— То есть вы хотите спросить, христианин ли я? Да, христианин. Но я все время об этом забываю.
— А почему вы разочаровались?
— Куда бы я ни пошел, все старались меня обобрать. Христиане, мусульмане, евреи. Как сговорились.
— А что вы хотите? Разве не в этом городе ваш Бог изгонял менял из храма? С тех пор ничего не изменилось.
Том улыбнулся:
— Но я надеялся, что почувствую что-то особенное.
— И не почувствовали?
— Только сначала. Я вышел из самолета в очень большом воодушевлении. Но затем, вопреки ожиданиям, я так и не почувствовал, чтобы моя вера окрепла. Там, на улицах, все было как-то странно… Или она и не должна была окрепнуть?
— Вера? Вера, месье, — это мостик между нашей надеждой и нашей действительностью. Если его так легко разрушить, то из чего, спрашивается, он был построен?
— А вы верующий? Вы правоверный иудей? Давид, откинувшись в кресле, поднял указательный палец:
— Когда у меня хорошее настроение — да. Когда у меня есть хороший кофе, свежие булочки и приятный собеседник, вроде вас. А куда вы нацелились отправиться сегодня? — спросил Давид, убирая невидимую доску для игры в нарды.
Том рассказал ему о своей подруге Шерон и, сообщив ее адрес, спросил, еврейский ли это район.
— Разумеется. Арабы там не живут.
— Знаете — прошу прощения, конечно, — но я не всегда понимаю, еврей передо мной или араб. На улицах полно голубоглазых рыжих евреев и смуглых евреев с карими глазами. Но ведь евреи вроде бы отдельная, самостоятельная раса. Как это объяснить?
Давид только вскинул руки и закрыл глаза. По-видимому, это был один из запрещенных вопросов при игре в триктрак. Том сменил тему и рассказал о встрече со старухой-арабкой. Давид выслушал его с большим вниманием.
— Это было в христианском квартале?
— Не знаю. Может быть, я забрел и в арабский. Женщина-то была, я думаю, арабкой. Я испугался, приняв ее за какое-то привидение, но, возможно, она всего лишь хотела вытянуть из меня деньги, показав какую-то археологическую древность.
— Скорее всего, — согласился Давид.
Однако Том не собирался позволять Иерусалиму нагнать на него страх. Он еще толком и не видел его, ведь Старый город, представлявший собой настоящий лабиринт узких улочек площадью в квадратную милю, был напичкан археологическими и религиозными достопримечательностями. Он хотел нырнуть в его глубины и исследовать потайные уголки, ощутить себя в самой его сердцевине.
Кейти мечтала побывать здесь, но мечта ее так и не сбылась.
Может быть, этот город действительно хранит некий великий секрет? Крестоносцы считали Иерусалим центром мира, родиной трех религий, которые захлестнули весь земной шар, как волны морского прибоя; он был яблоком раздора с незапамятных времен и вплоть до настоящего момента. Он стоял, сотрясаемый столкновением Европейского, Африканского и Азиатского континентов. Европа и Африка были двумя широко расставленными ногами, а Азия — зубастыми челюстями исполинского Щелкунчика, пытавшегося расколоть горько-сладкий иерусалимский орех.
В этом месте все-таки было что-то почти осязаемо изливавшееся наружу. Это что-то просачивалось между камнями вековых зданий и стекало по водостокам старинных улиц. Оно струилось под ногами горожан, таилось в подвалах их домов. Только мертвые могли не почувствовать этого. Сама пыль города была живой, непрерывно воскресающей материей, как радиоактивное вещество, думал Том. Она приставала к подошвам сандалий, забивалась под ногти, втиралась в поры кожи, сушила горло и вызывала жажду.
Да, все это происходило здесь, но все то, что творилось у тебя перед глазами, не делало тебя лучше и не могло вернуть Кейти к жизни.
На этот раз он прошел в Старый город другим путем. Под его стенами расхаживали юноши и девушки в оливковой военной форме с перекинутыми через плечо автоматами. Такая масса военизированных, красивых, сильных, уверенных в себе девушек, хорошо вооруженных и недоступных, не могла оставить человека равнодушным. Это зрелище милитаризованной эмансипации одновременно устрашало его и как-то странно будоражило. Огнестрельное оружие в руках девушек усиливало их притягательность.
Сразу за Новыми воротами начинался христианский квартал. Том нашел в холле гостиницы еще одну карту и купил путеводитель. У храма Гроба Господня опять стояла очередь, да в придачу прибыла большая группа людей в инвалидных колясках.
