барри Лангера из компании «Greylock» и Питера Майкелсона из «Menlo».
— Ну, с этими-то двумя все ясно, — говорит Ларри. — Первостатейные сволочи.
Он отвлекается на секунду, чтобы сделать затяжку из кальяна. У Ларри потрясающая коллекция кальянов. Он покупает их через интернет. Один из них был изготовлен еще в 1960-е годы и, по слухам, принадлежал самому Джерри Гарсии.
— Так вот я и подумал, что надо бы как-то отвлечься, — говорит Ларри и начинает по-идиотски хихикать. Это верный признак, что его уже разобрало. — Ты как, готов? Тогда я скажу тебе только два слова: крысиный патруль.
— Да брось ты, — вздыхаю я. — Мне работать надо.
Это, конечно, ложь. На самом деле я уже в тысячный раз перечитываю «Сиддхарту».
— Стив, я серьезно. Давай оттянемся.
Крысиный патруль — это такая игра, когда мы среди ночи едем на «Хаммере» Ларри в город и курсируем там по злачным кварталам в вязаных шапках с прорезями для глаз и камуфляжных костюмах, стреляя по педикам. За каждое попадание даются очки плюс бонусы, если мы подпустим их как можно ближе к «Хаммеру», прежде чем выскочим и откроем огонь. Мы уже проделывали это много раз, и, должен сознаться, это действительно смешно, особенно когда педик наложит себе в штаны и удирает с криком и руганью. Ларри обычно целится в голову, стараясь сбить парик.
Мы научились этой игре у Арнольда,[6] который и изобрел ее вместе с Чарли Шином и еще парой ребят из Лос-Анджелеса. У них она называется «коммандос». Но мы с самого начала стали называть ее «крысиный патруль», потому что обычно ведем огонь через задние двери «Хаммера», как пулеметчик в старинном боевике «Крысиный патруль».
Как-то раз Арнольд заехал к нам в долину, навещая Т. Дж. Роджерса, и они прихватили нас с собой на охоту. Арнольд использует не водяную пушку, а краску, но я, честно говоря, считаю, что это немного жестоко, потому что шарики с краской при попадании причиняют довольно сильную боль. Водяная пушка намного гуманнее.
Арнольд сказал, что у нас полный карт-бланш, и даже если нас арестуют, он гарантирует, что вытащит нас из тюрьмы. И в этом весь Арнольд. Ларри говорит: «Да, он, конечно, республиканец, но не совсем настоящий».
— Так ты согласен или не согласен? — спрашивает Ларри.
Я только вздыхаю в ответ.
— Послушай, парень, — говорит он, — меня начинает беспокоить твое состояние.
И меня внезапно охватывает странное и необъяснимое желание заплакать. Возможно, это от шишек. Они иногда настраивают меня на слезливый лад. К тому времени, когда мы вешаем трубки, у меня уже полные глаза слез. Я встаю и смотрюсь в зеркало. Это одно из моих самых любимых занятий. Зеркала у меня висят повсюду. Я смотрю на себя и думаю: «Джобсо, чувак, да что с тобой такое, черт подери? Вспомни, кто ты. Возьми себя в руки».