Усевшись на каменных ступенях, он стал изучать путеводитель. Не прошло и десяти секунд, как появились два араба, желавшие стать его гидами.
— Убирайтесь! — крикнул он на них.
Да что такое с этим городом? Минуты нельзя пронести спокойно. Стоило остановиться, и к тебе тут же начинали приставать. Неподвижность была выражением слабости. Непрерывно перемещайся, или тебя засекут. Чтобы выжить, приходилось, подобно маленькой рыбке, постоянно увертываться от хищников, нападающих со всех сторон.
Он опять уткнулся в путеводитель и вычитал, что существуют сомнения относительно подлинного местонахождения Гроба Господня. В качестве альтернативного места распятия Христа и его воскресения указывался район к северу от Дамасских ворот. Вот уж чего он никак не ожидал, так это того, что храм Гроба Господня стоит не на своем месте. Он стал искать имена авторов путеводителя, предполагая, что это или евреи, или мусульмане, пытающиеся переписать историю христианства.
Место, где возведен храм, всегда находилось в пределах городской черты, гласил путеводитель, в то время как традиция требовала, чтобы распятие совершалось за стенами города. Он посмотрел на инвалидные коляски, которые выстроились в ряд, словно на старте скоростного заезда, и понадеялся в душе, что они собрались здесь все-таки не напрасно. Данное место, продолжала книжка, было выбрано Еленой, матерью византийского императора Константина, через три с половиной века после распятия Христа. Во время паломничества в Иерусалим она была разочарована тем, что великие святыни находятся в запустении, и построила этот храм.
Том захлопнул книжку и вошел в храм. Служители, как и накануне, подгоняли людей, стоявших в очереди к святыне, а затем выпроваживали их на улицу. С задней стороны паук-священник все так же бойко торговал пластмассовыми крестиками. Том вышел из храма.
Он хотел было посетить главную мечеть аль-Масджид аль-Акса, известную под названием Купол Скалы, но прочитал в путеводителе, что золото с купола было снято и переплавлено для уплаты долгов калифа, а купол покрыли латунным сплавом. От мечети он через мусульманский квартал снова направился к Дамасским воротам, пробираясь по узкому проходу между торговыми лотками, предлагавшими циновки из тростника, специи и экзотические фрукты. Как только он останавливался, чтобы рассмотреть что-нибудь, торговцы облепляли его со всех сторон. Спасаясь от них, он нырнул в тень под арку и оказался в тихом переулке. Переулок был ему знаком.
Именно здесь он встретился со старой арабской женщиной. В горле у него пересохло. В нескольких ярдах от него был тупик с аркой и той самой каменной стеной, на которой старуха царапала свои буквы. Том робко двинулся в сторону стены — ему было любопытно, что хотела сообщить та женщина.
Вокруг никого не было. С улицы едва слышно доносились голоса торговцев. Подойдя ближе к стене, он сразу ощутил запомнившийся ему пряный запах специй. Но никаких букв он не увидел. Это была гладкая бетонная стена, возведенная не раньше двадцати-тридцати лет назад. Не обнаружилось ни одного кирпича или камня, позаимствованного у древних времен. И неизвестно было, что женщина писала на стене, — следов не осталось.
Но он же ясно видел, как стена крошилась под ее пальцем, царапавшим на ней буквы!
У стены валялась карта, которую он в спешке уронил накануне. Он поднял ее. Карта была сложена точно так же, как он это сделал, выбирая дорогу к гостинице, но теперь поверх гостиницы красовалось овальное черное пятно.
Том поднес карту ближе к солнечному свету и увидел, что это отпечаток пальца — обыкновенное жирное пятно, как ему показалось.
Тихий голос проворковал что-то рядом с ним. Подняв голову, он увидел в переулке араба в национальном головном уборе, внимательно наблюдавшего за ним. Араб поцокал языком и опять что-то сказал. Это был пожилой дородный человек, и взгляд его был живым и многозначительным. Том стрелой вылетел из тупика и проскочил мимо араба в сторону уличной арки. Оторопев от его неожиданной прыти, араб крикнул ему вслед что-то непонятное.
Лишь оказавшись за Дамасскими воротами, Том остановился, чтобы рассмотреть карту как следует. Теперь, при ярком солнечном свете, он с изумлением убедился, что это было не простое пятно, оставленное грязным пальцем. Отпечаток пальца был виден ясно, но создавалось впечатление, что он выжжен на бумаге раскаленной рукой.
